Отец предостерегал дочь, советовал ей не подключаться к матрице. Тебе это не нужно, говорил он. Она и не подключалась, поскольку киберпространство просто ей снилось, как будто переплетение неоновых линий матрицы всегда ждало за сомкнутыми веками. Там нет там. Этому учили детей, объясняя им, что такое киберпространство.

(Уильям Гибсон, «Мона Лиза Овердрайв»)

Большая советская энциклопедия говорит нам, что это стационарный шум, спектральные составляющие которого равномерно распределены по всему диапазону задействованных частот. Примерами «белого шума» являются звуки водопада на близкой дистанции, пылесоса, фена, микроволновой печи… все на близкой дистанции.

Когда любой из нас включает телевизор или открывает страницу интернет-браузера он уже подсознательно готов, что оттуда обрушится густой поток почти бессвязной или наоборот очень тонко связанной информации со всех концов мира. Не полезного знания, а именно информации, состоящей из мета-факта, который часто невозможно проверить, и субъективного мнения, обоснованность которого еще более туманна. Эти два нематериальных объекта — уголь XXI века, питающий политиков, биржи, массовые волнения и коллективные психозы.

В 1958 г. немецкий психиатр Клаус Конрад ввел термин «апофения» (гр. ἀποφαίνω — «делаю явным») для характеристики начальной стадии шизофрении, при которой пациент находит связи и общие значения между абсолютно не связанными явлениями. Он определил его как «немотивированное видение взаимосвязей», сопровождающееся «характерным чувством неадекватной важности».

Как известно, у психов, у журналистов и конспирологов все и всегда идеально сходится. Так и тут — цены на нефть, взрывы, саммиты, заявления поп-звезд и террористических главарей, кризисы и техногенные катастрофы, «зеленые человечки», «цветные революции» и проблемы меньшинств. Эти «неоновые линии» сливаются в сплошную череду вспышек на внутренней информационной ленте, и скорость ее прокрутки постоянно нарастает.

Сегодня даже невооруженным взглядом и почти бессознательно каждый фиксирует темпы, с которыми происходят сдвиги во всех областях социального. Виной тому — информационные технологии. Пресловутая «цифра», которая для рожденных в аналоговом XX веке кажется мертвой и обезличенной, а для представителей «поколения Z» или просто адептов кибермодерна является нормой и структурой новой повседневности, в которой дом стал «умным», орудия труда говорят языком бинарного кода и даже деньги вот-вот станут совершенно цифровыми.

Пресловутые криптовалюты, например, биткойн — стали новым шагом в развитии денег и распространяются в режиме урагана, так же как электронная почта несколько десятилетий назад и чуть позже — электронные книги. Как и любая другая появившаяся технология, криптоденьги будут падать и взлетать — проходить стадию эволюционного закрепления удачных решений и отсева ошибок. Может быть, и не только случайного, с учетом повышенного интереса к таким инструментам со стороны мировых спецслужб. «Держитесь от него подальше. По сути, это мираж. Биткойн — эффективный и анонимный способ перевода денег. Но банковские чеки тоже позволяют перемещать деньги. Я надеюсь, что биткойн улучшит этот процесс, сделает его более удобным. Однако этого можно добиться разными способами. На мой взгляд, идея о том, что биткойн обладает значительной внутренней стоимостью, лишена всякого смысла», — сказал в интервью CNBC Уорен Баффет, человек которого сложно обвинить в недостатке опыта работы с деньгами.

И да — прогресс можно отрицать, но нельзя остановить, не скатившись в деградацию. И да — ни одна из новейших технологий не заменила предыдущую полностью. Мы по-прежнему отправляем документы и посылки по обычной почте, но в малозначимых коммуникациях пользуемся более оперативным способом — например, мессенджерами, уже вытесняющими ставший респектабельным и неповоротливым e-mail. Мы по-прежнему можем купить компакт-диски и винил, но более 90% всей музыки в настоящее время продается или берется «на прокат» в Интернете. Мы по-прежнему печатаем книги, даже вот эту самую книгу, но американский Amazon сейчас продает их больше электронных, чем бумажных. А какую читаете вы?

Если информация — это ресурс, то новости — это настоящий капитал, а значит, он просто по определению должен самовозрастать. Остановить этот внутренний монолог современного мира не под силу никому. Информационные технологии, значение которых для человечества мы до сих пор в полной мере не осознаем, уже стали фактором будущего.

