Когда наступит час Х
Александр Агеев,
генеральный директор Института экономических стратегий РАН
Здесь говорилось, что конкурентоспособность нашей нации по реализации человеческого потенциала ничтожна, а мы – самые главные жертвоприносители. Абсолютно верный диагноз.
Но мне всегда в этой ситуации вспоминается один поэт, в 1930 году написавший такие слова: «И чернее быть не может, и мертвее не бывать, и никто нам не поможет, и не надо помогать». После этого Россия провела коллективизацию, индустриализацию, победила в войне, достигла военно-стратегического паритета, запустила человека в космос, массу других вещей сделала и до сих пор живет на тех достижениях. Значит, есть что-то такое, что можно и нужно раскрыть.
Я не согласен с утверждением, что у нас плохая аналитика. Без нормальной аналитики мы не смогли бы ничего достичь. Но очевидно, сработали некоторые причины, которые наш интеллектуальный потенциал просто фактически табуировали. Какие?
Первая – это, безусловно, табу на идеологию. В этом плане мы давно закисли, несмотря на предостережения наших классиков и идеологов.
Вторая – табу на борьбу с частными, эгоистическими, корпоративными, монопольными интересами. Я напомню, что когда-то было принято решение о запрете разного рода следственных действий и оперативной деятельности в отношении высших чиновников партии и государства и это потом породило коррупцию.
Третья – монопольная структура нашего общества. По сути то, что мы имели под названием «перестройка», был перевод господства определенных монопольных групп в совершенно новое состояние. И то, что сейчас у нас около 700 человек имеют состояние более чем по 100 миллионов, – результат того процесса.
Тем временем в мире за те годы, пока в России расхлебывали и осознавали случившееся, изменилось несколько вещей. Во-первых, произошел информационный бум. Как на него среагировали наше общество, государство? Мы просто его перестали замечать. Информации так много, что не увидели главного. Появились новые технологические платформы, ведущие страны Запада перешли или переходят на новый технологический уклад. А мы, не поспевая за ритмом времени, преимущественно стали заниматься импортом. В том числе поставкой в страну информационных систем, не особо задумываясь о так называемых закладках, которые могут сработать в час Х.
Сложность мира увеличилась, как и угрозы. Мы ведем мониторинг в ежемесячном формате по 50 видам рисков в сфере экономики, технологии, геополитики, социалки, экологии и видим: нет практически ни одного риска, который был бы стабильным. Все растут и по возможным вредным последствиям, и по вероятностям. Но осознаем ли мы эти опасности? Если проанализировать контент хотя бы речей тех лиц, которые за что-то отвечают, то увидим: у нас идет сужение поля восприятия этих рисков. Авось, пронесет.
Однако самое печальное – изменились люди. Если сравнить совещания по программе вооружения, которые проводились 25–30 лет назад и сейчас, они принципиально другие. Остались еще ветераны, которые применяют термины, нам понятные. А новое поколение – антропологически другие люди. Это видно и в регионах, и в ведомствах, и в корпорациях, и в государстве в целом. Понятно: есть хорошие чиновники, специалисты, но сдвиг парадигмы, сдвиг генеральной тенденции налицо.
Что на самом деле происходит в области, которую мы сегодня рассматриваем – в аналитической поддержке государственных решений? Очевидно, все знакомы с проектами ГЕН-О1, ГЕН-О2, принятыми в США по созданию специальной платформы поддержки управленческих решений. Они успешно завершены в первой и во второй фазах, сейчас реализуется третья.
Но и у нас в свою очередь в корпорациях появились ситуационные центры, и они работают неплохо. В тех же «Газпроме», РЖД, Росатоме, ФАС. Есть неплохие базы данных и в федеральной службе тарифов, где собирается критически важная информация, которая, правда, потом никем не анализируется и не используется для поддержки решений, в том числе для антимонопольной борьбы.
Зачем нужна аналитика? В свое время мы сделали для одной из структур «Газпрома» на основе латентного синтеза своеобразный анализ. Новое руководство «Газпрома» не понимало, где воруют на региональном уровне. Такую работу не могли провести ни прокуратура, ни ФСБ, ни налоговики, потому что достаточно сложная картина, много людей, потоков. Мы проанализировали всего-навсего три потока информации. Первый – интенсивность, частота и направленность мобильных звонков (корпоративная сеть). Второй – интенсивность электронной переписки без анализа содержания. Третий – имеющиеся регистрации встреч. Вот и все. Но это позволило за три месяца с точностью до ста процентов назвать фамилии тех, кто являлся узлом этой патологии, конкретной коррупции.
Уже на всех уровнях государства созрело понимание, что нам необходимо единое облако информационных потоков и ситуационных центров разных программных комплексов. Это позволит интегрировать информацию, сделать ее базовой для принятия государственных решений. И основой мне видится не только и не столько уровень государственных программ, включая программу вооружения, сколько уровень реальных финансовых потоков.
Работает на позитивные ощущения и общий глобальный процесс открытости. В идеологии открытого правительства есть плюсы, минусы и нюансы. Но дело в том, что мы, вступив в ВТО, имеем массу международных обязательств, в том числе перед разными европейскими инстанциями. Неизбежно будем открываться, и даже закон Магнитского работает на это. И тем сотням людей, которые у нас занимаются практически присвоением создаваемой ренты и налогов, станет неуютно. Неважно, что кое-кто из них успеет уехать.
В любом случае от диагнозов абсолютно правильных нам очень важно не уйти в патологию уныния и отчаяния.
Военно-промышленный курьер 20.02.2013
