Есть математические модели, которые доказывают, что за всё время существования рода homo sapiens на планете Земля в совокупности прожили и проживают (включая и настоящее время) 107 миллиардов человек.
Если округлить, будет 100 миллиардов. И что от них осталось? Ничего! Где они все?
Предположим, что каждый такой человеческий индивид проживал в среднем сорок лет. Кто-то умирал в детстве, кто-то в бесконечных войнах, кто-то от болезней и в эпидемиях, а кто-то от наркотиков и по пьяни – в пещерах и притонах, сугробах и подъездах…
Вот жило такое человеческое тело, порой с любовью, часто – с гордостью, смотрело на себя в зеркало, и видело там «особого», «неповторимого», «красивого» и «умного»… Самого себя. А потом – раз… И никаких следов. Только прах и гумус, органические удобрения.
***
Каждая телесно-человеческая особь рождается, живёт и умирает. Банально! При этом своего рождения никто, естественно, не помнит, а земная жизнь для очень и очень многих оказывается странным сном наяву. Но вот собственная, неизбежная смерть представляется для кого-то загадочной, для многих – очень сильной болью, для большинства – страшной, болезненной, ужасной и парализующей… И только для очень некоторых, исключительных – действительно уникальной…
Но практически для всех сопряжена с подспудным ожиданием – что потом?
…Кто помнит об этих 100 миллиардах людских творений? Или личностей. Или тварей. Их просто нет и их как бы и не было вовсе. И о них никто и ничего не знает, никто не помнит и не вспомнит. И никто не узнает. Как сформулировал в похмельном забытьи некий поэт (советский и антисоветский в одном флаконе):
Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры, увы, не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
От этой невозвратности кричать.
Бессмысленность оказывается оглушительной, как удар кованым сапогом по голове уже лежачего, в луже!
Ежедневно сотни миллионов уставших от нескончаемых жизненных передряг, тяжело больных, престарелых и уже совсем дряхлых образчиков рода человеческого чувствуют, переживают, видят мерное, неотвратимое приближение смерти. Но даже они пытаются изо всех сил отбросить всё, что напоминает о неизбежно приближающемся конце. «…Мы исчезаем так же быстро, как пузыри в луже дождя. У нас нет силы оставаться вечно, и нет уверенности в том, когда мы умрём… Мы можем осознавать непостоянство нашей человеческой жизни, размышляя о том, как дни, месяцы и годы непрерывно проходят, а мы приближаемся ближе и ближе к смерти…»
***
Каков же смысл существования этого сборища будущих неизбежных мертвецов под высокопарно напыщенным названием «человечество»? Или этого отдельного индивида? А был ли он, этот индивид, вообще или просто приснился? Самому себе?
100 миллиардов отдельных смыслов жизни? А может быть, скорее 100 миллиардов совершенно бессмысленно куда-то исчезнувших теней?
…Великий певец Сгeedence Сlearwater Revival Максим Горький, взирая насмешливо на толпище, бесстыдно заполонившее планету, заранее написал им коллективную эпитафию:
А вы на Земле проживёте,
Как черви слепые живут.
Ни сказок про вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют!
***
Естественно, и нынешние, как бы продолжающие существовать миллиарды человеческих особей – трусливые, непрерывно дурно пахнущие, много раз отдрессированные обстоятельствами – также обречены и обязательно исчезнут. Причём обречены двояко.
Эти внешние люди – своего рода раковые клетки Матери-Земли, которые непрерывно, всё более расширяющимся потоком метастазируют в теле живой планеты. И эта нынешняя, суицидальная цивилизация неотвратимо исчезнет, как погибали и другие цивилизации «человечества», от которых ничего не осталось.
Но эти нынешние миллиарды людей обречены и в ином, более мистическом значении. У них нет совершенно никакой – даже для себя – причины для своего существования. Они не знают, а очень часто и не хотят знать ответ на вопрос: «А зачем вообще жить, если..?» Следовательно, эти миллиарды вроде бы людей в принципе могут уже считаться несуществующими. Их просто нет! Они лишь виртуальны! Они только видят сон, где им кажется, что они зачем-то живут…
***
…Сумрачная, безлюдная улочка с тоскливыми одинокими фонарями. Он лежит в жарко натопленной комнатёнке, с взлохмаченными, немытыми волосами, осунувшимся лицом, запавшими, безумными глазами. Тошнотворный, невыносимый запах неизлечимой болезни плоти и души… И продолжает он беззвучно бормотать самому себе словно бы бесконечную молитву: «Человек есть нечто, что должно превозмочь…»
…А потому всегда есть и другие. Их называют по-разному: сверхчеловек, «совершенный человек» (инсан аль-камил), святой, богоподобный, «внутренний человек», харизматик…
Но их всегда мало. Пророк Мухаммад однажды сказал: «Из ста мусульман только один спасётся». Есть гораздо более жёсткий вариант этого хадиса: «Из каждой тысячи (вообще всех) верующих только один попадёт в рай».
