Лиши народ истории и делай с ним, что хочешь

Максим Шевченко

А.Нарышкин― С особым мнением в эфире телеканала RTVi и «Эха Москвы» сегодня — Максим Шевченко. Меня зовут Алексей Нарышкин. Здравствуйте, уважаемые телезрители и слушатели, здравствуйте, Максим!

Много сегодня новостей интересных. Я хочу начать, может быть, необычно – процитировать… есть такое издание «Медуза» — вот они пишут про сегодняшнее событие, одно из них: «В доме кинематографистов проходило награждение участников ежегодного конкурса работ старшеклассников «Человек в истории. Россия — ХХ век», — знаете такой, слышали до сегодняшнего дня?

М.Шевченко― Слышал, да

А.Нарышкин― «…Конкурс организован обществом «Мемориал» вместе с Российским государственным гуманитарным университетом и несколькими немецкими фондами. В рамках конкурса исторических работ на самые разные темы школьники исследовали архивы, опрашивали очевидцев, изучали старые газеты, разговаривали с родственниками и жителями родного района.

Когда школьники и члены жюри начали заходить в здание, несколько активистов бросили в них яйца. К писателю и председателю жюри Людмиле Улицкой подбежали сзади и брызнули в голову зеленкой из шприца. «Вы зачем детей закидали яйцами?» — спросил корреспондент «Медузы» у активистов. «Мы бесов изгоняем из этих еврейских детей, — объяснил «Медузе» человек с гармонью. — Этих детей обработали, они ненормальные, их нужно лечить». «Позор фашистским тварям!» — крикнул стоящий рядом мужчина». Сама Улицкая сказала корреспонденту: «Слава богу, не серной кислотой брызнули».

Вот вводная часть. Что это такое? Почему, если раньше нападали, может быть, на политиков – мы знаем, что в Касьянова последнее время что-то часто кидают, в Навального даже сегодня какой-то жидкостью…

М.Шевченко― В Игоря Каляпина, члена Совета по правам человека в Грозном. Толпа в масках порядка 20 молодчиков масках залили зеленкой и закидали яйцами…

А.Нарышкин― Но, согласитесь, правозащита гораздо ближе к политике, чем Улицкая и школьники. Что это такое?

М.Шевченко― Во-первых, притом, что вы рассказали, первое чувство, которое вызывает, это омерзение до тошноты. Во-вторых, это становится уже так постыло, уныло, однообразно и так омерзительно – эти нападения молодых людей на людей, которые в принципе не могут в силу возраста дать им адекватной сдачи; нападение толпой, нападение в ситуации, которая подразумевает более культурное, респектабельное поведение. Они же не назначают стрелку один на один: «Давайте встретимся под мостом. Вы своих приведете – мы своих. И мы там посмотрим, кто кого». Я думаю, что нашлись бы желающие этим молодчикам, которые поливали зеленкой под этим мостом, разъяснить про все: и про еврейских детей и про роль человека в истории, и про правду в истории и про все остальное. Если они делают ставку на силу, почему в ответ в отношении них нельзя сделать ставку на такую же регламентированную силу по понятиям, по договоренности?

Но на самом деле, я могу сказать, что это признание, в том числе, и того, что этот конкурс крайне важен. И то, что делает «Мемориал», это крайне важно. Тема, которую они сформулировали на конкурс, на мой взгляд, самая важная для России: «Человек в 20-м веке» — тема в России не отрефлексированная, не проговоренная, не продуманная. Она проговорена с какой-то болью и кровью, с одной стороны, Солженицыным, с другой стороны, Прохановым, — ну я беру крайности такие, – и Мандельштамом, и Пастернаком, и коммунистами, если угодно; левая идея, правая идея, власовское движение, сталинское движение. Слишком много страстей было отдано 20-му веку людьми, слишком живой этот был век для всех, кто жил в России, говорил на русском языке. Это неважно – русские, евреи они были, латыши, чеченцы, татары. Слишком много положено было на алтарь этого 20-го века всего.

И теперь запрещать нам говорить о 20-м веке, думать о 20-м веке, писать о 20-м веке, работать с архивами 20-го века – это то же самое, что просто взять и кастрировать молодое поколение. Эти люди, которые напали на «Мемориал» — я даже не знаю содержание этих работ, я просто слышу темы, которые вы назвали – эти люди и есть самые настоящие русофобы.

