Изборский клуб и главный вопрос эпохи

Виталий Аверьянов

ИЗБОРСКИЙ КЛУБ И ГЛАВНЫЙ ВОПРОС ЭПОХИ

Вопрос о советском наследии тесно связан с обретением Россией потерянного лица

Болевая точка

С момента возникновения Изборского клуба нами было подготовлено несколько аналитических докладов, из которых наибольший резонанс вызвал, пожалуй, доклад «По ту сторону красных и белых», презентованный в апреле. Другие доклады были не менее значимы, однако, критиков их нашлось не так много, а сама критика носила поверхностный характер. Доклад на тему синтеза «красных» и «белых» и провозглашение такого синтеза попали в болевую точку общества. Причем болезненная реакция началась задолго до публикации самого доклада, когда председатель клуба Александр Проханов впервые заговорил о том, что такой синтез является стратегической задачей современной России. Среди раздраженных этой идеей синтеза есть и либералы, и консерваторы-монархисты, и левые ортодоксы, а также представители других идейных течений – каждый из них нашел, чем оскорбиться в предложенных постановке вопроса и интерпретации исторических фактов.

Из последних откликов обращает на себя внимание статья Александра Янова «Русская идея и Путин» на сайте «Дилетант», в который известный нью-йоркский ревизор исторического пути России (а в прошлом – советский журналист и автор диссертации про «вырождение русского национализма») в концентрированном виде воспроизводит свое мировоззрение, находя для этого новые, смелые выражения. Так, например, он определяет нашу страну как «испорченную Европу», а русскую идею как «символическое воплощение всей старой московитской порчи». И сегодня эту порочную тенденцию олицетворяет Изборский клуб.

Янов сравнивает испуг Путина перед болотным бунтом с испугом Николая I перед декабристами – отсюда его прогноз: госпатриотизм будет усиливаться, «главный европеец» в стране вынужден будет менять курс в сторону официальной народности и поддерживать те идеи, которые предлагает Изборский клуб. Изборяне, говорит Янов, имеют сегодня конкурентные преимущества перед «европеизаторами» и отмобилизованы на полемику и пропаганду гораздо лучше.

Из лагеря национал-либералов также звучит жесткая критика. Так Лидия Грот в статье «Изборский клуб и его обитатели» (на сайте АПН.ru) утверждает, что изборцы не могут предложить реальный синтез «красных» и «белых», поскольку «белых среди них нет, есть одни красные, которые объединились в комфортный междусобойчик и от щедрот душевных решили простить белых». В статье содержится множество выпадов, на которые отвечать нет смысла – исчерпывающие ответы на подавляющее большинство из них можно найти в самом тексте нашего доклада.

В еще более бескомпромиссном варианте отповедь Изборскому клубу звучит на различных радикальных сайтах, например, таких как «Имперский казачий союз» – причем в данном случае сам сайт напоминает пошлую версию голливудского прочтения России (иконы в лубочном стиле, «сапоги всмятку», театральное эмигрантско-казачье негодование и т.п.), и статья на нем звучит как ученический цэрэушный текст.

Изборский клуб действительно может выглядеть как новое издание «московитской порчи», славянофильства и евразийства. Все это лестные оценки для нас из уст тех, кто так мечтает перекорчевать реальную Россию, изменить саму ее природу. Что же касается доли «красных» и «белых», то в клубе их примерно поровну – при этом, чтобы быть верно понятым, мне необходимо сказать несколько слов о терминах.

Под «белыми», которые с нашей точки зрения должны вступить на путь примирения и синтеза с «красными», мы понимаем традиционалистов, сторонников возрождения принципов исторической России, суверенной державы, традиционных ценностей, включая религиозные. Поэтому в нашем понимании апологеты Февральской революции в категорию «белых» не попадают, так же как не попадают в нее многие представители собственно «белой гвардии» – в гражданскую войну дело сводилось скорее к узурпации символов «Белого Царства», а также к подражательному рефлексу русских политизированных интеллигентов по отношению к Великой Французской революции. Не попадают в нашем понимании в категорию «белых» и представители «белоленточного» протеста последних лет, поскольку в массе своей они скорее антитрадиционалисты, чем традиционалисты.

