Президент Байден объявил, что по итогам встречи в Женеве не будет проводить совместную пресс-конференцию с президентом России, а проведет отдельную. Иначе – он объявил, что не надеется на выработку общей позиции, которую они могли бы артикулировать совместно и что ему нужна площадка, на которой он сможет публично огласить свою интерпретацию итогов встречи.
Все то, что сказал Байден о целях его встречи с Путиным, звучало вполне энергично, но неопределенно и — что главное – допускало возможность о любых итогах встречи отчитаться как об успехе.
Что было сказано: что Байден хочет сказать Путину то, что хочет, чтобы Путин знал: наверно, все, что один собеседник говорит другому, он говорит именно для этого. То есть сказать о своих намерениях — это все равно что не сказать ничего. Или сказать, что он – Байден — хочет встретиться с Путиным ровно для того, для все те, кто хочет с ним встретиться и что-то сказать. Но звучит энергично, наступательно и уверенно.
Правда, он попробовал уточнить, дополнив: «Мы не ищем конфликта с Россией. Мы хотим стабильных и предсказуемых взаимоотношений, — сказал президент. — Я говорю предельно ясно: Соединенные Штаты будут отвечать решительно и серьезно, если российское государство станет осуществлять вредительские действия».
Тоже звучит решительно и твердо. И позволяет любой результат встречи объявить успехом.
Потому что самый естественный ответ на подобную декларацию в личной встрече со стороны оппонента – пожатие плечами со словами: «И мы не ищем конфликта с Соединенными Штатами. И мы стремимся к стабильным и предсказуемым отношениям. И мы не намерены приносить США вред. Напротив – выступаем за равноправные отношения и учет национальных интересов каждой из стран. В частности – будем твердо и решительно отстаивать национальные интересы России».
После чего Байден может радостно отчитаться перед своими союзниками и элитой США, объявив: «Я предупредил президента Путина, что мы будем твердо и решительно отвечать на попытки России нанести нам вред! И Путин понял меня и в ответ заверил, что Россия не ищет конфликтов с нами и ни в коем случае не будет наносить нам вред и намерена исходить из безусловного уважения наших национальных интересов!»
Правда, Байден еще в более решительных тонах уточнял: «Мы уже продемонстрировали это. Я намерен донести до Москвы, что будут последствия за нарушение суверенитета демократий в США, Европе и других местах». На что естественен ответ: «Россия безусловно уважает суверенитет любых стран, вне зависимости от существующей в них формы правления и ни в о кем случае не планирует его нарушать».
И Байден опять-таки может гордо отчитаться: «Я был жёсток. И Путин услышал меня и заверил, что ни в коем случае не нанесет ущерба демократиям всего мира!»
То есть анонсирована цель встречи, которая в любом случае может считаться достигнутой, что позволяет говорить, что президенту США не столько нужно решение каких-либо реальных проблем отношений США и России, сколько нужна возможность объявить о своем крупном международном успехе.
Иначе – для него цель визита не в том, что анонсировано. Если при этом учесть объявленное намерение поставить вопрос «о соблюдении прав человека», то содержательные вопросы вообще уходят на второй план: это все равно, как если бы Путин предложил католику Байдену на саммите обсудить вопрос, от кого исходит Святой Дух: только от Бога-Отца, или и от Бога-Отца и от Бога-Сына… Или права американских трудящихся при капитализме…
Байдену нужно нечто другое. И об этом заставляет думать вся конфигурация нынешнего европейского турне: саммит «семерки», встреча с Елизаветой Второй, саммит НАТО, совместный саммит с ЕС.
Формально все анонсируется как консолидация позиций перед встречей с Путиным, обретение мандата на разговор с ним от имени всего Запада и демократий всего мира. Но уже регламент встреч выглядит функционально не соответствующим декларируемой задаче: на встречу с ЕС отведено два с половиной часа, 150 минут на обмен мнениями тридцати стран-участниц. То есть речь может идти либо о формальном акте вежливости, либо о попытке попытаться вступить в полемику с основными сегодняшними оппонентами США в Европе – возможно, при шумовой поддержке лимфотрофов. Но тогда это – не консолидация позиций, а признание серьезных разногласий внутри ЕС. И задаче продемонстрировать перед Путиным «единство демократий» явно не соответствует.
Сам Байден уверяет, что его главная цель – уверить всех и каждого, от Германии до России, что «Америка вернулась». Но подобного рода возвращения не достигаются подобными способами формальных мероприятий. А программа турне Байдена явно ориентирована на символические мероприятия: они могли бы быть наполнены убедительностью, если бы Штаты находились в ином положении либо демонстрировали свое возвращение убедительными действиями.
Нынешнее турне выглядит скорее само как нечто инструментальное и декларативное. Байден пока не демонстрирует союзникам ничего, кроме себя самого. Байден пока не демонстрирует России ничего, кроме малосодержательной риторики. И тогда возникает предположение, что само турне, сами встречи с НАТО и ЕС, сама встреча с Путиным имеют некого иного адресата. А тогда таким адресатом может являться только сама Америка и ее политический класс. А тогда получается, что не Европе и не России американский президент демонстрирует, что «Америка возвращается», а Америке демонстрирует: вот как меня принимали Европа и Россия, со мной встретилась и королева Англии, и даже президент России. «И я ему твердо сказал, и он со мной согласился!».
То есть получается, этим турне Байден хочет продемонстрировать Америке, что и союзники, и Путин признали его президентом. И значит, что он чувствует необходимость убеждать свою собственную страну и ее элиту в том, что именно он является ее президентом – причем убеждать, апеллируя к признанию своего статуса и значения другими государствами и лидерами других государств.
Тогда получается, что сам Байден не чувствует себя полноправным президентом собственной страны. Почему – другой вопрос: то ли потому, что его избрание с процедурной точки зрения оказалось слишком спорно, то ли потому, что почти половина американских штатов его таковым не считает, то ли потому, что им недовольна коалиция политических сил, приведшая его к власти под знаменем Демократической партии. Но, похоже, ему нужно подтверждение его легитимности.
И нынешнее турне в этом случае выглядит некой попыткой пройти акт дополнительной инаугурации – внешней инаугурации, возможно, связанной и с тем, что традиционная своя, национальная инаугурация 20 января оказалась омрачена протестными выступлениями несогласных и штурмом Конгресса 6 января. Понадобилось подтверждение — внешняя инаугурация именем мировых лидеров.
И получается, что если еще недавно тем или иным лидерам других стран требовалось, чтобы их легитимность подтвердили в Белом доме, то теперь, как когда-то давно, Белому дому нужно, чтобы его легитимность подтвердили другие страны. Особенно на фоне отповеди, полученной от Китайской компартии на Аляске.