Сегодня запрет на русском языке говорить о 20-м веке свободно, говорить о 20-м веке ошибаясь, как это положено в литературе, культуре, истории – это самый антироссийский акт, который только возможен. Поэтому я лично с такой неприязнью отнесся к этим законам, которые наштамповала Государственная дума об уголовном наказании за неправильную интерпретацию историю великой Победы и так далее… Наложение намордника на нас на всех… не по актуальным политическим вещам, заметьте – тут, кстати, полная свобода практически, относительная свобода. Но в целом никто не запрещает критиковать власть, никто не останавливает «Гражданин поэт», «Гражданин хороший», где открыто Дмитрий Быков и Михаил Ефремов смешно, сатирически в рамках площадной культуры смеются, порой издеваются сатирически над власть имущими, и конкретно называя имена: где-то Путина, где-то Медведева, где-то еще кого-то. Вся страна видела эти ролики в конце концов.

В данном случае идет атака на очень важное для нас для всех – то, что позволяет нам еще оставаться нам свободными.

А.Нарышкин― Почему прошлое для тех, кто запрещает говорить об истории, важнее, чем нынешнее, то есть текущие события политики?

М.Шевченко― Потому что относительно прошлого мы определяем наше будущее. История – есть политика будущего обращенная в прошлое. В истории мы всегда ищем обоснование для наших действий в настоящем и будущем. Если они хотят создать такой неосталинизм без социальных гарантий… Знаете, сталинизм был плох, но почему сталинизм в целом был принят огромными массами людей? Я сейчас начинаю рефлексировать о 20-м веке, причем, заметьте, я не говорю, правые или левые, красные или левые правы в 20-м веке. Я считаю, что мы просто понятия не имеем, как оно там было на самом деле. Мы какими-то лоскутными обрывками говорим о 20-м веке. Мы про Шумер и Акат знаем больше, чем про русский 20-й век сегодня.

Здесь у нас запрещено говорить про это. Здесь про то запрещено говорить. Здесь, чего-нибудь скажешь – оскорбишь этих. Вообще, 20-й век такая, закрытая тема.

Так вот, у сталинизма были социальные гарантии. У сталинизма при всем при том был бесплатный детский сад, бесплатная школа, бесплатное образование. Парень из глубинки или из какого-нибудь горного аула мог бесплатно поступить в Московский университет, и мы знаем массу примеров, в том числе, среди наших близких. Я знаю массу людей из дворянских фамилий, которые не были арестованы, которые были включены в советскую элиту, в истеблишмент. Это было сложное время, прямо скажем.

Сегодня они хотят неосталинизм формальный, то есть марш сапог и лязг танковых гусениц…

А.Нарышкин― Без всех социальных гарантий.

М.Шевченко― Вообще без левой идеи, без социальных гарантий, такое неолиберальный капиталистический неосталинизм, а по сути, это фашизм называется. Хотя даже и в фашизме были социальные гарантии. Это называется либерал-фашизм.

А.Нарышкин― Это сейчас у нас либерал-фашизм?

М.Шевченко― Конечно. Выстраивается либерал-фашистская парадигма…

А.Нарышкин― Кто выстраивает – Путин?

М.Шевченко― И власть и оппозиция одновременно, потому что и власть и оппозиция –либералы. И власть и оппозиция – либералы, потому что и власть и оппозиция хочет сильных авторитарных… Ну одни хотят сильно авторитарной власти – условно говоря, власть, но, по сути-то, сильная власть нужна для прикрытия монетаристских либеральных экономических действий без каких-либо социальных гарантий. При этой сильной авторитарной власти, на самом деле, пенсионная система – ультралиберальная, банковская система – ультралиберальная, образовательная система – ультралиберальная, медицинская система – ультралиберальная. А либералы, пока они в оппозиции, говорят о том же самом, в смысле экономики – абсолютно. Только хотят сами встать на место власть имущих. Я не исключаю, что, если они встанут в эту власть, они будут такими же авторитарными бюрократами, как и те, кто там сейчас находится.