Под «красными» же мы понимаем советских патриотов, тех, кто ценит масштабнейший созидательный порыв нашей цивилизации, осуществленный в XX веке, тех, кому дорога Великая Победа 1945 года. (С другими «красными», разрушителями, воинственными безбожниками, мировыми революционерами мы не призываем вступать в какой-либо синтез.) При этом и традиционалисты, и патриоты СССР выступают поборниками социального государства, либо социалистического в буквальном смысле, либо же, по крайней мере, государства с сильной социалистической составляющей.

Для непримиримых с обеих сторон Изборский клуб сливается с их антиподами. Так, если либералы убеждены, что наш клуб «красный», то радикальные коммунисты, напротив, утверждают, что Изборский клуб состоит сплошь из реакционеров, которые заигрывают с левыми и марксистами, чтобы ослабить истинно левое движение (об этом, в частности, пишет сайт РКРП – Российской коммунистической рабочей партии). Тот факт, что клуб кому-то кажется красным, а кому-то белым, является косвенным подтверждением того, что «красно-белый» синтез, по крайней мере, внутри самого клуба, не какая-то иллюзия, что он происходит в действительности.

Критики справа

Историк Петр Мультатули, ведущий научный сотрудник РИСИ, автор исследований о Николае II и его эпохе, выступил в газете «Радонеж» со статьей «Редиска наоборот. Куда ведёт Изборский клуб?». Его статья написана в запальчиво-обличительном духе и в ней содержатся резкие нотки одергивания православных мирян, священников и даже архиереев: дескать, как вы смеете сотрудничать с изборцами! Нашу деятельность Мультатули объявляет «красно-сталинской пропагандой», в истоке которой – ересь прохановщины.

Надо сказать, что выступления, тем более такие неуравновешенные, критиков с этого идейного фланга лично у меня вызывает горечь, поскольку эти критики многие годы были моими друзьями и единомышленниками. В 2008 году вместе с Мультатули мы работали над проектом «Екатеринбургская инициатива» а также фильмом «Николай II: Сорванный триумф». Можно что угодно сочинять про изборскую ересь, но достаточно перечитать нашу с Мультатули статью «Другой Царь и другой Сталин» (Завтра 2008 №№ 41-42), и будет ясно, что автор сих строк стоит на тех же позициях, что и 5 лет назад, а вот Петр Валентинович проделал немалую эволюцию.

В той статье мы искренне писали: «В отличие от пришедшей к власти радикальной секты, ненавидевшей и презиравшей Россию, Сталин себя от страны не отделял. Он был плоть от плоти послереволюционной России, хотя и впавшей в грех богоотступничества, но в душе не утратившей веры в Высший Промысл. Сталин не предал Россию, не отдал на съедение троцкистам, не проиграл ее нацистам и не продал либеральному Западу. Нам нужен не самоповтор "красного проекта", а новое открытие собственной цивилизации как исторического синтеза, выстраивания преемственности с тысячелетней Россией. (…) В такой оптике Николай II и Сталин не только совместимы, они представляют собой два лика России, восстановление, несмотря на революционный разрыв, социальной ткани Отечества. Их союз в надысторическом измерении есть не смешение ценностей, а утверждение, что России — быть».

Другой пример – более раннее, чем статья Мультатули, выступление в Екатеринбурге его шефа, директора Российского института стратегических исследований Л.П.Решетникова, человека заслуженного и хорошо известного в патриотических кругах. Выступление Леонида Петровича, которое отчасти также являлось реакцией на высказывания Проханова, было напечатано в «Православной газете Екатеринбургской епархии» (№№ 44, 45 за 2012 год). Это выступление, на мой взгляд, на 90 процентов верное и точное. Но что-то как будто происходит с автором, когда он заводит речь об идее красно-белого синтеза. Не считая возможным искать какую-либо принципиальную разницу между подходами Ленина, Троцкого и Сталина, Решетников и нас предупреждает против такого поиска, а также против опасной тенденции совмещать «дьявольское с божественным». Весь большевизм и соответственно весь советский проект от начала до конца объявляется монолитным безбожием, нравственным падением и даже чем-то инфернальным: «Достоевский одним коротким, но очень точным словом охарактеризовал сущность этих людей – бесы. Именно бесовщина была питательной средой пресловутой большевистской «нравственности», позволявшей уничтожать людей сотнями тысяч».