Цифровыми становятся и государства, все более наращивая через digital контроль за общественными процессами. Вильгельм фон Гумбольдт в самом конце XVIII в. писал, что государство всегда стремиться «превратить человека в инструмент обслуживания собственных, произвольно выбранных целей, никак не учитывающих его собственные намерения», а поскольку люди по своей сути — свободные, ищущие, самосовершенствующиеся существа, следовательно, государство — глубоко антигуманный институт. Это ужесточение административного давления на общество в глобальном масштабе, в т.ч. через инструменты электронных сетевых технологий, отрицать сегодня не решится не один серьезный наблюдатель.

Хуже всего, что современность отражается глобальными СМИ («сознание отражает бытие») в совершенно постмодернистском ключе, когда количество и равенство мнений по любому вопросу создает многокилометровые сетевые ветки комментариев и параболические всплески эмоций на радио и ТВ. Все это было бы половиной беды, если бы речь шла только о журналистике и политических блогерах. Но все куда более запутано — сама политика на Западе, а значит, и в остальных частях мир-системы, которая упрощенно состоит из ядра, т.е. наиболее развитых страны Запада, полупериферии, т.е. новых индустриальных и переходных государств, а также периферии «третьего мира», сама политика дышит постмодерном и не(о)либерализмом. В таком мире все возможно, но очень не хочется отвечать за содеянное. В таком мире даже война — это ДРАКОН. Но только не тот, с которым сражался благородный сэр Ланселот и не китайский, а новый — гибридный. И от того еще более жестокий…В таком мире война — это ХИМЕРА, чей современный образ далек от каноничного описания, ведь голову и шею льва она поменяла на терроризм и экстремизм, туловище козла стало финансово-экономическим давлением, хвост змеи превратился в «цветные революции», а извергающийся из пасти огонь стал культурно-информационной агрессией. Хочется верить, что Россия, как и великий герой Древней Греции Беллерофонт, сможет одолеть это бессмертное чудовище.

«Гибридная война» все чаще становится не просто неотъемлемым элементом научных и околонаучных дискуссий, а приобретает устойчивые очертания в официальных документах, доктринах, выступая в качестве актуальной угрозы современной безопасности. Мы видим, как на Западе сначала суммировали накопленный опыт и научились искусно применять на практике подобные методы ведения межгосударственного противостояния, а затем в полном соответствии с пословицей «на воре и шапка горит» стали перекладывать ответственность за их применение на другие державы (в частности, на Россию, которая-де повсеместно ведет провокационную деятельность). Все это делается с целью нагнетания эмоциональной русофобской атмосферы и тихого продвижения собственных геополитических задач.

Всевозможные варианты по типу «дела Скрипалей», иные надуманные поводы (обвинения в кибератаках и вмешательстве во внутренние дела США и европейских стран якобы для того, чтобы расколоть изнутри ЕС) появляются не случайно. С их помощью отдельные игроки пытаются цементировать пошатнувшееся западное «единство» и по факту сохранить его антироссийскую направленность, препятствуя полноформатному восстановлению отношений между Россией и тем геополитическим пространством, которое мы можем почти без ошибки называть Большой Атлантикой. Отсюда и милитаризация НАТО, и форсированное развертывание его военной инфраструктуры вблизи российских границ, и политика по консолидации стран-членов вокруг таких размытых понятий-угроз как «гибридная война», под которую при желании можно подогнать все вышеназванные «поводы» и ответить силовым образом.

Современный утонченный политологический дискурс почти в традициях «игры в бисер» великого немецкого писателя Германа Гессе мечется между понятиями «силы», «мягкой силы», «умной силы», «силы принуждения», «гибридного воздействия» и прочими разновидностями геополитической борьбы без формального объявления войны. Однако грубая сила, прямое силовое воздействие, насилие в отношениях между людьми, а затем и в межгрупповых контактах использовалась на протяжении всей истории и даже предыстории человечества. Можем ли мы отказаться от этой части нашей биологической природы? Захотим ли ограничить себя разного рода устаревшими, по мнению многих представителей западного культурного пространства, гуманистическими идеалами в равнодушном мире постмодерна? В мире, в котором, по меткому выражению Алексея Ремизова, «проклятье вовсе не в том, что человек человеку зверь, да еще и бешеный, а в том, что человек человеку бревно».

Даже если оставить в стороне библейскую версию о Каине и Авеле, современная палеоантропология располагает вполне надежными свидетельствами того, что внутривидовое насилие, а затем и взаимное уничтожение различных групп людей началось задолго до того, как современный вид человека остался единственным баловнем эволюции и одновременно — последней надеждой биологического рода Homo.