Вот поэтому, собственно говоря, именно и страшно им говорить открыто о 20-м веке: о левом проекте, о том, что противостояло этому левому: о русском правом проекте – власовском движении запрещают говорить; о Сталине… Сталина пытаются представить сумасшедшим параноиком, а не понимать и обсуждать, кто он был на самом деле. Помните, запрещали учебник? Был целый скандал. Коля Сванидзе, которого я очень уважаю как человека, люблю, но за это я не могу его ни понять, ни поддержать – это, когда он поднял компанию по запрету учебника Вдовина, Парсенкова, которые просто пытались переосмыслить сталинскую эпоху…

А.Нарышкин― Давайте сейчас прервемся…

М.Шевченко― …в категориях современной истории.

А.Нарышкин― Продолжим эту тему. А сейчас слушаем рекламу и через три минуты вернется программа «Особое мнение». Сегодня мой и ваш гость – журналист Максим Шевченко.

А.Нарышкин― Продолжаем наш эфир. Максим Шевченко, журналист сегодня гость студии «Эхо Москвы» и телеканала RTVi. Мы с вами далеко ушли…

М.Шевченко― Про историю мы говорили, да. Так что вот, почему так страшна история? Потому что любой конкретно разговор про историю, он поднимет и разговор о русском опыте – русском – я говорю, не только опыт русского народа, а всех народов, потому что на русском языке было сформулировано – русский опыт социальной политики, русский опыт поиска справедливости, русский опыт ошибок на пути поиска справедливости, опыт революций.

Приближается 100-летие революции, понимаете? Конечно, начнется сейчас эта вакханалия – всякие комические карикатуры про Ленина, рассказ про то, какой Сталин параноик – вся вот эта хрень, которую наплодил этот Радзинский своими шизоидными книгами, где он рассказывает такие фантастические истории про Гори, что просто диву даешься. Грузины просто падают, хохочут…

А.Нарышкин― Ну неужели про Сталина надо, наоборот, больше какой-то литературы, где из него будут делать героя?

М.Шевченко― Не героя, почему? Вы из Цезаря делаете героя? Вот Моммзен, он описал историю Рима – Теодор Моммзен – он что героизировал? Он просто написал историческое исследование по истории Рима. Мы же не говорим про знаменитую «Жизнь двенадцати цезарей», которая является политическим памфлетом. Мы говорим про Моммзена, про немецкого историка или про Розена, который писал историю про Александра Великого допустим.

Но когда у нас будет написана про 20-й век история? И как она может быть написана, когда большая часть архивов ЦК, большая часть архивов НКВД, большая часть архивов разных министерств по-прежнему закрыто? Когда у вас даже архив по Катыни закрыт. Вы не знаете, что в этих ящиках, которые следственный комитет при прокуратуре исследовал, когда мы тут на колени хотели встать перед поляками.

Почему закрыли катынский архив, если там все доказано, все понятно – то чего его закрывать, чего засекречивать? То есть есть только две версии. Мы исключаем версию, что там какие-то жуткие преступления сталинизма, потому что как раз очень хочется эти преступления раскрыть всем. Их закрыли просто потому, что там нет доказательной базы для жутких преступлений. И, собственно говоря, вся эта шумиха про десятки тысяч убитых поляков, она окончится тем, что — да, там будут убиты тысячи, допустим, но не десятки тысяч. То есть, на самом деле, властьимущие сегодня везде – правые, левые, фиолетовые, зеленые, белые – им не нужна никакая правда про историю; им нужны мифы – мифы про геноциды, мифы про этноциды, мифы про победы, мифы про поражения, мифы про революции, мифы про империи. Они хотят, чтобы мы жили в таких снах, в таких мирах путешествовали, который нам политтехнологи выдумывают.

А история – реальная наука, тем более, в которую детей вовлекают – это то, что противостоит этой идеологии и мифотворчеству, и политтехнологиям. А реальная история делает человека свободным. А им совершенно не нужны свободные люди, им надо, чтобы мы были просто реагирующие на вбрасываемые нам в сознание мифы либеральные или контрлиберальные, левые или правые, фашистские или антифашистские.