Возражая Решетникову, необходимо отметить, что символика «бесов» у Достоевского, несомненно, нелинейна. Сам он дал ключ к прочтению этого образа в одном из эпиграфов к роману, взяв стихи Евангелия от Луки (VIII, 32—36), в которых говорится, что бесноватый освобожден Христом от мучивших его демонов и сел у ног Спасителя, «одетый и в здравом уме». Затем, в финале романа Степан Трофимович Верховенский, ссылаясь на ту же цитату, в предсмертном бреду говорит о бесах, оставляющих Россию. К сожалению, и у Решетникова, и у Мультатули бред умирающего Верховенского про заговорщиков из романа распространяется не только на революционеров-террористов, но и вообще на все советское. Лейтмотивом проходит этот сильный (слишком сильный!) аргумент, в подоплеке которого лежит отождествление человеческого и демонического. «Православный человек не может быть ни «сталинистом», ни «совпатриотом», – пишет один из них. – Невозможно одновременно почитать святых мучеников и их мучителей, нельзя славить и Бога, и дьявола. Это равносильно отречению от Христа». Другой же, имея в виду КПРФ, как будто вторит: «Сотрудничать с наследниками одного из самых кровавых режимов в мировой истории – означает предать эту священную память. Никакими сиюминутными политическими выгодами, никакими политическими соображениями нельзя оправдать союз с дьяволом».

Однако даже человек одержимый бесами все-таки человек, а не дьявол. И как раз к человеческой сущности советского проекта наши критики остаются слепы. И это очень странно. Другая странность этой позиции – какая-то безоглядная идеализация России до большевиков. Причем сами обличители советского периода, будучи образованными историками, прекрасно знают и даже пишут в своих работах о глубоком духовном упадке правящей элиты России в начале ХХ в., упадке и во власти, и в Церкви, и тем паче в интеллигенции.

Здесь остается только добавить, что это отречение от традиции идет из более давних времен, и восходит оно по меньшей мере к XVIII веку с его бытовым и эстетическим западничеством, духовным экспериментаторством российских масонов и спиритуалистов, полным отчуждением от почвы, включая и сам русский язык, ставший для многих дворян чужим. Политически эта тенденция выразилась в декабристском заговоре (здесь мы подхватываем мячик, отправленный в нашу сторону А. Яновым) а затем в нигилизме середины XIX века. Революционный проект в его разрушительных чертах родился не в 1917 году, и даже не во времена Достоевского – он вызревал в течение веков и во второй половине XIX века им была инфицирована значительная часть как высшей прослойки Российской империи, так и его средних слоев. Зараза эта не имела четкого классового характера, а повредила душу и разум миллионов людей из всех сословий, в том числе смутителей народа в низах общества, проповедников бунта и красного петуха, и носителей сладострастья разрушения, этой, по выражению Максимилиана Волошина, «религиозной истерии», завернутой в упаковку идейности.

Все это лишний раз указывает на неразрывность истории, внутреннюю связь дореволюционной России с Россией советской. При том что времена революции просматривались в пророчествах за 100 лет до нее – так Жозеф Де Местр предрек нашей стране Пугачева с университетским образованием. И не в XX веке Пушкин написал Чаадаеву прекраснодушное пророчество про «обломки самовластья», а Лермонтов свое мрачное пророчество про «России черный год». Сама же инфернальность большевизма, которой некоторые пытаются замазать сложный вопрос об отношении современной РФ к советскому наследию, имела не менее инфернальных прародителей не только за границей, но и в петербургской империи.

О государственном прахе

Православный дух – дух синтеза. Именно он позволил старой Московской Руси окрестить орду, вовлечь в свою орбиту иноверцев. А если кого не удавалось окрестить, русский православный дух располагал принять, обнять их державной энергией. В этом смысле православный человек может быть и «сталинистом» – конечно, не в расхожем, а в специфическом прочтении термина. Тем более что сталинизм в 50-е годы XX века, и сталинизм начала XXI века различаются кардинально. Православные сегодня в массовом порядке становятся «сталинистами» не в смысле исключительной ориентации на Сталина, а в том смысле, что история научила их ценить попранное и отверженное современностью наследие, отличать в этом наследии зерна от плевел. Верующие люди не ставят Сталина вровень с христианскими святыми – в нем видят подобие новозаветного Савла, обратившегося в Павла. Сталин и впрямь выступил как Савл русской истории XX века, преобразившийся в апостола распятой и воскресшей России.

