Нужен другой закон
Жорес Алферов: «Нам нужно развивать науку, а не реформировать РАН!»
Нобелевский лауреат считает, что главная проблема отечественной науки — в невостребованности ее достижений
Почетный гражданин Санкт-Петербурга, нобелевский лауреат по физике Жорес Иванович Алферов крайне негативно отнесся к законопроекту о реорганизации Российской академии наук. Так же, как и большинство его коллег-академиков, которые называют реформу РАН, разработанную Министерством образования, не иначе как разрушительной и вредительской. Напомним, этот законопроект в первоначальном варианте подразумевал превращение РАН в совещательный «клуб ученых», создание специального органа для более «эффективного управления» имуществом РАН, подчинения научных институтов РАН чиновничьему аппарату, слияния Российской академии наук, Академии медицинских наук и Академии сельскохозяйственных наук. Только после личного вмешательства Владимира Путина удалось внести в законопроект важные поправки. Однако битва за Академию наук еще не закончена — впереди третье, решающее чтение законопроекта в Госдуме.
«Оборон-сервис» уже был.
Теперь будет «Академ-сервис»?
— Благодаря усилиям научного сообщества законопроект о реформе РАН сильно изменился. На ваш взгляд, к третьему чтению в Госдуме его можно довести до ума?
— Можно, если сохранить институты Академии наук, юрлица у региональных отделений и региональных научных центров и, что очень важно, сохранить право распоряжаться имуществом РАН. Никаких «Академсервисов» по типу печально известного «Оборонсервиса» нам не нужно! Имущество, которое находится в оперативном управлении Академии наук, предназначено для научных исследований. И я считаю, что именно ученые должны им распоряжаться, как это и было много лет. Если есть недостатки в управлении, их надо выявлять и исправлять. Сегодня практически во все учреждения РАН послана прокуратура с целью поиска нарушений — чтобы показать, как Академия наук плохо управляет своим имуществом. Но разве есть уверенность, что чиновники будут управлять им лучше?! В СМИ уже появились комментарии риелторов о том, какие замечательные бизнес-центры и элитные дома можно сделать из наших академических институтов на Ленинском проспекте в Москве. А в Петербурге я уже слышал такие рассуждения: мол, на Васильевском острове у Академии наук слишком много дворцов — она-де могла бы располагаться и в других зданиях. Между прочим, эти дворцы отдали Академии наук еще императоры! И я думаю, что такие структуры РАН, как Зоологический институт, Пушкинский дом или Институт востоковедения, так и должны в этих дворцовых помещениях оставаться.
— Сейчас Академии наук часто ставят в вину, что какие-то помещения сдавались в аренду…
— Это действительно нарушения, за которые надо наказывать. В 90-е годы я, как депутат Госдумы, вносил поправку, чтобы разрешили аренду помещений Академии наук, потому что тогда нам нечем было платить ни за вывоз мусора, ни за электричество — ни за что! РАН находилась просто в жутком состоянии, и сдача части помещений в аренду помогла спасти ряд научных коллективов. А потом я же внес поправку, чтобы запретить аренду. И она была запрещена! Потому что финансовое положение страны и Академии наук улучшилось и надобность в аренде отпала. Еще раз повторю: если есть какие-то нарушения, давайте их исправлять и наказывать виновных, но это не повод создавать сомнительные структуры и отдавать чиновникам, далеким от науки, право распоряжаться имуществом РАН.
Поставьте задачу — будет результат
— Жорес Иванович, что вы будете делать, если все-таки законопроект примут в существующем виде?
— План действий может быть только один в таком случае — бороться хотя бы за сохранение институтов РАН. Ну и, конечно, нам будет очень тяжело. Принятие этого закона нанесет огромный ущерб российской науке. Не дай бог! Я вообще выступаю за то, чтобы разработать другой законопроект.
— Чем он будет отличаться от нынешнего?
