О приднестровском феномене
Александр Дугин
Известный российский общественный деятель, политолог, философ и социолог Александр Гельевич Дугин специально для Медиацентра «Евразийское Приднестровье» представил геополитический анализ Приднестровской Молдавской Республики, а также дал оценку проекту Министерства иностранных дел ПМР «Евразийский регион «Приднестровье».
С геополитической точки зрения Приднестровье является фрагментом евразийского образования, которым в свое время был СССР, а до этого Российская империя, а еще ранее – монгольская империя и империя Святослава. Были и другие геополитические модели, но всегда существовало одно или несколько евразийских континентальных образований, граничащих с другими системами. В частности, начиная с 17 века уже однозначно стала складываться и по нарастающей развиваться биполярная система, стала воплощаться борьба Суши против Моря. А это базовый закон геополитики. Противостояние англосаксонской Британской империи и Российской империи в 20 веке превратилось в противостояние СССР и стран капиталистического Запада. С геополитической точки зрения это было продолжением того же самого противостояния. Соответственно после 1945 года продолжением этой геополитической модели стало создание Организации варшавского договора в ответ на создание НАТО.
Распад Советского Союза стал ударом по третьему поясу евразийской геополитики. Первый пояс – это ослабление наших позиций в странах дальнего зарубежья, второй – демонтаж Организации варшавского договора, и вот, наконец, в 1991 году дошло до распада Советского Союза как единой стратегической модели путем ее разделения на отдельные республики. Этот процесс носил центробежный характер, возникновение новых государств не просто представлялось как «освобождение», но еще и противопоставлялось России, сопровождалось всплеском национализма.
Естественно, что страны, которые выходили из под влияния Советского Союза автоматически переходили под влияние Запада, это логично с геополитической точки зрения. Геополитика оперирует с понятием «zero-sum game», то есть «игра с нулевым значением». Имеется в виду, что если у кого-то убывает, то у кого-то обязательно прибывает. Все то, что выходило из под влияния евразийства, мгновенно переходило в западный блок. Например, ни одна из стран Восточной Европы не становилась нейтральной, они все становились участниками НАТО. И, естественно, после распада СССР, так или иначе встал вопрос о переходе постоветстких государств под влияние стран Запада. Соответственно, с геополитической точки зрения, борьба за выход из Советского Союза превращался борьбу за вход в Западную цивилизацию. В этот момент Приднестровье оказалось на границе двух геополитических зон.
Молдова как геополитическая единица является продолжением, частью даже не советской, а древнейшей евразийской континентальной конструкции, существовавшей задолго до СССР, но после распада Советского Союза она также была оприходована Западом. С геополитической точки зрения это был выход из континентальной геополитики и переход к морской геополитике, из теллурократии к таласократии. Присоединение к Румынии, а позже – вхождение в ЕС и вхождение в блок НАТО, по сути, были провозглашены Молдовой как цель. И Приднестровье, которое имело несколько отличную от Молдовы историю, особую социальную специфику и представляющую собой более полиэтническую структуру, осознало в тот период, что не является частью Европы, частью атлантического мира, а принадлежит к континентальному евразийскому пространству. Нечто подобное, но на несколько другом основании, ощутили абхазы, южные осетины, которые не увидели себя частью антироссийской Грузии – совершенно нового национального образовании, которое стремилось в НАТО. Точно так же приднестровцы не осознали себя частью такой Молдавии, которая собирается вступать в Румынию, объединяться с ней и становится частью Евросоюза на антироссийских основаниях.
Приднестровье было и остается лояльным континентальной цивилизации образованием. С этим связана геополитика приднестровского конфликта. То есть определенная часть государства – это ведь часть Советского Союза – часть этой общей континентальной геополитической модели воспротивилось изменению своего статуса. Приднестровцам предлагали стать частью совершенно другого государства, основанного на других принципах, других законах, а самое главное – на другой геополитической лояльности.