Образ примирения Царя-Мученика и генералиссимуса Сталина, насколько мне известно, впервые прозвучал в книгах протоиерея Димитрия Дудко, священника, который для многих православных служит камертоном в духовном понимании политической жизни. В работе «Посмертные встречи со Сталиным» он изображает встречу царя и диктатора: Сталин, разглядев, кто перед ним, бухнулся в ноги государю. А Николай II в разговоре с советским вождем признает: «Сталин старался сохранить страну как империю».

В отличие от новейших экзорцистов коммунистического беса отец Димитрий еще в 70-е годы был жесточайшим обличителем неправд советского режима, и страдал за это. (К слову, свой лагерный срок в 1948 году он получил не за что-нибудь, а за обличительное стихотворение о Сталине.) Но он же первым в 90-е годы пришел к пониманию, что в новой исторической ситуации коммунисты уже не наследники палачей и гонителей, но сами стали гонимыми. Поэтому отец Димитрий повернулся лицом к коммунистам, а не к дорвавшимся до власти антикоммунистам, под прикрытием отрицания советского строя обделывающим свои темные дела. Кто-то может усомниться в трезвости отца Димитрия – но всякий, близко его знавший (к которым относится и автор статьи), подтвердит, что он сохранял кристальную ясность сознания и глубину духовного зрения до конца своих дней. Вот что он говорил: «Я так думаю: коммунисты были наши враги. Но как в Писании сказано: "Любите врагов ваших, благословляйте, а не покарайте гонящих вас, благотворите ненавидящих вас". Это о коммунистах. А что сегодня: как уже сказал — более всего соблазняют. Уже не гонят, не ненавидят, а именно — соблазняют. Сказано: "…А такому человеку лучше не родиться на свет". Соблазнители ещё хуже. Но я не унываю, не сомневаюсь, мы все переживем, потому что природа россиян тесно связана с православной традицией (даже те, кто был коммунистом, таил в себе Христа). Многие мои прихожане в разное время говорили: да, работа была связана с коммунизмом, но в душе жило христианство. Вот что важно-то!» (Литературная Россия 22.02.2002)

На этой цитате можно было бы и остановить полемику с новыми ревнителями, поскольку слова отца Димитрия, много потерпевшего от советской власти, весят гораздо больше их запоздалых анафем.

Однако, обращает на себя внимание и целое течение, которое не без косвенной помощи Изборского клуба вышло на поверхность в последние месяцы – это течение объединилось вокруг темы скорейшего выноса из мавзолея тела Ленина и предания его земле. Тема спорадически возобновляющаяся уже в течение 20 с лишним лет. На этот раз участники круглого стола в Госдуме, организованного под покровительством Жириновского в конце марта, детально обсудили перспективы аналога Нюрнбергского процесса над коммунистическим режимом. Юрий Бондаренко из общества «Возвращение» призвал в пику Изборскому создать Московский клуб – для объединения людей вокруг темы возвращения исторических названий. Другой активист этого направления доктор исторических наук Владимир Лавров предложил принять закон о преступлениях советского режима. Он же в одном из более поздних выступлений повторил тезис Решетникова и Мультатули, но уже в адрес Изборского клуба – «это одержимые люди, одержимые темными силами. Силами, стремящимися сбить страну с пути духовно-нравственного возрождения, запутать всех и втравить в авантюру. (…) И если власть окажется под их контролем, то нового ГУЛАГа не избежать».