«Я подозреваю, что, чем дальше мы окунаемся в историю, тем чаще мы будем находить подобные следы насилия среди наших предков. Похоже, что насилие обусловлено самой культурой человечества и что оно существует столь же долго, сколь сама культура», — отметила профессор Дебра Мартин (Debra Martin) из Университета Невады (США) в связи с находкой в Испании достоверно подтвержденного убийства возрастом 430 тыс. лет.

А в 2015 г. в Кении у местечка Натарук, в 30 км от озера Туркана, были обнаружены свидетельства настоящего первобытного геноцида. Статья «Межгрупповое насилие среди охотников-собирателей раннего Голоцена в Западной Туркане, Кения» была опубликована в авторитетном научном журнале Nature в январе 2016 г. Находка археологов — самый древний пока научно подтвержденный эпизод группового конфликта, который можно с натяжкой назвать «войной». Возраст останков, определенный с использованием взаимодополняющих методов анализа, составил около 9500-10500 лет.

В статье описано 12 скелетов, из которых 10 имеют очевидные следы насильственной смерти. Всего же найдены останки 27 человек (8 мужчин, 8 женщин, 5 взрослых, пол которых пока не удалось определить, и 6 детей). У 4 из 12 индивидов, включая беременную женщину, перед смертью были связаны руки. «Травмы, полученные жителями Натарука — мужчинами и женщинами, беременными или нет, юными и пожилыми — шокируют своей беспощадностью. То, что мы видим на доисторическом месте Натарук, не отличается от боев, войн и завоеваний, которые так сильно повлияли на нашу историю и в конце концов продолжают влиять на наши жизни», — подчеркнула доктор Марта Миразон Лар из Кембриджского университета (Великобритания), участник экспедиции и соавтор научной работы.

Нет сомнений, что перед нами следы спланированной силовой операции, а не случайного столкновения: у бойцов было специализированное оружие, которое не использовалось для охоты, например, булавы разных размеров. В телах жертв были найдены и наконечники стрел из обсидиана — редкого для геологии тех мест минерала. Все это позволяет предположить, что нападавшие пришли в Натарук из другой местности с совершенно конкретной целью.

Для нашего размышления также интересны следующие приводимые в статье выкладки. Как один из очевидных примеров межгруппового насилия в период охотников-собирателей, материал раскопок в Кении дает информацию о «социоэкономических условиях», которые маркируются наличием описанного выше оружия. Есть две интерпретации того, как этот археологический факт посягает на наше понимание войны между социумами в рамках присваивающей модели общественного производства.

Западная Туркана 10 тыс. лет назад была плодородным берегом озера со значительным населением, состоящим из групп охотников-собирателей, а наличие примитивной керамики может указывать на хранение продуктов, а значит, сниженную мобильность — т.е. как минимум полуоседлый образ жизни. Таким образом, кровопролитие в Натаруке может рассматриваться как «рейд за ресурсами» — территория, женщины, дети, запасы еды в керамике, ценность которых была аналогичной той, которую мы видим в более поздних обществах с производящей формой хозяйства. С другой стороны, событие в Натаруке может представлять собой свидетельство не столько изменяющихся условий неолитической революции, а стандартного антагонистического ответа на соперничество двух социальных групп, раннего проявления межгруппового насилия и войны. Важно, что пришедшие воины фактически не встретили сопротивления. Это хорошо видно по составу археологического материала. Можно сделать предположение, они заранее знали, что жертвы заведомо слабее и не смогут себя защитить.

Долгое время наше понимание насилия в доцивилизационных обществах опиралось на концепцию ритуализированной агрессии, созданной нобелевским лауреатом К. Лоренцем. Его еще называют создателем современной этологии — науки о поведении живых организмов. Исследовав десятки биологических видов, Лоренц сделал вывод, что у тех из них, что обладают серьезным «наступательным арсеналом», эволюционный отбор выработал также сильную врожденную мораль — инстинктивный запрет применять вооружение во внутривидовых стычках. Вот как блестяще он излагает свою мысль:

«Только что, при описании поведения хомяков, мы упомянули три факта, которые характерны для всех механизмов торможения, препятствующих убийству или серьезному ранению, — потому о них стоит поговорить более подробно. Во-первых, существует зависимость между действенностью оружия, которым располагает вид, и механизмом торможения, запрещающим применять это оружие против сородичей. Во-вторых, существуют ритуалы, цель которых состоит в том, чтобы задействовать у агрессивных сородичей именно эти механизмы торможения. В-третьих, на эти механизмы нельзя полагаться абсолютно, при случае они могут и не сработать.