Сама Россия в тот период переживала драматический период, связанный со сменой идеологий, и она не могла оказать должного влияния на процессы, происходившие здесь. Но дело не в этом, а в цивилизационной геополитической связи: Приднестровье осталось в Евразии, а Молдова в тот период заявила об ускоренном уходе в сторону атлантизма.
То есть сущность приднестровского феномена в том, что это геополитический феномен принадлежности цивилизации Суши и особенного акцентирования этой принадлежности в тот момент, когда распадалось то административное образование, к которому оно формально относилось в рамках советского периода. Тогда это не имело большого значения, поскольку речь шла об одном и том же государстве: не так уж принципиально, какому району и городу причислен тот или иной дом на тот или иной улице. Есть же границы районов, можно их передвинуть, административные границы связаны с какими-то удобствами, сбором налогов, но это не имеет принципиального значения. Когда же эта граница приобрела принципиальное цивилизационное и геополитическое значение, тогда Приднестровье восстало. Приднестровье как государство – это форма той цивилизационной идентичности, которая на самом деле сохранила верность своим корням.
При этом есть несколько факторов, очень важных с точки зрения геополитического анализа феномена Приднестровья. Первый фактор в том, что Россия довольно быстро заметила, что вышедшие из Варшавского договора страны становятся членами НАТО – враждебного, как минимум конкурентного военного блока. И, соответственно Россия осознала, что объединение Молдовы с Румынией будет означать, что границы блока НАТО подвинутся существенно ближе к России. Этого, даже в эпоху правления Ельцина, Москва не захотела допустить. С этим связана та стратегическая поддержка, которую оказали Приднестровью в критический момент российские войска. Но очень многое зависело от конкретных людей, принимающих решения на местном уровне. Тот же генерал Лебедь действовал, конечно, с согласия Москвы, но в какой-то момент свои непосредственные обязанности он выполнил с большим энтузиазмом, чем в общем–то это мог сделать какой-то другой руководитель. Это тоже сыграло, как в истории бывает, пусть не решающее, но важное значение. Тогда сложилось так, что Россия волей-неволей поддержала приднестровцев исходя из своих стратегических интересов, блокировав тем самым, в частности, процесс легального вступления Молдовы в НАТО. Известно, что в НАТО нельзя вступить странам, у которых или к которым есть территориальные претензии, а также имеющим неурегулированный конфликт или не обладающим полным суверенитетом.
Возникает вопрос: является ли поддержка Россией Приднестровья антимолдавской инициативой? С точки зрения Молдавии как культурного, национального образования – не является. Эта поддержка направлена не против Молдавии, а против атлантистской, проамериканской либеральной цивилизационной ориентации некоторых сил и политических элит в Молдове.
Все эти годы Республика Молдова жила самостоятельно и, думаю, осознала несколько вещей. Это очень важно, на мой взгляд, для того, чтобы понимать нынешнее положение Приднестровья как такового, и в контекстах, в которых мы находимся.
Первое – Молдова осознала, что национальная независимость не является прямой гарантией экономического процветания. На самом деле оказалось, что независимости и суверенитета недостаточно, для того чтобы автоматически обеспечить экономический рост. Соответственно, Молдова оказалось в очень глубокой степени зависимости от соседних стран, европейских с одной стороны, но с другой стороны в гораздо большей степени от России. Увидев, что в России экономическая ситуация намного лучше чем в Молдавии, молдаване потянулись в Россию, используя ту же самую цивилизационную близость – знание языка и т.д. И российский фактор, который был в 90-е годы фактором отторжения, теперь напротив, стал притягательным для Молдовы. Шоковая либеральная терапия вызвала обратную реакцию, ситуация поменялась. С этим был связан приход во власть коммунистов Воронина.
Но сегодня у власти находятся крайние атлантисты. В какой-то момент альянс Христианских демократов Рошки с коммунистами Воронина стал вызывать серьезные опасения на Западе. Была проведена оранжевая революция, и ситуация опять склонилась в сторону атлантизма. Но молдавское общество уже другое. Понимание важности отношений с Россией, учета ее интересов, учета евразийского вектора, как вовне, так и внутри самого молдавского общества, которое в значительной степени улучшило понимание своей исторической идентичности, является фактором, с которым нельзя не считаться.
