— Ваша новая книга об ополченцах литературы «золотого века», но ведь вы сами — современное их продолжение. Что вы хотели донести до читателя «воскрешением» этих событий и героев? Что каждый должен сражаться за страну, невзирая на свой статус и свою позицию?
— История, рассказанная в моей книге, на самом деле не двухсотлетней давности и пушкинской поры, она о современности. Я сам был поражен, насколько все это актуально, когда начал реанимировать все знания о тех временах в своей голове — вдруг выяснилось, что все наши идеологические споры и баталии были уже тогда. Были те же самые игроки, те же самые ссоры, с тем же самым Прилепиным и тем же самым Дмитрием Быковым. Ничего разрешать не надо, стоит только обернуться назад, читать внимательно стихи, письма, публицистику Пушкина, Вяземского, Чаадаева, и все встанет на свои места. Я даже не проводил прямых аналогий с нашим временем, потому что они очевидны. У всех этих писателей были непростые отношения с властью, однако, как только дело касалось защиты отечества, их обиды и амбиции мгновенно отступали на второй план. Если начиналась война, все антиправительственные взгляды и даже гибель товарищей-декабристов – все это забывалось на раз. У Родины проблемы — все, поэт собрался и поехал воевать.
— Вы считаете, что 2017 год, год столетия Октябрьской революции, может стать повторением прошлого? В литературных кругах кипят такие же страсти, что и век назад. На границах — война. Чего ожидать?
— Сегодня никто не понимает коллизий 1917 года. Мы до сих пор верим в то, что «красные» были плохими, а «белые» — за царя и родину, но я не считаю, что это так. Приведу вам литературный пример. Появился Сережа Есенин, его приняли во всех элитах, в салоне Гиппиус и Мережсковского, Иванова. Любовались им, смотрели в лорнет. А он в валенках, нелепой рубахе. И однажды Есенина позвали читать стихи государыне и царевнам. И вести об этом просочились в петербургское элитарное общество. Что там началось! Это было абсолютное презрение. Вся «белая» элита, которая защищала царскую Россию, его возненавидела. И когда случилась февральская революция, которая «снесла» всю Россию, у них был праздник. Тут гораздо сложнее ситуация, перечитайте «Анну Снегину» и «Капитан земли» Есенина.
Если говорить о повторении истории – такого не будет. Хотя интеллигенция, которая ненавидит «царя», у нас присутствует в полной мере, есть правые силы, есть либеральная прослойка, есть «император». Фишки стоят ровно те же самые, только у нас вместо мировой войны в 2014 году случился Майдан в Киеве, и все это видоизменило ситуацию. Нам нужно сделать перезагрузку, включить государство на полные мощности. Невозможно одновременно воевать на Донбассе и смотреть «Голубой огонек». Мы не можем работать на государство, которое нас развращает. Но необходимы мирные перемены.
— Два года назад вы купили квартиру в Донбассе и сейчас практически живете там. Зачем вам, успешному писателю, медийному человеку нужна война?
— Я никогда не наслаждался своей публичностью. Мне бы хотелось жить в деревне, гладить детей по головам и пить парное молоко. Но обстоятельства складываются иначе. Если бы я не сказал о том, что организовал батальон, в СМИ бы до сих пор не было бы шума. Сейчас все уверены, что я занимаюсь самопиаром. Нет. Есть еще такое мнение, что моей персоной заманивают на войну «пушечное мясо». Спешу всех разочаровать – «штатка» у нас полная, вакансий не ожидается. Я не должен здесь находиться, проводить презентации, вести беседы, участвовать в ток-шоу, но у меня там не хватает инвентаря. Сейчас я просто зарабатываю на «броники», нам не хватает 50 штук, и моя задача привезти их. У меня нет никаких военных амбиций, генералом я быть не хочу. Свою военную службу я закончил 20 лет назад. Но это был мой долг, и я доведу дело до конца. И если сменится власть в Киеве, то я достигну своей цели. Донбасс отвоевал свое право на жизнь в России, сейчас вопрос стоит в том, насколько еще расширится Новороссия. Мы не можем иметь такую Украину в соседях. Она непредсказуема.
Жизненный опыт
— Ваша трудоспособность поражает все больше. Вас об этом, наверно, часто спрашивают, но все же: как вы все успеваете?
