Молдова небольшая страна, но она имеет огромное значение в контексте евразийской геополитики. Здесь нет залежей природных ресурсов, экономика скромная – и по ее территории не проходит сколько-нибудь значимых трубопроводов. Но при этом она играет важнейшую роль переходной зоны между двумя большими цивилизационными пространствами – Евразией, с одной стороны, и Восточной Европой, с другой.
Восточная Европа: Большое пространство
Чтобы понять геополитическое значение Молдовы, необходимо более внимательно присмотреться к тому, что называется «Восточной Европой». Сейчас все страны Восточной Европы, за исключением Сербии, и Боснии и Герцеговины входят в Европейский Союз и, соответственно, в НАТО (Македония входит в НАТО, но не в ЕС), что несколько оттеняет значимость этого определения. Однако, если в случае Молдовы (и не только) просто сказать, что здесь Россия‑Евразия граничит с Европой как таковой, мы упустим важнейший фактор – самобытность и целостность восточно-европейского Большого пространства: особой и уникальной цивилизационной зоны.
Восточная Европа с культурной и геополитической точки зрения качественно отличается не только от восточного соседа – евразийской России, но и от западно‑европейского пространства. Населяющие ее народы во многом именно «восточные» – либо славяне (как болгары, чехи, словаки, поляки, сербы, хорваты, македонцы, словенцы и т.д.), либо угры (венгры), либо православные (греки, румыны, болгары, сербы, македонцы и т.д.). Но, вместе с тем, и с Западной Европой их многое связывает – кого религия, кого история, кого культура и геополитика. То есть в лице Восточной Европы мы имеем дело с цивилизационным фронтиром, в котором через сложную систему этнических и религиозных переплетений постепенно заканчивается Евразия и начинается Западная Европа (или наоборот, если смотреть с Запада на Восток). Кое-что в Восточной Европе евразийское, а кое-что собственно европейское. И связано это не только с советским периодом и эпохой социалистического лагеря, куда входило после Великой Отечественной Войны большинство стран Восточной Европы, но и с более далекими временами Российской Империи – и так вплоть до архаических веков.
Почему необходимо выделять Восточную Европу в нечто самостоятельное? Потому что мы без этого не поймем истинного содержания тех политических, культурных и социальных процессов, которые сегодня развертываются и в ней самой, и на прилегающих к ней территориях, более тесно интегрированных с Россией-Евразией. Молдова (равно как Беларусь и Украина) относятся именно к этой категории. Для всех этих бывших территорий СССР и Российской Империи характерна еще одна промежуточная идентичность. На сей раз она является территорией переплетения собственно великоросских евразийских доминант с восточно-европейскими. Поэтому Западная Европа, Запад как таковой, как геополитическое понятие, примыкает к ним не непосредственно – а опосредованно, через соседние области собственно Восточной (!) Европы.
Молдова в геополитическом контексте: полюс Традиции
Так мы очертили геополитический контекст интересующей нас Молдовы. С одной стороны, эта область, населенная влахами, юго-западная часть земель которых называлась Валахией, Мунтенией или «Цара Ромыняскэ» («румынская земля»), а восточная – Молдовой. Причем в состав Молдовы входили значительные территории, сегодня расположенные в пределах современного государства Румыния, в том числе древняя столица – Яссы. А то, что сегодня мы называем Республикой Молдова вместе с нынешним юго-востоком Одесской области Украины – исторически было юго-восточной оконечностью Большой Молдавии, и в 1812 году под названием «Бессарабия» вошло в состав Российской Империи.
Северо-западные земли входили в Трансильванию, представлявшую собой отдельную область Венгерского королевства, где при значительном проценте валашского населения до второй половины ХХ века политически преобладали секеи, венгры и колонисты саксы. Почти все влахи (румыны, молдаване и трансильванцы) были православными, но после падения Византии оказались под властью либо Османской Империи, либо Австрии. Достижение влахами независимости на востоке шло под прямым патронажем Российской империи, а на Западе – западно-европейских держав. При этом до 1918 года Трансильвания оставалась в составе Австро-Венгерской империи, а Бессарабия – в Империи Российской.
Отсюда двойственность культур – румыны тяготеют к Парижу и Берлину, молдаване к Москве и Санкт-Петербургу. И всё это сложилось задолго Советского Союза и до появления Румынии как независимого государства, а Молдовы как пост-советской суверенной Республики. Вся территория расселения румын и молдаван – двуполярна: Запад тяготеет к Европе, Восток – к России. Но и те, и те сохраняют православие и говорят на очень близком, если не тождественном, языке с разными системами письменности – латиницей на западе и до 90-х годов кириллицей на востоке (сейчас молдавский язык на кириллице в качестве государственного сохранился только в Приднестровье). И снова это не советское нововведение и не русификация – средневековые богослужебные книги, до сих пор сохраняющиеся в обиходе румынской православной церкви, написаны кириллическим письмом. Это древне-румынский язык, замененный латиницей лишь в XIX в ходе довольно искусственной вестернизации.
