Предлагаем вашему вниманию выступление заместителя председателя Изборского клуба, доктора философских наук В.В. Аверьянова на круглом столе «В поисках русской мечты и образа будущего» 10 октября 2018 г.

Думаю, что здесь не нужно никого уговаривать мечтать. Изборский клуб – это собрание мечтателей. Хотя многие люди неправильно понимают это слово, забыли, что такое мечты. Огромная гипнотическая сила заложена в этом феномене. Это далеко не только мифопоэтический образ. Я об этом писал в своем докладе, который выходил в прошлом году, и не буду сейчас повторяться. Скажу только, что это то свойство, которое делает человека человеком. Это вместилище для «отсутствующего», откуда реализуется культура, разворачивается культура.

Но тут есть подводный камень. Дело в том, что, согласно всем аврамическим религиям, человек отличается от ангела тем, что он свободен. У него есть право выбора, право на творчество того, чего не было ранее. Но как всякое право выбора, оно может иметь и негативную сторону. Например, тот же Ф.М. Достоевский очень любил мысль, часто повторял ее, в частности, в «Записках из подполья», что человек «из одной только неблагодарности и пасквиля мерзость сделает», добавляя при этом, что «это и есть фантастичность его мечты». Или в «Преступлении и наказании», если помните, Свидригайлов говорит, что вечность – это, может быть, всего лишь темная грязная баня с паучком. И когда Раскольников удивляется такой безобразной мысли, он отвечает: «А я бы так непременно нарочно сделал». Сам Достоевский характеризует эту мысль, что в ней самоказнь, человек сам себя казнит.

А почему происходит самоказнь? На мой взгляд, так осуществляется протест против отсутствия настоящей мечты. Когда горизонт настоящей мечты закрыт, сила мечты ищет выход через саморазрушение. И духовный сын Достоевского, Василий Васильевич Розанов, который, на мой взгляд, является самым радикальным русским философом-мечтателем, объяснял генезис приближающейся революции тем, что «у нас иссякла мечта своей Родины». Вместо мечты у всех тех, кто закончил университет, – «проклятая Россия». Ослаб великий фетиш, кончилась иконопочитание, говорил Розанов. И вместо этой старой мечты пришла «злая мечта» революционная.

Но никто русскую мечту не смог отменить и похоронить после 1917 года. Она поднялась на новый уровень, на новый виток своего развития. Материалисты повторяли, что теория, овладевая массами, становится материальной силой. Что это как не апофеоз мечтательности?

Русские склонны к мечте по своему ментальному устройству, что подкрепляется данными культурологии, психологии, социологии. Приведу пример двух генералиссимусов в нашей истории. Александру Васильевичу Суворову принадлежит потрясающая фраза: «Я живу в непрестанной мечте». «Непрестанной» – заметьте, превосходна степень. А Суворов, как известно, не кривил душой. Другой наш генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин, как Коллонтай в своих записках вспоминает, говорил о том, что русский народ мечтателен. Вообще это его высказывание заслуживает того, чтобы его процитировать целиком: «Русский народ – великий народ. Русский народ – это добрый народ. У русского народа ясный ум. Он как бы рожден помогать другим нациям. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него – стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель. Потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ – неодолим, неисчерпаем».

Не знаю, насколько Коллонтай точно процитировала, но это, конечно, очень поэтичные слова, и в то же время они выстраданы. В них спрессован опыт многих поколений исследователей русской идеи. Этот философский жанр русской идеи является ничем иным, как описанием и угадыванием русской мечты, русской миссии, образа будущего и идеала. И я как специалист могу сказать, что никакой одной-единственной русской идеи никто не открыл. Ее, наверное, и нет. Потому что мы видим целую цепь русских идей, цепь с бесконечным количеством звеньев. Они соединяются в некое единство, я бы так сказал, в некую смысловую семью.

Владимир Соловьев позаимствовал формулу русской идеи из знаменитой речи Достоевского. И так зародилась вся эта удивительная генерация философских обсуждений. У Достоевского русская идея звучит достаточно емко: всемирная отзывчивость, всечеловеческое братство. И, безусловно, это он сделал не на пустом месте. За его спиной стояли славянофилы, которые уже почти полвека разрабатывали сложнейший концепт соборности – безусловно, уникальный вклад в философию. С другой стороны, славянофилов увенчивал Данилевский с его представлением о своеобразии русского культурно-исторического типа и неповторимой миссии России. Поэтому Достоевский стоял на плечах своих предшественников, а от него далее уже пошел расцвет мечтаний о русской идее.