Еще один важный фактор в том, что не только независимость не дала Молдове экономического процветания, но и участие в Евросоюзе Румынии не изменило и по-настоящему не переломило довольно тяжелую, депрессивную ситуацию в этой стране. Румыния живет в нищете, являясь в ЕС страной «третьего сорта». Это сделало дальнейшее расширение Евросоюза проблематичным.
Евросоюз сегодня стоит на грани распада: Грецию, а возможно и те страны, которых в ЕС называют «страны PIGS» – Португалия, Италия, Греция, Испания – рассматривают как кандидатов на изгнание из Евросоюза. «Страны PIGS» в буквальном переводе с английского это звучит как «страны свиньи». Там вообще нет экономики никакой, внятной для Евросоюза. А Румыния – это «underpig», «недосвинья», потому что она даже не входит в страны PIGS. Соответственно, проблематика самой Восточной Европы сегодня становится совершенно иной. Страны Восточной Европы ищут альтернативы: совершенно плачевная ситуация в Румынии, плачевная ситуация в Венгрии, ужасная ситуация в Греции, как мы знаем, и вот эти страны Восточной Европы, православные или неправославные, славянские и неславянские, но, имея так или иначе все равно более восточные характер, чем другие западные европейские страны, они осмысляют свое место в новой геополитической картине.
Сегодня Европа, по сравнению с тем, что было в начале 90-х, не представляется ни Молдавии, ни Румынии, ни самим европейцам, ни россиянам, ни приднестровцам абсолютной панацеей или абсолютным врагом. Это, скорее, поле довольно депрессивное, проблематичное, где существует рост конфликтного потенциала между элитами и массами, где элиты принимают все более непопулярные решения, например об однополых браках, что вызывает протесты просто по всей Европе, где проводится такая миграционная политика, которая, в общем, не удовлетворяет вообще ничьим интересам. Соответственно, Европа – это не панацея.
Европа – не панацея, в том числе и для Румынии, которая вспоминает о своих православных корнях, о своей особой культуре, ищет новое место в этом ансамбле. Молдова, в ее экономической ситуации вообще не может теперь понять, на кого же ей ориентироваться: довольно неплохо развивающаяся Россия, преодолевающая кризисы как раз за счет не особого ангажемента и включения в эти европейские процессы. За счет своей дистанции от Европы Россия, оказывается, получает выгоды, а не минусы. Россия близко, ее культура близка. И вот Россия, православная Россия, цивилизационной частью которой является Приднестровье, оказывается в гораздо лучшем положении, чем европейская Румыния.
Сегодня Приднестровье, которое после смены руководства интеллектуально рефлексирует, понимает эти новые вызовы, новые условия. Происходит смена контекста. Сегодня совсем другой контекст, чем 20 лет назад. В тот героический период, когда приднестровцы, как сейчас выясняется, бились за общее дело, не только за себя, а за сохранение цивилизационного единства, которое мы, русские, отстояли благодаря Путину и чуть было не утратили при Ельцине. Это был сложный процесс, который мы преодолели, и Россия сейчас находится в намного лучшем положении. То, что Россия смогла отстоять свою цивилизационную идентичность и начала процесс укрепления своих позиций и суверенитета, подтверждает, что приднестровцы были правы. Приднестровцы бились не по инерции, они отстаивали свою историческую истину, поэтому Приднестровье находится в каком-то смысле в привилегированном положении.