— В первую очередь это должен быть закон о развитии науки и технологий в России. Самое главное — это квалифицированно определить конкретные задачи, которые нужно решить для технологического развития страны. И уже для решения этих задач нужно организовывать работу институтов, независимо от их ведомственного подчинения. Так было в советское время, и это правильно. Поставив задачу, вы находите оптимальные формы организации. Я помню, в начале 50-х годов нам нужно было решать проблему создания полупроводниковых электронных компонентов. Одна из основных задач в этой области заключалась в создании транзисторов на PN-переходах. Она была поручена Физико-техническому институту им. Иоффе РАН, Физическому институту им. Лебедева РАН, НИИ?108 Министерства обороны и НИИ?160 Минэлектронпрома — то есть мы все решали поставленную задачу вне зависимости от ведомства научных учреждений. Наибольших успехов тогда добились Ленинградский физтех и НИИ?108. Эти разработки затем стали основой для промышленного производства транзисторов и позволили ликвидировать разрыв с США в сфере полупроводниковой электроники. Конкретные и правильно сформулированные задачи — вот что нам нужно сейчас. Помню, лауреат Нобелевской премии по экономике Джеймс Хекман как-то сказал: «Научно-технический прогресс во второй половине XX века полностью определялся соревнованием США и СССР, и очень жаль, что это соревнование закончилось!» Знаете, я с ним согласен.
— Насчет закона о развитии науки понятно. А что, на ваш взгляд, нужно изменить именно в Академии наук?
— Я считаю, нужна не реформа, а новая концепция развития РАН. К слову, я к реформам отношусь с большим опасением: обычно они у нас ведут к развалу. А в Академии наук, на мой взгляд, нужно менять работу президиума и налаживать работу отделений и взаимодействие с РАМН и РАСХН. Не объединяя, не сливая эти академии вместе, а организуя совместную работу! Вообще, на мой взгляд, объединять три академии, как сейчас предлагают реформаторы, — это совершенно бессмысленное действие. Между прочим, в тех же Соединенных Штатах есть Национальная академия наук, Национальная инженерная академия и Институт здоровья, который в сущности является академией медицинских наук. Причем Институт здоровья является одним из самых богатых, у него — огромное финансирование — 33 миллиарда долларов ежегодно. У нас же медицинские исследования финансируются зачастую по остаточному принципу.
Работа на сегодня и на завтра
— Либералы часто упрекают РАН в том, что научные изыскания академии далеки от реальности. На ваш взгляд, как можно сократить дистанцию от научного открытия до фактического применения?
— Сегодня говорят об инновациях, вчера говорили о внедрении — эта проблема существовала всегда. Причем и у нас, и за рубежом. Поскольку мне много приходилось заниматься вопросами передачи наших научных результатов отечественной промышленности, я довольно хорошо знаю эти проблемы. Кстати, в СССР и в США от открытия нового явления до реального начала производства проходило примерно одно и то же время. Как правило, порядка 7 — 8 лет, в редком случае — пять. Так что в советское время Академия наук с точки зрения практичности научных исследований была точно не хуже западных структур. Но за последние 25 лет деиндустриализации Россия оказалась на обочине технологического развития. Самая главная проблема сегодняшней российской науки — это невостребованность ее результатов экономикой и обществом! Не потому, что РАН занимается какими-то отвлеченными проблемами, которые не находят применения на практике. Очень часто российские научные результаты используются в итоге за рубежом, поскольку в России их некуда и некому передавать! В нашей стране сегодня крайне мало высокотехнологичных отраслей промышленности. Так произошло по причинам, не зависящим от академиков. Я считаю, это результат известной всем приватизации. Если же говорить о фундаментальных научных исследованиях, которые не сразу дают результат, то без них все равно не обойтись. Причем финансировать их должно именно государство. У нас любят ссылаться на опыт «цивилизованных стран», в том числе на США. Так вот, в Штатах основной вклад в фундаментальные исследования вносит именно государство.