А.Нарышкин― Вот смотрите, про геноциды и притеснения на национальной почве. Верховный суд Крыма принял решение запретить меджлис крымско-татарского народа. Мне среди того, что сказала прокурора Наталья Поклонская, запомнилась такая фраза… С ее стороны было много обвинений в адрес меджлиса, что там некое сотрудничество с боевиками. Но она сказала, что этот меджлис, он вообще никак не защищает интересы крымско-татарского народа. Вы можете прояснить? Вот эта организация, теперь уже запрещенная в России, она как-то связана с интересами этого меньшинства, которое находится на полуострове?

М.Шевченко― Гораздо больше, чем прокурор Поклонская, она связана с интересами крымско-татарского народ – это, безусловно. Если у нас интересы народов будут только прокуроры и следователи выражать в полной мере, то это даже не сталинское время будет – это будет нечто еще более глубокое и более архаичное. Собственно, Бастрыкин в своей статье и написал, что нужно руководствоваться защитой народности. А так как он главный следователь у нас в стране и хоть между Следственным комитетом и прокуратурой есть какие-то терки, как мы это называем, но в главном они, очевидно солидарны: что полезно народу, а что не полезно, будут определять у нас следователи и прокуроры. А почему нет? Мы же им позволили определять пользу книг. Ведь у нас же книги проходят через иски прокуратуры. Это же сидит какой-то прокурор серенький, никому неизвестный, и говорит: «Эта книга запретная, эта – неправильная, это – экстремистская, это – не экстремистская. Какие-то прикормленные эксперты пишут экспертизы.

А.Нарышкин― Может быть, мы, сидя в Москве, немножко преувеличиваем и, запрещая меджлис там, в Крыму? Власти, правоохранительные органы, они вовсе не стремятся как-то ущемить в правах…

М.Шевченко― Про меджлис я могу сказать следующее: меджлис – это всего-навсего политическая партия, с одной стороны. Просто меджлис очень сильно завязан на имена Мустафы Джемилева, Рефата Чубарова и Ленура Ислямова, который был вице-премьером Крыма, напомню, уже в российском Крыму, хозяином АТР, а потом крымские власти выдавили его из политической системы, и теперь он у нас в камуфляже с бородой позирует на Перекопе около взорванных…

А.Нарышкин― Мстит.

М.Шевченко― Он не мстит. На мой взгляд, он специально… Они провоцируют репрессии против крымско-татарских активистов – они в этом заинтересованы, потому что, чем жестче их действия в отношении властей Крыма, тем больше давление на крымско-татарских политических общественных активистов, тем больше эти активисты пытаются переехать в Украину, поэтому АТР сегодня работает в Киеве, а не в Симферополе, поэтому многие крымско-татарские активисты живут сегодня в Киеве, а не Симферополе и Москве…

А.Нарышкин― Мне просто кажется каналу АТР сейчас при российской власти было бы сложно там работать. Даже получить лицензию…

М.Шевченко― Ну не сложнее, чем «Дождю». «Дождь» и «Эхом Москвы» могут работать в Москве. А что у нас демократические права в Симферополе, в том числе, в том числе, на свободу слова меньше, чем в Москве? Почему оппозиционные СМИ, хоть и убивают журналистов, могут делать в Дагестане, оппозиционные СМИ могут быть в Москве, оппозиционные СМИ могут быть в Санкт-Петербурге? Да, не во всех регионах, естественно, России у нас, как мы понимаем, могут быть оппозиционные СМИ. В некоторых регионах пикнуть нельзя.

А.Нарышкин― То есть вы предлагаете Ленуру Ислямову попробовать получить лицензию и вещать все-таки в Крыму.

М.Шевченко― Я ничего не предлагаю после того, как Ленур Ислямов позировал около этих взорванных стоек ЛЭП в камуфляже, я считаю, разговора с ним уже быть не может. Потому что эти люди сознательно подставляют крымских татар под репрессии. Но меджлис – это не только Джемилев, Чубаров и Ислямов; меджлис – это еще и огромное количество людей, которые вполне хотят договориться с Россией, которые вполне хотят вписаться в российское пространство.

А.Нарышкин― Но это же, согласитесь, непонятная структура. Она не партия…

М.Шевченко― Долгие годы она была понятной структурой. Да, она не партия….

А.Нарышкин― А украинское законодательство…

М.Шевченко― А при чем здесь законодательство? Вы народ спросите. У нас, вообще, люди имеют хоть какое-то значение? Или у нас только прокуроры и следователи имеют.