Еще одним отличием Молдовы от Валахии является ее архаичность. Духовная культура восточных территорий была неразрывно связана с Афоном, с исихазмом; и не случайно у истоков возрождения старческой традиции в самой России в конце XVIII века стоял подвизавшийся в Молдовлахии святой Паисий Величковский, Паисий Нямецкий. А само духовное движение исихастов началось именно в молдавских монастырях (на территории Большой Молдавии, Молдавского княжества) и потом перекинулось на восток – в Россию.
Молдова: новая бессарабская государственность
В СССР Молдавия (Бессарабия) была оной из союзных республик, а Румыния, ставшая независимой после освобождения от турок в 1877 году (тогда она называлась Объединенным княжеством Валахии и Молдавии), после победы над нацистской Германией вошла в социалистический лагерь, где советская Россия была бесспорным лидером.
После распада СССР Молдова провозгласила независимость, а в Румынии произошел поддержанный Западной Европой, США и НАТО переворот, в ходе которого бессменный правитель социалистический Румынии Николае Чаушеску был расстрелян, а страна взяла курс на евроинтеграцию и стала членом Евросоюза и НАТО. При этом, уже с 1991 года в обеих странах дали о себе знать унионистские настроения, с призывами присоединить Молдову к Румынии. И по умолчанию предполагается, что безусловной политической, культурной и стратегической доминантой будет румынский выбор Брюсселя, Вашингтона и НАТО – то есть исключительно западный вектор. И вот тут содержится важный момент. Такой выбор не является вопросом безусловного консенсуса даже в самой Румынии. Ведь, как мы видели, восточные области исторической Молдовы представляли собой особый полюс, во многом отличающийся от прозападного. Всю Восточную Европу после распада СССР по центробежной инерции бросило в объятья Евросоюза и НАТО, но постепенно баланс региона восстанавливается, и все больше стран – Венгрия, Польша, отчасти Чехия – отдаляются от Евросоюза по вопросу традиционных ценностей, иммиграционной политики, религии и т.д. То есть восточно-европейская цивилизация дает о себе знать. Все это касается и Румынии, где о своей приверженности православной религии открыто заявляется беспрецедентное для современных стран число людей – более 90 процентов. А это значит, что унионизм бывает как и чисто атлантистский – либерально-западнический, так и консервативный – патриотический, популистский и националистический (Великая Румыния – Romania Mare).
В ходе образования современной Молдовы произошел военный конфликт с Приднестровьем – особой территорией бывшей Союзной Молдавской Республики СССР со смешанным населением, в котором молдаване представляли собой треть – наряду с русскими, украинцами и другими этносами. Важно, что эта область имела исторические особенности и более отчетливо евразийский менталитет. Это привело к тому, что в период подъема унионистских настроений в Молдове, по мере распада СССР, произошел вооруженный конфликт между Кишиневом и Тирасполем (столицей Приднестровья), что привело к появлению отдельной – не признанной – Республики, полностью ориентированной на Россию. В самой же Молдове преобладавшая на первых этапах унионистская и отчетливо атлантистская ориентация постепенно перестала быть доминирующей, и в итоге между тяготением к востоку – Москве, и к западу (Бухарест, Евросоюз) установилось определенное равновесие.
Выборы 2020: определение судьбы
Все это на разных уровнях и предопределяет контекст, в котором развертывается нынешнее драматическое противостояние президентских выборов в Молдове – восточный кандидат, действующий президент Игорь Додон противостоит прозападной унионистке Майе Санду. Приднестровье же, считающее себя независимым государством, в выборах участия не принимает.
Важно заметить, что Санду не просто сторонница объединения с Румынией, но является кандидатурой, поддержанной влиятельным кругами глобалистов – Джорджем Соросом и его фондом «Открытое общество», спонсирующим многие цветные революции во всем мире и в последнее время поддерживающим антитрамповские протесты в самих США. А также другими влиятельными фигурами Демократической партии США и мировой финансовой элиты. Программа Санду однозначна: окончательно вывести Молдову из-под влияния Москвы, оторвать от Евразии и интегрировать не просто в Восточную Европу, а непосредственно в атлантизм и либеральный миропорядок – наподобие Прибалтийских республик, живущих буквально на натовских штыках.