В другом месте я уже подробно объяснял, что торможение, запрещающее убийство или ранение сородича, должно быть наиболее сильным и надежным у тех видов, которые, во-первых, как профессиональные хищники располагают оружием, достаточным для быстрого и верного убийства крупной жертвы, а во-вторых, социально объединены. У хищников-одиночек, например, у некоторых видов куниц или кошек, бывает достаточно того, что сексуальное возбуждение затормаживает и агрессию, и охоту на такое время, чтобы обеспечить безопасное соитие полов. Но если крупные хищники постоянно живут вместе, как волки или львы, надежные и постоянно действующие механизмы торможения должны быть в работе всегда, являясь совершенно самостоятельными и не зависящими от изменений настроения отдельного зверя.

Таким образом, возникает особенно трогательный парадокс: как раз наиболее кровожадные звери — прежде всего волк, которого Данте назвал «непримиримым зверем» (bestia senza pace), — обладают самыми надежными тормозами против убийства, какие только есть на Земле. Когда мои внуки играют со сверстниками — присмотр кого-то из взрослых необходим».

Собственно, этот отрывок прекрасно передает сомнения автора в том, что данная схема работает с человеком, даже маленьким. При этом ритуализированная агрессия, демонстрация угрозы вместо реального столкновения, как мы увидим ниже, существует, но ее внутренняя причина скорее всего вам не понравится.

Итак, человек, лишенный с самого начала серьезного биологического наступательного арсенала (когти, клыки, рога, копыта, броня) в ходе эволюции не выработал в своем поведении значительных сдерживающих агрессию механизмов. Более того, современные исследования наших ближайших родственников по эволюционному древу и вовсе рассеяли все иллюзии. Выяснилось, что обезьяны активно сражаются и убивают друг друга. Или охотятся на других обезьян — в том числе с применением оружия.

Интересно, что и шимпанзе, и люди, существующие сегодня на стадии первобытности, стремятся снизить риски при столкновении и решаются применить насилие, когда имеют, по их мнению, решающее преимущество над противником. Ритуальное поведение в этом смысле становится первой фазой конфликта, помогает определить расклад сил, либо убедить другую вовсе отказаться от борьбы. Еще раз отфиксируем — грубая сила становится тем более привлекательным вариантом разрешения конфликта, чем ниже риски потерь или ранений для нападающей стороны. В противном случае можно обойтись и переговорами, дипломатией и непрямыми методами противостояния.

Работы этнографов и антропологов, их анализ конфликтов в обществах современных охотников и собирателей, позволяют проследить, как на деле реализуется принцип асимметричного насилия. При столкновении «военных» одного порядка преобладает демонстративная агрессия — боевые танцы, криками, угрожающие позы. Реальные потери от такого рода столкновений, обычно, невелики. И наоборот, когда противника удается застать врасплох, жертвы могут быть в разы выше, особенно среди наименее защищенных членов общества — женщин, детей стариков. Активные действия осуществляют при многократном перевесе сил или с использованием фактора неожиданности. В противном случае обе стороны конфликта стремятся избегать прямого столкновения.

В 1930 г. Ллойд Уорнер, американский антрополог, ставший позднее очень известным своими работами по изучению негритянской общины США, опубликовал статью об охотниках и собирателях Арнем-Ленда на северо-востоке Австралии. Он в том числе описал их «ритуальные войны», место и время которых обычно согласовывались заранее. Конфликт фактически велся дистанционно — стороны почти никогда не сходились, держались на расстоянии около 15 метров, при этом громко ругали противников, бросали копья, бумеранги и т.д. Для нужно эффекта австралийцы-мурнгин наносили на кожу боевую раскраску. Такой «бой» мог затянуться на долгие часы. Как только доходило до крови или взаимные претензии, по общему мнению, были улажены, сражение немедленно прекращалось. Очень характерно, даже для нашего времени, описывают отношение к насилию у тех же аборигенов одни из наиболее авторитетных этнографов Австралии, супруги Берндт: «Мужчина, который дает понять, что при случае не колеблясь пустит в ход копья, вызывает в равной мере и страх, и восхищение». Не знаю, как вам, а мне это очень напомнило поведение рядя лидеров крупнейших мировых держав.