— Однако наши чиновники очень любят рассуждать на тему, что в Америке-де поднимает науку бизнес…
— Это не совсем верно. Бизнес заинтересован в прибыли. В США он финансирует в большом объеме опытно-конструкторские разработки. Однако фундаментальные исследования, которые являются основой для таких разработок, финансирует именно государство. Могу привести другой пример. Помню, я был по приглашению в Сингапуре, где, как известно, ведутся передовые исследования во многих сферах. На конференции общался с директорами двух сугубо прикладных институтов: один специализируется в области микроэлектроники, другой — в информатике. Как выяснилось, оба этих института на 90 процентов финансируются из госбюджета. Я удивился, ведь в Сингапуре такие мощные электронные компании, неужели они не дают денег на новые разработки?! И директора обоих институтов ответили мне одинаково: «Компании смотрят на то, что им нужно сегодня. А мы занимаемся тем, что нужно будет завтра. Вот на «завтра» деньги дает государство».
— Как вы считаете, РАН сегодня открыта для общества?
— Да. Возможно, мы недостаточно активно популяризируем науку и рассказываем о своих работах, но мы открыты для общества. Я это вижу по тому же Интернету, где обсуждаются наши научные проекты. Правда, Интернет вызывает у меня большую грусть. Очень надеюсь, что отдельные комментарии пользователей не отражают мнение широкой общественности. Потому что, если судить по этим комментариям, общество у нас деградировало просто кошмарным образом!
«Не сталкивайте лбами РАН и вузы!»
— Жорес Иванович, как вы относитесь к идее министра образования перенести центр научных исследований из Академии наук в университеты?
— Я думаю, это пример еще одного бездумного следования неким западным шаблонам. На перенос научных исследований в федеральные университеты уже потрачены значительные средства. Однако если вы посмотрите на индекс цитирования, на количество научных публикаций, эффект от этого крайне небольшой. Да, в США, например, фундаментальные исследования очень широко развиваются в университетах. Однако там иначе создавалась и развивалась Академия наук. Она появилась 150 лет назад как некоммерческая и неправительственная организация, которая является высшим экспертным органом, определяющим научно-техническое развитие. То есть консультативным органом. А у нас Академия наук возникла при Петре I, когда не было в стране ни университетов, ни других серьезных образовательных учреждений. Поэтому она создавалась со своим университетом, с лабораториями, с музеями, с экспедициями и т. п. В дальнейшем Академия наук тесно взаимодействовала с вузами, и сегодня наука в вузах развивается во многом за счет активного участия академического сообщества. Как правило, те вузы имеют вполне приличный индекс цитирования и количество публикаций, в которых работают сотрудники РАН на кафедрах. А система федеральных университетов, создававшаяся у нас в последние годы путем объединений и слияний, с моей точки зрения, нанесла огромный вред науке и образованию! Ведь как их делали? Просто сливали университеты вместе, при этом теряя очень хорошие учебные заведения. Я могу привести целый ряд примеров, поскольку езжу по стране и вижу, что происходит. В Архангельске Технический университет был очень мощным, а потом его слили с местным пединститутом. Какой в этом смысл?! Просто усложнили работу Технического университета. Или вот в Екатеринбурге был Уральский государственный технический университет — сильный технический вуз. Потом его слили с обычным вузом, а в итоге новый федеральный университет получился намного слабее, чем хорошо работавший до этого УГТУ.
— И последний вопрос. Он не связан с темой реформы РАН, но тоже злободневный. Интересно ваше мнение как нобелевского лауреата. Сейчас появились предложения лишить президента Барака Обаму Нобелевской премии мира за то, что он хочет нанести ракетно-бомбовый удар по Сирии без санкции ООН. Вы бы поддержали это предложение?
— По этому поводу расскажу сначала одну историю. В 1953 году Нобелевскую премию по литературе получил Уинстон Черчилль за свои мемуары о Второй мировой войне. Когда ему сообщили, что он — лауреат Нобелевской премии, Черчилль сказал: «Надеюсь, не за мир?»… Это к вопросу об отношении к этой премии. Понимаете, нобелевские премии в области науки, как правило, присуждаются за работы, прошедшие испытание временем, и в большинстве случаев это выдающиеся исследования. Среди них много таких, которые привели к революционным прорывам в науке и технологиях. А вот с Нобелевской премией мира — много сомнений. Когда ее вручили Обаме, я удивился. Думаю, это решение было ошибкой. С моей точки зрения, Обама не заслуживает этой премии вообще, ему не за что было ее давать. И тем более он не заслуживает ее сейчас.
Смена 9.09.2013