А.Нарышкин― Почему у нас на всей территории России есть партии, есть общественные организации, а в Крыму будет какая-то особая ситуация, где будет некий меджлис с непонятным статусом?

М.Шевченко― Ну, потому что и крымско-татарский народ…

А.Нарышкин― Пусть крымские татары зарегистрируют партию…

М.Шевченко― …Крымско-татарский народ имеет определенный статус, потому что это народ, переживший лишения родины, это народ, до сих пор не восстановлен в своих правах; это народ до сих пор ходящий по Алуште, по Феодосии, по Симферополю, по Керчи и видящий, как в его домах живут потомки энкавэдэшников, политработников, которые заселились в 44-м году… Совсем не фронтовики вселялись, как вы понимаете, в дома крымских татар. Это народ, который принял решение не требовать возвращения себе своих домов, в которых столетия жили их предки, чтобы не обострять ситуацию…

А.Нарышкин― У нас меньше минуты до перерыва. В итоге, крымских татар этими решениями – их мочат сейчас?

М.Шевченко― Да, их, конечно, силовыми решениями просто запугивают.

А.Нарышкин― Зачем?

М.Шевченко― Чтобы они не высовывали нос. Чтобы давать возможность репрессировать общественно значимых людей, которые говорят о коррупции в Крымском правительстве; которые критикуют Руслана Бальбека, который представляет народ в правительстве Крыма; которые говорят о том, что никакие права народа – ни право на язык, ни право на образование, ни право на автономию, ни право на возвращение земли – не реализуются. Да, я считаю, что это именно дает просто повод, чтобы никто не смел пикнуть, и не смел правду сказать.

А.Нарышкин― То есть крымские татары – слишком гордые, слишком свободолюбивые – их надо чуть-чуть прижать.

М.Шевченко― Крымские татары – люди, которые очень хотят договориться с властью, например, так, как с Россией сейчас. Но, я считаю, что коррупционная прослойка, которая мешает подлинному восстановлению в правах всех крымчан и интегрированию Крыма в Россию – эта коррупционная прослойка специально делает из крымских татар враждебный такой элемент, чтобы иметь возможность прессовать любого, кто критикует коррумпированные элементы в политической системе, чтобы этой критике коррупции придавать политику окраску.

А.Нарышкин― Журналист Максим Шевченко в программе «Особое мнение». Скоро продолжим наш эфир.

А.Нарышкин― Продолжается эфир «Эха Москвы» и телеканала RTVi. Журналист Максим Шевченко сегодня мой и ваш гость. Хотелось бы, знаете что – если вы не против, оставим меджлис и крымских татар… Хотя нет, не оставим. Знаете, был у меня недавно в эфире Александр Невзоров публицист, и он такую вещь сказать, если я его правильно понял: если давить на крымских татар усиленно и долго, то может получиться хуже, чем в свое время в Чечне. Вам как такая версия?

М.Шевченко― Это бредовая версия совершенно, и она говорит просто о незнании Александром Глебовичем крымско-татарского народа. В Чечне это случилось не потому, что давили, а потому что Ельцин развязал войну с Березовским, который тогда был патроном Александра Глебовича Невзорова в 94-м году и покровителем, чтобы коммунисты к власти не пришли в 96-м году. Понятно же, зачем была чеченская война 94-го года. Если бы этой войны не было, то Джохар Дудаев сидел бы сейчас в Москве, может быть, был сенатором или, может быть, пожизненно был главой Чеченской республики, понимаете, как Тулеев или там… другие люди у нас есть.

Поэтому это абсурдная идея. Крымско-татарский народ совершенно не собирается никаких противороссийских мероприятий проводить. Наоборот, крымским татарам пообещал Путин совершенно ясно три вещи. Он им пообещал решение вопроса земельного, решение вопроса образовательного и участия в муниципальных органов. Вот ни один из этих вопросов не решается, он саботируется властью местной, на местах. Я просто считаю, что решения президента не выполняются.