Майя Санду: обыкновенный атлантизм
Здесь важно заметить, что если глобалистам удастся провести Майю Санду в президенты, это создаст целый ряд серьезных геополитических проблем:
- Санду с ее радикально прозападной и либеральной ориентацией еще глубже расколет молдавское общество, заставив перейти в оппозицию не просто пророссийски ориентированных молдаван, но и сторонников традиционных ценностей, которых в молдавском обществе большинство.
- Санду не только ориентирована на соединение с Румынией, но предана глобализму и европеизму, что идет в разрез с набирающими силу патриотическими движениями в самой Румынии. Добавив к либеральному курсу еще и Молдову, румынские патриоты существенно ослабят свои позиции, несмотря на то, что формально их стремление объединить всех влахо-молдаван в одном государстве покажется более вероятным. Санду ориентирована не на Бухарест, а на Вашингтон, Брюссель и Уолл-стрит, что с собственно румынскими интересами, и тем более с православными основами влахо-румынской идентичности имеет мало общего.
- Приднестровье окончательно укрепится в своей стратегии на обособление, что вполне может привести к новой эскалации конфликта и вспышке насилия.
- Россия, со своей стороны, прореагирует на произошедшее, поскольку такой поворот событий в глазах Москвы будет чем-то аналогичным киевскому Майдану или попытке свергнуть Лукашенко.
Игорь Додон: Великая Молдова + Евразия
В такой ситуации выбор Игоря Додона может стать последним шансом сохранить и без того хрупкое статус-кво в Молдове-Бессарабии. И более того, для самого Додона можно наметить дополнительные направления стратегии следующего президентского срока, не ограниченные простым балансированием и сохранением с Москвой мирных и дружелюбных отношений. Одного этого, видимо, не достаточно – и, судя по всему, молдавские избиратели не полностью отдают себе отчет, какую катастрофу для страны несет в себе необдуманный выбор соросовской кандидатуры Майи Санду.
Что мог бы предпринять Додон в случае своего переизбрания?
- Он мог бы выдвинуть проект территориального объединения с Приднестровьем, что возможно только в случае евразийского курса Кишинева. Причем не временного и тактического, но опирающегося на глубокое и необратимое стратегическое решение.
- Вместо инерциального и не слишком убедительного «социализма» Додон мог бы провозгласить ориентацию на стремительное повышение уровня социальной справедливости, объявив войну молдавскому олигархату и коррупции.
- От прямолинейного противостояния (или Москва – или Бухарест) можно было бы перейти к другой формуле: духовное единство Влахо-Молдовы вместо либеральной глобализации. То обстоятельство, что Игорь Додон принимал в Кишиневе влиятельный «Мировой Конгресс семей» является прекрасным символом его поддержки традиционных ценностей. Кишинев и Бухарест – но не Вашингтон и Брюссель. Это могло бы открыть ему путь и к румынской политике.
- Сочетание консервативных ценностей, свойственных молдаванам и румынам по обе стороны границы, с требованиями социальной справедливости вывело бы Додона из не слишком внятной зоны «розового» дискурса.
- Более того, на фоне очевидного раскола самих американских элит Додону вполне можно ориентироваться именно на консерваторов, которые относятся к России если не дружелюбно, то относительно нейтрально; тогда как прогрессисты и левые либералы (а такие фигуры как Джордж Сорос принадлежат именно к этому лагерю), напротив, готовы поддерживать кого угодно, если это сможет принести вред России, упорно выходящей из-под западной гегемонии и строящей многополярный мир.
- Альянс с Москвой в сочетании с консерватизмом, открытостью к унионизму, но на иных (не глобалистских) условиях и резко выраженной социальной справедливостью на фоне успехов в переговорных процессах с Тирасполем – вот новая дорожная карта, которая обеспечила бы Игорю Додону серьезные основания для политического и даже исторического успеха.
Сегодня многие наивно убеждены, что в политических процессах побеждают только технологии. Это лишь доля правды, но далеко не вся. Исторический, культурный, мировоззренческий, геополитический и цивилизационный контекст не менее, а подчас и намного более значимы. Другое дело, что и эти фундаментальные факторы надо использовать технологически выверено и умело.
Сейчас в Молдове решается очень многое. Не просто речь идет о том, кто возглавит эту небольшую страну на относительно короткое время до новых выборов. Если в Кишиневе поддержат креатуру глобалистских сил, это может стоить прекрасному, мирному и доброму народу молдаван невероятно дорого. Санду – это не просто евроориентация, это катастрофы, война, расколы, страдания, муки. Додон способен как минимум отложить худший сценарий развития событий, а взяв курс на стратегическую и выверенную геополитическую линию он мог быть стать наилучшим решением.