Вернемся в Австралию и отметим все же, что время от времени из-за особого накала конфликта или коварства одной из сторон описанные «договорные матчи» все же перерастали в реальные столкновения. Особенно когда одна из сторон решала прибегнуть к военной хитрости — скрытно обойти противника с фланга или тыла. В таком случае преследование и истребление бегущего противника могло закончится большими жертвами. Ну и наиболее серьезные потери получались при осуществлении внезапных набегов, когда атакующие стремились застать противника врасплох или нападали ночью. В таких случаях поселение, подвергающееся нападению, как правило, окружалось в ночное время, а его обитатели уничтожались фактически без разбора, не способные оказать реального сопротивления. Таким образом, общие принципы применения силы в отношениях между группами людей мы можем фиксировать на самой ранней стадии развития человеческого общества.

Более поздние, с точки зрения цивилизационного возраста, периоды, например, бронзовый век в Европе, дают нам уже совершенно четкую картину масштабных военных столкновений. В долине Толлензе на территории сегодняшней федеральной земли Германии Мекленбург-Передняя Померания в 1250 г. до н.э. бились друг с другом вооруженные люди, общим числом более тысячи. Немецкие археологи нашли останки лошадей, наконечники стрел и деревянные дубинки, а также скелеты с переломанными костями и проломленные черепа воинов. Находка в долине реки Толлензе стала одним из самых ранних свидетельств войны. Отметим, что никаких государств в Европе еще нет, а войны уже идут.

Однако в 1250 г. до н.э. на Ближнем Востоке существовали развитые рабовладельческие государства. В Египте правили великие фараоны Сети I и Рамсес II. На вершине своего могущества находилась империя хеттов в Малой Азии. В 1274 г. царь хеттов Муваталли II нанес жестокое поражение египтянам в битве при Кадеше, которое, однако, египетская имперская пропаганда трактовала как свою великую победу, о чем мы знаем из хорошо сохранившихся письменных источников. В 1259 г. хетты и египтяне заключили мирный договор, соблюдавшийся на протяжении последующего полувека. Договор был написан как египетскими иероглифами, так и хеттской клинописью. Копия этого текста выставлена в наши дни в здании ООН в Нью-Йорке, как зримый пример мирного решения очень схожих с современных геополитических проблем Древнего Востока. Считается, что развалины крепости Кадеш находятся близ Тель Неби-Менд в 24 км юго-западнее города Хомса в современной Сирии, неизменно становящейся яблоком раздора и полем противостояния мировых держав во все времена.

Древнегреческий философ Гераклит Эфесский, кроме фразы про реку, в которую нельзя войти дважды, известен еще разъяснениями о сути войны: «Война есть царь (βᾰσῐλεύς) всего. Она сделала одних богами, других людьми, одних рабами, других свободными». Интересно, что в греческом употреблено слово «басилевс». Аристотель в 3-й книге «Политики» охарактеризовал βᾰσῐλεύς как правителя, избранного народом или добровольно принятого народом — в отличие от тирана (τύραννος), силой захватившего власть. И тогда становится понятна другая фраза Гераклита: «Должно знать, что война общепринята, что вражда есть закон (δίκη), и что все возникает через вражду и взаимообразно». Гераклит был одним из предвестников диалектики. Возможно, поэтому она вызывает искреннее восхищение и двадцать пять столетий спустя: великий немецкий философ Гегель утверждал, что нет ни одного положения Гераклита, которое он не принял бы в свою «Логику».

Итак, люди воевали и воюют по собственной воле, им это нравится. Во все времена средства, способы или технологические аспекты ведения войн были призваны решать геополитические и геоэкономические задачи элит или околовластных групп влияния, позднее — государств. Классический военный теоретик Карл фон Клаузевиц, тот самый, что ввел в оборот выражение «туман войны», говорил, что война всего лишь орудие политики, ее инструмент, ее «продолжение, только иными средствами».

Именно поэтому крайне важно, исследуя в прикладном значении эволюцию подходов к ведению конфликтов, учитывать текущее состояние международных отношений и геополитическую конъюнктуру, которые самым иногда невероятным образом играют значительную роль в формировании хода истории. Будем реалистами — война между людьми еще не закончилась. И закончится ли она вообще — наука пока не в курсе дела. «Человек вошел в мир бесшумно…» — написал Пьер Тейяр де Шарден, но он создает столько шума вокруг себя — заметим мы от себя.