Сгоревший Нотр-Дам-де-Пари вновь поднял дискуссию о будущем Европы. Потеря идентичности, засилье чужих для Европы культур, экзальтированный атеизм и расчеловечивание несут Европу и западную цивилизацию в целом к стремительному упадку, и лишь время от времени происходящие драматические события заставляют на мгновенье остановиться и задуматься о том, что ждёт Европу и Запад впереди — окончательная смерть или новое возрождение?
Давно замечено, что как только мы начинаем допускать какую-либо критику Модерна, его апологеты тут же дают самый жёсткий отпор, в котором одним из самых главных и хлёстких аргументов становится угроза «Средневековья». То есть, с точки зрения тех, кто не смотря на катастрофические последствия развёртывания Модерна в течение вот уже почти четырёх веков, продолжает отстаивать его догмы, вся альтернатива нынешнему западному типу цивилизации тут же упаковывается в концепт «Средневековья» — всё, что касается любого проявления религиозности, этнического самосознания, Традиции, ощущения себя органической общностью народа, да вообще всего надматериального.
Стоит нам хотя бы упомянуть что-либо из этого списка, как в ответ нам летит жёсткое и безапелляционное обвинение, не требующее, по мнению тех, кто его выносит, никаких доказательств, ибо оно окончательно и обжалованию не подлежит — всё, что не Модерн –любые альтернативы ему, или сомнения в его непогрешимости — всё это есть возвращение в «Средневековье».
За последние три века эта категория настолько демонизирована, что у любого, кто пытается подвергнуть её хоть какому-то критическому осмыслению, под шквалом критики, неприязни и открытой ненависти просто опускаются руки. В такой ситуации у всякого мыслящего человека отпадает какое-либо желание что-то осмыслять на эту тему, ибо встречный накат такой силы, что проще согласится, нежели пытаться исследовать и объяснить.
Коли так, то ради торжества истины сделаем это, переступив через страх и неприязнь, через сомнения и ненависть пойдём от противного, открыто заявив — Да, Средневековье! Да, это именно Оно! И да, именно туда мы вас и приглашаем, предлагая этот пусть в качестве альтернативы Модерну! Страшно, непривычно, жутко? Ну, раз уж это сделано, давайте теперь помыслим, что же это такое есть — Средневековье?
Не на ровном месте возникает этот вопрос. Не волюнтаристски, не исходя из собственной прихоти, мы приглашаем обратить свой взор на это явление, а только потому, что кризис современного западного общества, исчерпанность парадигмы Просвещения и есть приглашение к возврату в Средневековье.
Секрет в том, что сам Модерн и возник в результате кризиса Средневековья. В тот момент, когда так называемое Позднее Средневековье накопило в себе большое количество критических ошибок — индульгенция, ментальный упадок высших сословий, вырождение католической схоластики, — всё это, в свою очередь, породило ошибки в сфере политического и социального.
Одни ошибки порождали другие, суммируясь, в результате чего и были поставлены вопросы: политически — о непогрешимости сословного, феодального устройства со стороны окрепшей и всё более влиятельной буржуазии; социально — об оправданности имперского государственного устройства, отчуждающего знать от масс, находящихся в строгих рамках Империи и католицизма, всё более теряющих привлекательность в следствии указанного вырождения.
Однако, вместо исправления ошибок, категорично-диурническое европейское сознание поставило под вопрос весь традиционный уклад целиком, начав поэтапный снос всей социально-политческой модели вместе с её религиозным базисом. То есть Модерн стал ответом на отчуждение, порождённое большим количеством ошибок модели европейского Средневековья, через его снос. Обнаружив онтологическую проблему средневековой Европы, Модерн решил, что дело в самом Средневековье — то есть, в как таковом христианстве, в Империи, как форме традиционного государственного устройства, в сословности — как в социальной системе, а не в отчуждении, порождённом вырождением.
В каком-то смысле Россия сама пошла по этому же пути. Сначала столкнувшись с династическими проблемами и смутой русское общество начало процесс модернизации социально-политической системы Святой Руси, вылившейся в петровские реформы. Критической точкой трансформации всего перехода от Руси к России стал церковный раскол XVII века, учинённый царём Алексеем Михайловичем тоже под предлогом «исправления ошибок» в богослужебных книгах, однако вместо исправления модернизировавший всю русскую Церковь целиком, что и привело ко всем последующим катаклизмам — революции, а далее — к советскому марксисткому модернистскому эксперименту.
Но и сама советская государственность, выродившись в поздний период и породив отчуждение, не пошла по пути исправления ошибок, а была снесена целиком, точно так же, как было снесено Средневековье Модерном под предлогом исправления ошибок. Сегодня же мы воочию можем наблюдать не только пагубные последствия распада СССР, ставшего главной геополитической катастрофой XX века, но и чудовищные последствия крушения Средневековья и его замещения Модерном, ставшего более масштабной катастрофой периода XVII-XX веков.