И более того, я скажу, что это прокурорское давление – повторю свою мысль – и политизация отношений с крымскими татарами нужна только для того, чтобы любая критика местных властей за невыполнение указов президента всегда могла быть подана в Москву как некое политическое антироссийское действие. То есть вот люди спрашивают, допустим: «Вы обещали генераторы. А где генераторы, чего вы не поставили?» Скажут: «Это Джемилев им приказал так сказать про генераторы». Или, допустим, люди говорят: «А чего вы нам школы не сделали, не провели дорогу к школам? Вы землю обещали дать…». – «Это им Чубаров сказал, сказать так про землю, про школы. Это все враги». Или, допустим: «Мы хотим образования, но нет у нас адекватного…». Это кто? – «Это Ленур Ислямов им на уши шепчет, а за ним ЦРУ и Эрдоган». Поэтому у нас так вот все и происходит.

Я считаю, да, наверное, меджлис – политическая партия, которая себя изжила в политическом смысле. Она партия из другой реальности. Но просто давление на татар имеет не политическое значение, имеет защитное значение. Сегодня они собираются в Крыму, видите ли, приватизировать все санатории. Люди, которые были должны «ПриватБанку» сотни миллионов гривен, а потом возглавили «русскую весну», и долг «ПриватБанку» как бы обнулился, и люди, которые вырубали Никитский ботанический сад… Все же знают, как вся эта «Партия регионов» и все эти бизнесмены, которые в Украине грабили, Крым разоряли, перешли, условно говоря, в российскую власть автоматически, многие из них и остались еще на более сильных ролях, и еще получили больше доступа к деньгам. А крымские татары – как при Украине их права не решались, так и сейчас не решаются по большому счету.

Дело не в крымско-татарском народе. Просто, если мы даже такую проблему решить не можем в Россию, проблему народа, который явно выделяется тем, что его оскорбили в истории, нарушили его права, тем, что его права не решала криминальная украинская политическая ситуация… Как она может решить, когда, я еще раз говорю, те же самые люди, которые при Украине были за редким исключением – да, Куницын в Киеве, еще кое-кто там в Киеве – но остальные-то все в Крыму, кто и тогда это не делал и сейчас это не делает. Они те же самые, там практически ничего не поменялось.

Поэтому я считаю, что все это политическое давление – прикрытие криминала, воровства и беспредела и чтобы не было критики. Почему, например, «Новая газета» публикует коррупционные расследования – ну, понятно, им ЦРУ заказало. «Эхо Москвы» рассказывает про беспредел какой-нибудь чиновников в отношении цыган, допустим, в Тульской области – ну понятно, это же ясно, кто заказал. Кто в отношении цыган заказал? Наркомафия проплатила, естественно, «Эху Москвы» – кто же еще? А иначе, зачем цыган защищать – то, что в Туле происходит вообще? Поэтому вот и всё…

А.Нарышкин― Крымских татар не защищает Путин… Ну, хорошо, мне кажется, он просто про них забыл. Местные власти на них…

М.Шевченко― Слушайте, президент на своем уровне сказал: «Всё, мы вам даем то, о чем вы просите…».

А.Нарышкин― Два года назад было.

М.Шевченко― У них три момента, у крымских татар: земля, язык и места в тех муниципальных образованиях, где проживает народ. Все три момента не решены до сих пор.

А.Нарышкин― Может быть, тогда новый омбудсмен может как-то выручить крымских татар, госпожа Москалькова?

М.Шевченко― То есть омбудсмен должен пахать за президента, за премьер-министра, за главу Крыма, за министра по развитию Крыма – за всех за всех? Это не задача омбудсмена…

А.Нарышкин― То есть институт уполномоченного в России – это вообще, по-вашему, дрянь, как я понимаю?

М.Шевченко― Задача уполномоченного – исследовать вопрос и делать, условно говоря, публичный доклад, открытый…

А.Нарышкин― Очень хорошо. Москалькова, назначенная недавно, она съездит в Крым, увидит, как там непросто живется крымским татарам, приедет сюда – и на прием к Путину.

М.Шевченко― Судя по тому, что я знаю про нее, она сама по себе человек достойный, порядочный, она еще из советского МВД вышла, когда хоть немного соблюдались законы. Ее диссертации были посвящены разного рода смягчения в ходе следствия. Тоже, конечно, не фонтан…

А.Нарышкин― На новой работе ей это поможет?