Наверное, таким из наших коллег по клубу как Наталия Нарочницкая и архимандрит Тихон (Шевкунов) было бы весьма любопытно узнать, что их причисляют к провозвестникам нового ГУЛАГа. Впрочем, горячие нападки Лаврова объясняются еще и субъективной причиной – его столкновением с Сергеем Черняховским в прямом радиоэфире, в результате чего Лавров попал в клинику с травмой носа. (Черняховский, надо сказать, принадлежит внутри Изборского клуба к крылу крайне левых, коммунистов-ортодоксов – по его убеждению, рефреном проходящие через выступления Лаврова слова об осквернении Красной площади мавзолеем оскорбили миллионы людей.)

В том же марте 2013 года было опубликовано открытое письмо «круглого стола» Русского дворянского собрания Путину, Медведеву, Патриарху Кириллу, лидерам парламентских партий и политической оппозиции, ‑ в нем от имени русской эмиграции заявлено, что просьбы президента РФ об участии соотечественников в развитии экономики нашей родины не будут выполнены без вынесения Ленина из Мавзолея. Наконец, в эту же, по всей видимости, согласованную кампанию вписывается и недавнее заявление представителей Дома Романовых на ту же тему.

Что можно ответить на эти призывы по существу? Известно широко распространенное мистическое настроение, которое, наверное, в самой короткой форме передано в иронических строках известного рок-поэта:

Пока не зарыт государственный прах,

Эта баржа вряд ли покинет мель…

Верна или не верна мистическая интуиция о судьбоносности того момента, когда не станет мавзолея на Красной площади, очевидно, что с 1924 года наша страна жила сложной жизнью, переживала и взлеты, и падения. «Баржа», мягко говоря, не стояла на мели. Среди членов Изборского клуба нет никого, кто отрицал бы исторически достоверные факты преступлений и репрессий. Изборцы, пожалуй, лучше многих других видят недостатки СССР – по той простой причине, что хорошо знают сам предмет, изучают его, с любовью, с требовательностью, с критическим подходом. В частных беседах между собой у членов клуба звучат такие факты и подробности про язвы и слабости советского проекта, которые и не снились «коллективному Сванидзе» с его набором штампов 25-летней давности и «советологической» пробы. Но мы видим и великую силу и правду этого исторического проекта, его связь с ходом становления всей Русской цивилизации.

В нашем понимании советский строй прошел огромный путь, и за 70 лет в нем сменили друг друга несколько поколений политиков, воинственных идеологов, созидателей и творцов, хранителей и реставраторов. Это был богатый мир, целый космос, в котором находилось место и всем нынешним представителям зрелого поколения, включая тех, кто призывает «проклясть и забыть» это 70-летие.

Среди членов Изборского клуба к Ленину отношение разное. Во всяком случае, в Ульяновске в декабре прошлого года тост за Ленина пить не стали. Решение проблемы мавзолея и его нахождения в символическом центре страны, на мой взгляд, станет возможным только на пути гармонизации и взаимопонимания советских патриотов и традиционалистов-консерваторов. То есть на пути того самого синтеза, о котором мы радеем. Решение этой проблемы невозможно на волне новой декоммунизации и десоветизации, новой перестройки и оголтелой пропаганды. А если бы такое стало возможно, то это вновь, как и 20 с лишним лет назад, означало бы самоуничтожение и самоотрицание нашей цивилизации. (К сожалению, некоторые представители эмиграции не понимают, не чувствуют всего этого, в силу, быть может, своей многолетней оторванности от России.)

Кстати говоря, в Ульяновске мы услышали в ходе обсуждения синтеза красной и белой традиций государственности свежее предложение – перенести мавзолей на родину большевистского вождя, в создаваемый там на базе Музея Ленина «Музей СССР».

Советское наследие стало камнем преткновения

Сегодня советский период истории оплеван больше чем любой иной. Искажения советской истории местами не менее вопиющи чем искажения истории царствования Иоанна Грозного или Николая II. Но если с нашими государями «справиться» легче, то осуществить еще одну десталинизацию страны гораздо труднее. Миллионы людей, которые помнят свое недавнее прошлое, не дают манипулировать ими так легко, как это получается у историков-пропагандистов в отношении отдаленной старины.

Самое же важное заключается в том, что на пути выработки общенациональной идеологии нового образца вопрос о советском наследии становится камнем преткновения. Принимать это наследие или отказываться от него – ожесточенный спор, который разделил многих. Среди причин этого ожесточения есть и личные обиды многих людей, которые представляют себя не реализовавшимися в прежней советской жизни, а также семейные обиды, неготовность простить за репрессированных родственников. Все это достаточно очевидно.

