Куликов: Доброе утро, Андрей! Спасибо Вам большое, что пришли к нам в программу. У нас есть ярко выраженный философский акцент, который мы стараемся поддерживать и воспроизводить. Много обсуждается политика, экономика, текущие события. Но я думаю, что за этими феноменами есть некие важные и принципиальные проблемы, которые их порождают. И в этом подходе мы с вами не расходимся, но у меня тут же есть вопрос: а что нужно было бы отнести к определяющей события проблематике?
Фурсов: Одна единственная проблематика — это кризис капиталистической системы. Причем терминальной. Вообще, когда начинаешь говорить о кризисе капиталистической системы, у людей гаснут глаза, появляются улыбки, они говорят, что это то, что нам 70 лет при советской власти говорили: советская власть закончилась, а капитализм до сих пор существует. Дело в том, что социальные системы приходят в упадок в течение довольно длительного периода — 150-200 лет. Кроме того, нас последние 25 лет старательно приучали к мысли о том, что с капитализмом как раз все в порядке, а вот коммунизм, рухнувший в 1991 году, рухнул потому, что это была неправильная, ненормальная система, девиантная, отклоняющаяся, а вот с капитализмом как раз все в порядке.
И тем самым нас подводят к двум мыслям точней. Первая мысль, что коммунизм — это неправильно, а вторая, что с капитализмом все хорошо: 100 сортов колбасы и прочего. На самом деле тот факт, что капитализм просуществовал в XX веке в значительной степени объясняется тем, что существовала зона системы антикапитализма в виде Советского Союза. Когда Ленин в работе «Империализм как высшая стадия капитализма» написал, если пересказывать своими словами, что капитализм себя исчерпал, правда, ему возразил Каутский, который сказал, что нет, это еще не совсем канун социалистической революции, возможен еще ультраимпериализм. Но правы были по-своему оба, потому что ультраимпериализм появился на Западе как реакция на возникновение системного антикапитализма — Советского Союза.
В принципе, капиталистическая система начала подходить к своим пределам уже в конце XIX века. И наметились два вектора этого исчерпания. Первый — это природные ресурсы. И не случайно в 1884 году на Берлинской конференции было принято решение о том, что страны, которые сами не могут освоить свои ресурсы, должны открыться миру, а если они не открываются, то их надо открыть насильно. Формально было сказано, что речь идет об Африке. Но по поводу Африки в конце XIX века никто даже не заморачивался. Речь шла о России. Это была проверка нервов молодого Александра III, который на этот шантаж не поддался. И Россию начали ломать по-другому — через золотой рубль.
И вторая линия — это соперничество Германии и Великобритании, когда британцы в конце 80-х годов XIX века поставили задачу одним махом решить русско-германский вопрос путем русско-германской войны, то есть мы убираем Германию, поставим под контроль российские ресурсы, а все это мы делаем в ходе европейской войны.