М.Шевченко― Просто, на мой взгляд, дело не в том, что она… Она человек-то сама… я на ток-шоу встречался – человек приятный, порядочный, образованный, доктор, причем реальный, знаете, советский еще ученый, юрист с не купленными как бы дипломами, не купленными степенями. Просто, мне кажется, если ты выходишь на такую позицию, как омбудсмен, то надо подать в отставку в МВД. А то как-то странно, понимаете, совмещать МВД с позицией защиты прав человека. Я не говорю при этом, что МВД плохое, естественно. Просто есть разные юридические позиции: есть следователь, а есть адвокат; есть прокурор, а есть человек… Вот она работала в комиссии по помилованию в МВД много лет, и ее диссертация посвящена смягчению всяких жестокостей в ходе следствия, как облегчить вину подследственного, а не упаковать его еще жестче, еще страшнее, как это у нас делается в современном мире.

Если Татьяна Москалькова займется, собственно говоря, именно тем беспределом, который творится в МВД или в Следственном комитете в ходе следствия, когда люди просто не получают никаких уже оправдательных приговоров. Если ты попал под следствие, ты обязательно должен выйти, как говорится, с каким-то тяжелым приговором на суд. А если ты еще борешься за свои права, как Расул Кудаев боролся в Нальчике, абсолютно невиновный – ты еще пожизненное получишь. И никто не заступится – никто, за некоторых людей. Вот за мусульман никто не заступится в России и за кавказцев. «Мемориал», который тут у нас зеленкой, яйцами закидывают, единственный, кто, между прочим, оплачивал адвокатов на этих процессах на всех – единственный. За что им огромное спасибо от Господа Бога будет, потому что за помощь людям в такой ситуации – это мы знаем из русской культуры, из Достоевского, из «Братьев Карамазовых» — человеку многое прощается. Русские люди, когда даже преступники, каторжники шли – им в ноги кланялись и им кидали хлеб и так далее. А теперь у нас принято в человека, идущего в тюрьму, плевать и еще подгонять туда его пинками.

Вот если Москалькова как-то реально, в ходе своей профессии в силу того, что она умеет, озаботится гуманизацией, «эрой милосердия», как у братьев Вайнер, в следственных мероприятиях – если она даст бой этому беспределу жестокости, которая царит в следственных структурах и в структурах МВД – ну что ж, Россия ее будет помнить долго и очень благодарно. Я не думаю, что она специалист во всех сферах. Я думаю, она не очень хорошо разбирается, наверное, в национальной политике, религиозной.

Но, в частности в Совете по правам человека есть люди, которые с удовольствием помогут, подскажут. Нам только странно, что она с нами не встретилась до назначения. Мне, вообще, странна эта процедура, когда при президенте существует совет, в который входят самые разные люди – от Людмилы Михайловны Алексеевой до Игоря Борисова, политически противоположных взглядов – кандидаты на роль омбудсмена с Советом не встречаются.

А.Нарышкин― У вас еще будет время, я уверен.

М.Шевченко― Но это уже теперь другая ситуация, извините. Может быть, мы что-то посоветовали…

А.Нарышкин― Срочное сообщение ТАСС: Надежде Савченко передан текст декларации для решения вопроса о ее передаче на Украину. Но еще вчера ее сестра, у которой, кстати, возникли проблемы с выездом из России, но из России она все-таки уехала на Украину, говорила, что Надежда начинает заполнять некие документы, и скоро состоится обмен.

А правильно ли, что Россия, так вложившись, хотя бы в пропагандистском смысле в этот процесс, сейчас так быстро ее, наверное, обменяет…

М.Шевченко― Ну Яценюк же ушел в отставку, поэтому надо как-то поддержать Юлию Тимошенко, которая всегда была добрым и верным другом «Газпрома» и нефтегазовому российскому лобби…

А.Нарышкин― Вы вспомнили Тимошенко. Где она сейчас?

М.Шевченко― Савченко же входит в блок Тимошенко, вы же знаете…

А.Нарышкин― Да, я знаю.

М.Шевченко― Она депутат Рады во фракции Тимошенко. А Тимошенко, несмотря на ее жесткую, антидонецкую и антироссийскую риторику в ходе войны, всегда была верным…

Максим Шевченко
Максим Леонардович Шевченко (род. 1966) ‑ российский журналист, ведущий «Первого канала». В 2008 и 2010 годах — член Общественной палаты Российской Федерации. Член президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...