Однако инерция процесса не всегда строго совпадает с уровнями исторической рефлексии. И вот сейчас инерция работает против Приднестровья, потому что сейчас запускаются юридические механизмы, которые, строго говоря, принадлежат другому геополитическому циклу, принадлежат циклу суверенитета Молдовы, европейским интеграционным процессам, колебаниям Украины, которая тоже сама не может определить свое место. И вот возникает такая коллизия: мы уже живем в новое время, а еще по инерции действуют закономерности, в том числе юридические, времени старого. Очень важно приднестровскому руководству сейчас осмысливать геополитику своей республики с учетом самых современных, самых новых «up-to-date» тенденций в социально-политической жизни Европы, Молдовы, России. Без этого нельзя преодолеть нынешнюю сложную ситуацию, в которой находится республика, и превратить те безусловные плюсы, которые заключаются в последовательности становления Приднестровской государственности, превратить в настоящие козыри. Объективные плюсы еще надо уметь подать, уметь оформить, уметь аргументировать, уметь преподнести. Это колоссальная задача, при том, что циклы геополитических процессов еще не закончены. Распад Евросоюза – это только перспектива, это еще не свершилось. Осознание молдаванами своей новой ситуации – это тоже процесс развивающийся, осознание Россией своей новой исторической миссии, укрепление идентичности – это тоже процесс, а не фиксированная данность.
Вместе с тем, курс Приднестровья на евразийскую интеграцию начал осуществляться в самый подходящий для этого момент. Этот курс – единственный способ созидательно участвовать в положительном изменении ситуации. Ориентация на евразийскую интеграцию является единственным путем, который не является тупиковым. Это единственный конструктивный созидательный путь изменения положения и статуса Приднестровья в экономическом, политическом, социальном и геополитическом ключе в лучшую сторону. Все остальное либо будет сохранением статус-кво, либо будет его ухудшением. Поэтому, это очень своевременное, очень авангардное решение. Евразийский вектор далеко еще не исчерпал своего потенциала в Приднестровье, а в России – он только начинает развиваться. Это долгосрочный фундаментальный проект.
Полагаю, что эпоха утверждения национальной идентичности в Приднестровье завершена, предшествующий этап закончен, и только евразийство является единственным содержанием позитивной конструктивной приднестровской политики. В этой связи Концепция «Евразийского региона «Приднестровье», с которым меня познакомила глава внешнеполитического ведомства Приднестровья Нина Штански, является прекрасной базой, которую надо развивать, платформой на которой Приднестровью нужно реализовывать свою политику как в России, так и в Молдове, так и в Евросоюзе, так и в Румынии.
Концептуальное сопоставление еврорегиона и евразийского региона чрезвычайно конструктивно не только для оттачивания окончательной модели евразийского региона, но и для выяснения позиций еврорегиона (это вопрос открытый, он вызывает большой интерес в самой Европе). Нужно действовать в евразийском ключе: есть Запад, есть Восток; есть Молдова, есть Украина; есть Румыния, есть Россия. И по каждому из этих направлений, например, Тирасполь – Кишинев, Тирасполь – Киев, Тирасполь – Москва, должны быть прочерчены геополитические проекты в рамках «Евразийского региона «Приднестровье».
Частью евразийской проблематики также является вопрос полиэтнических отношений. Здесь, в Приднестровье, он решается действительно образцовым с разных точек зрения образом.
Предположу, что Тирасполь мог бы стать важнейшим интеллектуальным центром евразийской интеграции. Понятно, что неопределенный политический статус накладывает определенные ограничения, но это также дает и большую интеллектуальную свободу. Приднестровье интеллектуально и институционально менее ограничено, чем кто бы то ни было. Своим специфическим статусом Приднестровье должно пользоваться и в этом отношении обязательно нужно устанавливать интеллектуальные контакты с геополитиками и экспертами из Кишинева. Необходимо с ними взаимодействовать, настаивать на своем, искать точки соприкосновения, искать то общее евразийское, что есть у них. В этом отношении, думаю, что эпоха такой жесткой оппозиции Тирасполь-Кишинев должна заканчиваться, но не на основаниях атлантизма, либерализма и атлантистской Европы, а на основаниях евразийства. Открывается новый этап взаимопонимания, новый этап диалога на основаниях евразийства. То есть необходим евразийский диалог Тирасполя с Кишиневом, где все предпосылки построены за вычетом, вынесением за скобки того, что хотят сделать атлантисты.
Со своей стороны Центр консервативных исследований МГУ, Международное евразийское движение, которое я возглавляю, готовы принять активное участие в разработке и в экспертном консультировании по этим вопросам.
Евразия-информ 21.06.2013