Однако, главной причиной, на мой взгляд, является то, что советское наследство было приватизировано, и послужило материальной базой для крупного капитала. С точки зрения принципов нового порядка, должна быть вытравлена память о том, каким трудом, какими и чьими усилиями создано все то богатство, растрачиванием которого живет нынешний правящий слой. При этом духовная составляющая советского наследства, которая де факто продолжает питать все здоровые слои общества через преемственность в литературе, искусстве, бытовом укладе, в легендах, афоризмах, даже анекдотах, принимается по умолчанию, как нечто само собой разумеющееся и незначимое в том, что касается его «советского» происхождения.

Некоторые критики, как, например, Игорь Чубайс недоумевают, как можно говорить о советском консерватизме. Однако, в конечном счете, если какой-то весомый консерватизм, имеющий опору в реальных людях и структурах, и возможен в нашей ситуации, так это преимущественно консерватизм советский. Современная Россия и бывшие республики СССР в значительной мере живут внутри советского наследия. Это неустранимый и действенный фактор жизни. СССР реально и зримо присутствует в сохранившейся индустрии, инфраструктуре, во всем ландшафте исторического и технологического пространства, наконец, в ключевых кадрах производства, науки, образования, которые продолжают передавать свой бесценный опыт молодому поколению. СССР, даже после своего распада, продолжает культурно связывать те народы, которые были объединены общей исторической судьбой в XX веке и ранее, он накладывает свои скрепы через живую память людей, а не через слишком древние и от того более абстрактные дореволюционные связи и традиции.

Сегодня призывы о покаянии русского народа за коммунизм должны быть отвергнуты и повернуты в иную сторону. Необходимо призвать бывших и актуальных «антисоветчиков» к метанойе, перемене ума, исправлению вывихнутых мозгов – ведь их злобные нападки на целый исторический период строятся лишь на выпячивании преступлений, репрессий, гонений, безбожия и т.д. Однако непонятно, на чем зиждется их желание вычеркнуть советский период из славной истории державы. Ведь немалые несправедливости можно без труда отыскать и в дореволюционной России (к примеру, царствование Петра I по жестокости мер и неразборчивости в средствах явно идет впереди эпохи Сталина; вообще XVIII век с его неорганичным крепостничеством и отрывом дворянства не только от простонародья, но и от национальной традиции, может соперничать с XX веком).

Один из крайних и во многом справедливых аргументов критиков советского строя – о жестком атеизме и воинствующем безбожии этой эпохи. Однако правильно ли поставлен перед обществом этот вопрос? Оставляя за скобками проблему «малого воцерковления» страны в 40-е годы, процесс которого в 50-е годы был приостановлен а после ухода Сталина вообще перечеркнут, примем для удобства рассмотрения за аксиому, что это были 70 лет безбожия. Даже при такой постановке вопроса в нашем понимании вопрос должен стоять не о закреплении и не о фиксации памяти об атеизме и гонениях на верующих. Сущностный вопрос в другом: что помешало нам как народу, как государству, сохранив потенциал и лучшие завоевания советского проекта, окрестить и воцерковить его? И почему в годы перестройки, в том числе и во имя борьбы с безбожием, мы утратили этот потенциал? Не получается ли, что в данном случае Церковь, которая получила «свободу», была использована внешним врагом для ослабления страны и народа? Иными словами, православие использовали для ослабления в конечном счете самого же православия – ведь растерянный, заклеванный и вымирающий народ не явит сильной веры.