Здесь невозможно не то что описать, но даже и перечислить все варианты русской идеи и русской мечты. Но среди всех вариантов на одном из самых главных мест стоит «Святая Русь». Это не сакральный топоним, это личное имя, некая сущность, которая проецируется на землю. Почему, кстати, в древних былинах и духовных стихах говорится о том, что и события времен Иисуса Христа, и даже само сотворение мира происходило на Святой Руси. В этом смысле она является и истоком, и завершением истории, той самой «новой землей и новым небом», к которому стремится религиозный дух человека. Но в то же время она проецируется на конкретную землю в конкретное время, причем ее граница пульсирует, все время меняется.

Другой важнейшей ипостасью русской мечты является царство правды, имеющее разные воплощения. Здесь и идеал бегунов и странников, и разнообразная народная утопия. Но это также идеал социально-исторический, вера в то, что царство правды может и должно действительно реализоваться, – и здесь народники, а затем большевики угадали вековое чаяние, дав его довольно-таки приземленную трактовку как социальной справедливости и равенства в распределении благ.

Наконец, еще одним важнейшим изводом русской мечты, русского мессианства является идеал твердыни, Третьего Рима, царства верных, в котором осуществляется финальное и наивысшее воплощение странствующего града, переходящей империи. Если русских спросить, мечтают ли они о мировом господстве, то ответ будет отрицательный. В отличие от многих других народов здесь речь идет об обуздании хаоса, об обуздании претендентов на мировое господство. Об этом сейчас очень многие стали говорить, а еще лет десять назад это была довольно свежая мысль. В то же время идея удержания зла, задержки Антихриста, ограждения от хаоса очень древняя, она проблескивает и у Пушкина, который говорил о том, что Россия спасла Европу от страшного нашествия орды. Но еще дальше – она имеет своего предка в византийском учении об Удерживающем, а также просматривается в московском гербе Георгия Победоносца.

Если перечитать сегодня те письма, в которых старец Филофей в начале XVI века сформулировал доктрину Русского царства как Третьего Рима, то на поверку окажется, что они, особенно письмо к великому князю Василию III, удивительно актуальны. Посмотрите, псковский старец пишет о том, что нужно опасаться сребролюбия и упования на богатство – адресуя эту мысль государю, а через него всей власти. Второй тезис: нужно заботиться о том, чтобы вера была правильная, в частности исправить неточное крестное знамение, укрепить институт епископов и так далее. Третье – что содомия затопила часть общества, ту прослойку, которая, как мы знаем, была связана с известной новгородской ересью жидовствующих. Нужно встать накрепко в духовную брань против этой мерзости, ибо в ней самоуничтожение человеческого естества. Именно в таком контексте, контексте трех этих тезисов рождается определение: «И твое христианское царство не сменится другим царством. Два Рима пали, третий – стоит, четвертому же – не бывать». Иными словами, весь мир уже опускается в бездну, силы бездны пытаются проникнуть и в Россию, но – «ты являешься оплотом того, что тебе вверено». И результатом всего пророчество Филофея, что Россия достоит до конца времен. Это пророчество-мечта, самый высокий из всех видов мечты.

Это чрезвычайно актуально и можно без труда перевести на современный язык. Неудивительно, что русские люди, люди Третьего Рима как специальный народ-удерживающий, всегда остро переживали мировые проблемы. Есть такая шутка: одежка на нем – заплата на заплате, а думает о китайском пролетариате. Это действительно так. И сегодня Путин чувствует эту ментальную установку русского народа, опирается на нее. Но того, что есть, явно недостаточно. Существенно необходимо, на мой взгляд, развернуть эту идеологию миродержавия, сделать ее ясной, артикулированной, провозгласить во всеуслышанье. Потому что это, во-первых, нас самих утвердило бы в своем предназначении, а во-вторых, было бы понятно и принято многими народами на земле.