— Я об этом и не задумывался, пока не начали спрашивать. Я выезжаю на три дня в Москву, один день снимаю четыре программы «Соль», второй день — три программы «Чай с Захаром», а третий день целиком посвящаю съемкам в разных ток-шоу. В итоге выходит 15 программ в течение месяца. Зрители не в курсе, что я 27 дней провел на Донбассе. Я приезжаю — тут софиты, я что-то несу, потом раз — вернулся, переоделся в камуфляж, сел в окоп и думаю: «Что за бред со мной происходит?»
И я достаточно быстро пишу колонки, на это уходит 20-30 минут. Кино снимается тоже очень быстро, съемочные дни под меня подстраивают. Книжку «Взвод» я написал за два месяца. Я просто быстро работаю, всегда в строю в 8 утра. Никогда не рефлексирую, никому не завидую.
— Получается, вы не ждете вдохновения, а просто зарабатываете на таланте?
— Вы правы, я гений и противник всякой мистики (смеется). Если писатели говорят, что им господь бог надиктовывает, а они записывают, то это чаще всего графоманы. Со временем я понял, что слово нам дано не случайно: его произносишь, а потом оно начинает работать. Оно начинает на тебя действовать, побеждать, вести за собой. Я стал ответственнее относиться к своему мастерству, не то что в юности. Когда в 16 лет пишешь стихи, предсказывая себе скоротечную гибель, хочешь, чтобы тебя пожалел мир. Сейчас же осознаешь, что игры со смертью — серьезная штука.
— То есть литературный труд для вас просто работа? Но каким образом можно было создать такую фразу про отца в «Саньке»: «у него остановилась кровь в теле, и он перестал быть». Это ведь невозможно наработать, такая фраза должна «прийти».
— Эта фраза какая-то платоновская. Я не знаю, как это происходит, они просто складываются в голове. Я не придумываю их. Все это невозможно без жизненного опыта, это результат прожитых дней. Мне 42-й год, у меня четверо детей от одной жены, я видел, как люди рождаются, я видел, как погибают мои друзья. В Донецке хожу на похороны постоянно, товарищи гибнут очень часто. Все это насыщает невообразимым количеством разнообразных эмоций. Все эти фразы жизнь сама по себе и диктует. Многие мои сотоварищи по перу считают себя литераторами. Они сидят где-то в пыльном углу и что-то пишут. Литература в их случае воспроизводится исключительно из литературы. Но невозможно представить Льва Толстого без Кавказа, Севастополя, многочисленных детей, без его бегства из Москвы, без Ясной Поляны. Мои сотоварищи в лице Мити Глуховского, которые с ненавистью восприняли «Русскую весну», русского человека-то по сути и не видели. Не знают его речь. Это не про них. Не жили они той жизнью. Нужно жить с народом, чтобы писать для него.
Противники и союзники
— Говоря о народе, невозможно не вспомнить вашу передачу, где гостем стал Никита Михалков. Он чуть ли не единственный из отечественной элиты поддержал «Русскую весну». Но вы — писатель в окопе, он — барин, не покидающий родословное имение. Какие вас с ним связывают отношения?
— Я человек скорее левых взглядов, не люблю бесконечные счеты, которые сводят с советской властью, но Никиту Сергеевича я уважаю за русский дух и его размах. Скрывать не стану, нынешнее Рождество я провел у него в гостях, в деревне. С купанием в проруби, баней и салютом, как на Красной площади. В Михалкове живет маленький Троекуров — неизвестно, что от него ожидать. Но все всегда переходит в доброе русло. Он сам делает первые шаги навстречу. В своей передаче «Бесогон» зачитывал статьи Лимонова, мои статьи. Он ратует за Россию, за народ, этого невозможно не заметить.
— А что у вас случилось с поэтессой Верой Полозковой? С чего это она намеревается «открыть лучшую бутылку шампанского» в случае если вам «отстрелят башку»?
— С Верой Полозковой мы всегда были очень дружны — и в Киеве, и во Львове с ней встречались. Она не только пожелала мне смерти, но и всех моих товарищей обозвала страшными словами. Но ей с этими словами жить. Пройдет 5 лет, а может и 10 лет, и тут она скажет, что «бес попутал – прости», конечно, я прощу. Людям нужно давать право на видоизменения. Как говорил Корней Чуковский «в России нужно жить долго», потом жизнь тебя видоизменяет.