Многие наши либеральные критики гнезда Суркова и в адрес советского строя, и в адрес старой дореволюционной России часто бросали упрек в избыточности жертв, обилии крови, насилия и надрыва в русской истории. И в их устах жертвы и сверхусилия обесценивали и как будто обессмысливали саму нашу историю. Однако, если жертвы были напрасны, тогда и сами наследники напрасно живут на земле. Не извлекают уроков и не умеют хранить добро. Жертвы и усилия русского народа как до революции, так и в советский период – аргумент не против сохранения всего нашего драгоценного наследия, а за такое сохранение, бережное собирание. Народ переваривал в своем духовном котле все мерзости разрушителей и преступников истории, преобразуя яд в бальзам. Сверхусилия и подвиги порождали великую цивилизацию, огромную силу добра, а вовсе не империю зла и не инфернальную реальность. Это в полной мере относится к советскому периоду. Громадное сосредоточение добра и веры в будущее счастье советских детей трудно отрицать представителям нашего поколения, тем, кто в 70-е – 80-е годы рос в советских городах и селах, учился в советских школах, воспитывался на советских песнях и книжках, во многом вобравших дух классической и народной русской культуры. По-моему, людям, жившим тогда на родине, невозможно отрицать этот потенциал добра, если, конечно, мы говорим о людях нормальных, не с искаженным нравственным мерилом, не ослепленных обидами и чувством мести.

Дискуссия о советском прошлом не должна вестись как бесконечное перетягивание каната между партией обличителей ГУЛАГа (а также: террора, классовой борьбы, ликвидации старой интеллигенции, крестьянства и духовенства и т.д.) и партией воспевателей мирного атома (а также Великой Победы, первого спутника и Гагарина, достижений советской науки, высокой планки советского образования и т.д.). Нужно уметь видеть все вместе, в объемной картине прошлого. История всегда такова – в ней не отыщешь золотого века.

И не стоит ли нам взять пример с китайцев, которые одновременно возрождают конфуцианство, даосизм, почитают своих древних императоров, но при этом не отказываются ни от красного диктатора Мао с его политическими перегибами, ни от его преемников? А, кроме того, китайцы внимательно изучают и опыт Запада, и опыт СССР, и другие страны. Изучают и негативный опыт (так, целый китайский институт исследует нашу «перестройку» – с целью не допустить у себя повторения подобного коллапса). Китайцы нанизывают будущее на настоящее, а настоящее на прошлое. Они не откидывают предыдущие ступени развития, не сжигают мосты, которыми их народ шел по своему пути к своему процветанию, пусть порою и с использованием для этого чужих учений и знаний.

Была ли «демоническая» составляющая в большевизме? Несомненно, была.

Был ли советский период продолжением великой истории великого народа? Несомненно, был.

Но главное в другом. Необходимо ясно видеть те принципы советского уклада, которые не просто желательно, а прямо-таки необходимо брать с собой в будущее. Назову лишь некоторые из них:

— связь прав граждан с их обязанностями перед обществом;

— военная служба как почетный долг;

— строительство реальной экономики, создающей новую физическую стоимость, осязаемое общественное благо как основу социального развития;

— организация инновационных прорывных направлений для решение стратегических задач а затем и в качестве локомотивов технологического развития всей страны;

— гарантии прав на образование, труд, жилище, охрану здоровья, отдых, пенсии, социальную поддержку за счет целенаправленного формирования общественных фондов потребления;

— обязательность в работе СМИ и массовой культуры преобразующего ментального результата, поднимающего, а не занижающего планку «нормы» общенародного сознания;

— ясный ответ на вопросы: кем трудиться, где трудиться, на кого трудиться, ради чего трудиться – связанный не только с индивидуальными желаниями и стремлениями человека, но и с общенациональной задачей размещения и совершенствования производительных сил.

Мы призываем путинский «термидор»

Главный вопрос эпохи – когда и каким путем произойдет переход от промежуточной компромиссной путинской формации к «Пятой империи», к новому имперскому проекту. Черты этого проекта уже описаны – в том числе в разных работах и выступлениях многих членов Изборского клуба. Одни при этом делают акцент на евразийском характере будущей империи. Другие – на динамическом консерватизме и русском православном традиционализме, который при этом создает комфортное пространство для мусульман, буддистов и других иноверущих. Третьи – на том, что в новой империи произойдет естественное возрождение тех сильных черт советского проекта, которые были отброшены и разрушены в 90-е годы (речь идет об отборе именно сильных свойств, доказавших свою оправданность, а не тотальном возврате в СССР). Четвертые постулируют инновационный характер будущей империи, ее глубокое проникновение в парадигму нового технологического уклада, без чего она не сможет выстоять в борьбе цивилизаций. Пятые указывают, что она укрепится в св