Конечно, когда мы в России говорим о возрождении СССР, мы не имеем ввиду буквальную его реконструкцию. Мы не хотим СССР вместе с марксизмом, который так и не лёг на русскую традиционную почву, ГУЛагом, ставшим инструментом как раз таки насаждения марксистских догм там, где для этого не было никаких условий; с его ошибками в экономике и издержками некритически принятого атеизма.
Говоря об СССР, мы имеем ввиду прежде всего, идею социальной справедливости, восстановление континентального государства на базе цивилизационного единства народов Евразии, и суверенную мощь традиционного государства-империи, воссозданного с учётом исправленных ошибок, устранения элементов провалившегося Модерна и восстановления Традиции.
Но ровно то же самое мы подразумеваем под возвращением Средневековья — исключение издержек и ошибок и восстановление Духа, Традиции и целостности европейской цивилизации. Это будет уже Новое Средневековье, воссозданное с учётом лучшего опыта времён Золотого Века, и исключающего всё, что и привело к упадку и зарождению Модерна как такового.
Да, нам нужно новое Средневековье, Модерн свою повестку исчерпал. Сама парадигма Модерна как такового отходит в прошлое. Безвозвратно. Но, как ни странно, хотим мы этого или не хотим, мы, так или иначе всё же к Средневековью вернёмся. Вопрос лишь в том — пущен будет этот процесс на самотёк, вернув Европу к худшим проявлениям этого самого Средневековья, либо же будет взят под контроль, и вернёт её к лучшему, новому Средневековью, к тому, к какому народы Европы сами пожелают.
Как бы не возмущались атеисты и материалисты, но после крушения Советского Союза Россия начала возврат к своим исконным, традиционным ценностям. Можно сколько угодно клеймить «Средневековьем» повышение роли Церкви в нашем обществе, новое становление русской идеи, но всё это уже стало данностью.
Мы стремительно выходим из парадигмы Модерна, выздоравливая и самовосстанавливаясь, как народ и как цивилизация. А весь негатив в отношении этого есть следствие остаточного влияния Модерна. Именно парадигма Модерна в своё время и дала свою пристрастную и чисто негативную оценку Средневековью как некой «дикости», представляя его «варварством», ассоциируя с «тьмой» и «мраком». Но всё это, как мы сейчас ясно понимаем, было ни что иное, как политическая пропаганда.
Средневековье подверглось умышленной дискриминации в эпоху так называемого «Просвещения», всё просветительство которого выражалось в осмеянии и вычёркивании из истории ценностей Традиции и насильственном насаждении вместо них суррогатов Модерна. Всё «Просвещение», собственно, и было направлено на отрицание. Но если посмотреть на Средневековье другими глазами, не оценивая его в категориях Модерна, то мы обнаружим, что этот период являет собой блестящий, прекрасный Золотой век мировой истории.
Средневековье — это самобытный уникальный расцвет традиционной политической антропологии: вера, подвиг, сила, доблесть, великие люди и героические свершения, породившие могущественные Империи и прекрасную культуру. Средневековье — это Золотой век человечества, такой красоты искусства, такого напряжения человеческого духа, такой широты подвигов и действий, такого напряжения человеческой драмы и духовной полноты, как в Средневековье, такого расцвета религии и сакральности не знала, пожалуй, ни одна другая эпоха. А если в ней и было что-то нехорошее, то совершенно не обязательно это восстанавливать. Средневековье — это лучшее, что было у человечества, и поэтому — возврат в Средневековье это прекрасно!
Если попытаться оценить критично варианты развития нынешнего, современного мира, то мы сможем обнаружить либо волевой, добровольный, сознательный возврат к Средневековью в его лучших для нас проявлениях, к своему Средневековью; либо мы попадём в чужое для нас Средневековье, например, в Средневековье всё более наступающего исламизма — современной версии ислама взятого в его самых выхолощенных, модернизированных формах, но при этом, приправленного элементами средневековой жестокости, нетерпимости и коварства.
Но даже если взять традиционные формы ислама, а так же других традиционных культур и цивилизаций, то и это будет не лучшим вариантом для Европы. Как писал по этому поводу Рене Генон: «Для Запада будет гораздо лучше, если он создаст цивилизацию, приспособленную к его собственным условиям, что убережёт его от более или менее болезненной ассимиляции теми традиционными формами, которые ему не подходят». Сегодняшняя же Европа переживает именно ассимиляцию в чужие культурные и религиозные формы.
Есть и другой вариант — взять всё самое негативное из Средневековья, насилие, грязь, мрак, взаимную вражду, нетерпимость к инакомыслию, жестокость, и приложив всё это к современному обществу Модерна, получить ту его версию, к которой стремительно и катится всё более вырождающийся Запад, с тотальным падением ментального уровня, обескультуриванием, и вскрытием самых низменных и порочных человеческих черт.
То есть выбор Запада заключается, по большому счёту не в том — к Средневековью или нет (ответ здесь уже очевиден — к Средневековью, к концу Модерна, в любом случае), а к какому Средневековью: к своему или к чужому? Именно в этом заключается вопрос для нынешней Европы. И для нас тоже.
