Дорогой Александр Андреевич!
Однажды вы сказали, что Советский проект открывали великие книги: «Как закалялась сталь», «Тихий Дон», «Молодая гвардия». Завершали советскую эру тоже романы и повести: «Печальный детектив» Астафьева, «Дети Арбата» Рыбакова, распутинский «Пожар». Да, литература — главный летописец. Не по архивным документам, а по художественным образам мы судили и будем судить о каждой эпохе.
Проект «Путин» (хотя Путин для России, как и Россия для него, это не проект, а судьба) был ознаменован вашими книгами, путинское преображение отслеживали ваши романы. В «Господине Гексогене» недавно избранный президент садится за штурвал самолёта «Россия» и ведёт его по маршруту, на котором ждут и горячие точки, и точки роста, и точки невозврата.
В романах «Политолог», «Виртуоз», «Крейсерова соната», «Теплоход “Иосиф Бродский”», «Русский», «Алюминиевое лицо», «Человек звезды», «Крым», «Востоковед» страна вырывалась из своего босхианского периода и вступала в период новой империи. Путин Бесланский, Путин Норд-остский становился Путиным Таврическим, Владимиром Дамаскиным. Вы произносили загадочное слово «Аркаим», а в нём слышались «Крым» и «Арктика», — и они в нашей жизни сбывались. Вы сулили России «время золотое» — и оно наступало, проявлялось, как лик Богородицы на фреске, замазанной в лихолетье.
Вы манили в нынешний век чудесную птицу русской истории, что «венчает в победах, вселяет надежду в поражениях», и она садилась на плечо президента. Он кормил её из рук золотым зерном, лелеял её, знал, что эту птицу не удержать в клетке, что она останется только с тем, кто изведал в жизни настоящую любовь, поверил в чудо.
Неслучайно президент говорил, что его очень любили в детстве. Наверное, ему часто рассказывали сказку о Жар-птице. Он уповал на то, что отыскавший на жизненном пути её радужное перо воплотит извечную русскую мечту о всеобщем благоденствии. По такому перу русская история узнала в президенте избранника. Вольная птица осталась верна ему на десятилетия. За ней он устремил самолёт «Россия».
Но в вашем романе «Леонид» этот самолёт уподобляется загоревшемуся в Шереметьеве суперджету. Народ паникует, толпится, ропщет, стенает. Иные, жертвуя собой, отдают спасительную луковку ближнему. Иные, как в последний день Помпеи, среди огня и дыма пекутся о ветхой суме, расталкивая всех локтями.
Русский имперский дворец возводился президентом под вражеским обстрелом: пока обжигали один кирпич, рушилась целая стена. Президенту приходилось держать на своих плечах своды государства, быть замковым камнем. Теперь же русский чертог переполнен противоречиями — между отцом и сыном, женой и мужем, природой и цивилизацией, мечтой и действительностью, прошлым и настоящим. Из малых противоречий может родиться большой взрыв, который разрушит всё до основания.
Отдельных действий, на время утоляющих боль, уже недостаточно. Нужно всем миром заполнять зияющие пустоты, гасить злобу и ненависть, крепить веру. Нужно приступать к очищению жизни и души, дел, слов и помыслов. Очищение — это не только совковые лопаты тружеников или мётлы опричников, но и крохотная кисточка, которой археолог смахивает прах тысячелетий с драгоценной находки, которой реставратор подновляет потускневшее изображение. Подобно античным грекам, что, наблюдая трагедию, переживали катарсис, нам сегодня через сомнения и лишения нужно обрести спасительный путь. «Чистый» значит «ясный», «сияющий». Только такой способен к преображению, что в России «случается вмиг», меняя природу и сущность всего, наполняя смыслом то, что прежде было наполнено отчаянием.
К необходимости такого очищения страны президент подходит Леонидом Леонидовичем Троевидовым: правителем, который пытается удержать от распада не только Россию, но и весь мир, подобно беломраморным петербургским львам, под тяжёлыми лапами которых земная сфера. Леонид — «подобный льву». Лев — символ евангелиста Марка, показавшего царскую власть Спасителя над всем мирозданием.
Троевидов на распутье: он видит три финала собственного правления, три властных исхода, три примера: Александр I, Иван Грозный, Николай II. Президент, подобно Благословенному императору, что победил Наполеона, «замыслил побег», чтобы вдали от Кремлёвских палат закончить свои дни новым старцем Фёдором Кузьмичом. Но, как бояре призвали Ивана Грозного вернуться из Александровской слободы на царский трон, так Троевидова уговорили возвратиться в президентский кабинет, чтобы спасти затрещавшее по швам государство. Но Москва приготовила правителю не медные трубы, а Ходынку и Кровавое воскресенье.
Метания Троевидова среди исторических аналогий — это метания птицы русской истории. Ей выбирать, каков будет итог путинского правления. Но если во «Времени золотом» Вы, Александр Андреевич, подавили восстание, вскипевшее на Болотной площади, одолели штурм Кремля, если в «Убить колибри», «Цифре», «Подлётном времени» вы уберегли президента — то в «Леониде» уже готова пролиться кровь, Россия едва не сорвалась в пропасть.
Я понимаю, почему так долго вы держали этот роман в письменном столе. Нам часто не дано предугадать, как отзовутся в реальности наши слова, излившиеся на белый лист. Нам неведомо, чем станут они: заблуждением, пророчеством или сценарием будущего. Теперь опубликованный, роман может призвать новые вихри русского времени, может запереть беду в книге и не выпустить её в жизнь. Держава в романе побеждает, а значит— и в действительности государству быть!
Ваш роман — это буря, настигшая Россию земную из России космической. В оке бури — пернатое крыло: то ли птица русской истории, то ли шестикрылый Серафим, что рассекает грудь мечом будущему избраннику и вкладывает в неё пылающий огнём угль русской мечты.
Ваш роман — это тоска по Беловодью, где мы увидим живыми своих пращуров, будем с ними ровесниками, где никто никого не обижает, где русская мечта сбывается.
Ваш роман — это гнездо для птицы русской истории. В нём она до срока притаится. Ей уютно. Она не покинет Россию.
А я отправляю вам не рецензию, а письмо. В нём золотое зёрнышко. Оно преумножает силы. Передайте его дивной птице.
Ваш
Михаил Кильдяшов