Существует огромное количество различий между тем, который уже потенциально органическое удобрение, и тем, который уже потенциально сверхчеловек. Но важнейшим является то, что «совершенный человек» стремится непрерывно осознавать смысл своей, именно собственной, неповторимой жизни. И он не просто тривиально знает. Для него это есть некая совершенная уверенность, важнейшая граница просветления, процесс неповторимой, магической трансмутации, после которой уже всё будет иначе…
…И вот он спрашивает себя: «Сошёл ли я с ума или все остальные?» И тут же, не задумываясь, отвечает себе: «Нет, с ума сошли все остальные!»
***
Безусловным условием жизни любого индивидуального homo sapience является поиск ответа на заложенный в глубинах его природы мучительный вопрос: «Для чего именно я существую? В чём смысл именно моей жизни?»
Огромное большинство людей стремятся напрочь забыть об этой загадке, чтобы комфортно «жить как все», «поступать, как все», «думать, как все». Так комфортным становится процесс превращения в орг. удобрение!
Когда сохранившиеся традиции, предания, теории и идеологии, скучно и навязчиво объясняющие «что такое хорошо и что такое плохо», постепенно деградируют и умирают; когда неимоверно тяжело становится искренне ответить самому себе «зачем и для чего я здесь?»; когда «абсолютные истины» перестают убеждать в своей непогрешимости, вот тогда возникает, вспыхивает сладковато-гнилостный «синдром самоубийцы»: пронзительная алогичность и неопределённость всего окружающего становится всепроникающей, начинается ускоренное падение в суицидальное будущее – растёт количество психически больных, пьяниц, алкоголиков, наркоманов…
А потому-то абсолютное большинство предсмертных записок самоубийц имеет очень похожий рефрен: жизнь стала совершенно бессмысленной и бесцельной.
Не зная ни того, что они могут делать, ни того, что они должны делать, эти толпы внешних индивидов (потенциальное биоудобрение!) часто «забывают», чего, по сути дела, они хотят. В конечном счёте оказывается, что они либо хотят того, что делают другие, либо делают то, что хотят другие.
***
Драматический водораздел ты пересекаешь тогда, когда постепенно, мучительно начинаешь понимать, что не можешь найти суть своей жизни на основании чего-либо уже твёрдо установленного. Тогда и только тогда появляется шанс начать поиск своего, неповторимого смысла.
…Когда ты с ним сталкиваешься, он оказывается не только единственным, но, прежде всего, и исключительно твоим. И потом вдруг ты становишься способным обнаружить отражения, тени только твоей сути и у всего человечества, и у разных цивилизаций, и у государств, и у народов, наций, племён, корпораций, партий…
***
Как разглядеть, как распознать различия между тем, кто преодолевает в себе «человеческое, слишком человеческое», прорываясь к своему «внутреннему человеку», и тем, кто с «инстинктом Танатоса» непрерывно желает превратиться в органическое удобрение?
Есть четыре фундаментальных различия. Потенциальный сверхчеловек непрерывно сосредоточен на раскрытии и выполнении своей жизненной сути. И он осознаёт, что может это сделать только на пути испытаний. И он уверен, что после каждого испытания он изменяется. И, наконец, одним из самых важных таких испытаний является его смерть.
У будущего биоудобрения нет никакого интереса к своему смыслу жизни, потому что он всегда «как все». Любое испытание для него – это дискомфорт, стресс, несчастье. Его личная смерть – просто ужасная катастрофа!
***
Каждое событие, даже самое незначительное, может стать творческим испытанием, если ты оказываешься способным осознать его именно как то, что способно изменить тебя. И тогда оно становится твоим учителем.
Именно испытания придают твоей земной жизни целостность и целенаправленность. И именно потому они требуют, чтобы ты сопротивлялся и боролся, боролся яростно и мужественно, прилагая усилия и сверхусилия.
И тогда смысл твоего неслучайного, уникального жизненного пути начинает зримо проявляться, выступая как нечто мощное, изначальное и предопределённое.
***
Каждого внешнего человека с самого раннего детства учат играть различные социально-психологические роли. Они, эти игры, в начале прелестны и восхитительны тем, что объединяют и совмещают два важнейших, сокровенных, но противоположных компонента: спонтанную свободу, которая прорывается от глубинного ощущения «я есть», и стремление, вытекающее из земной воли к жизни, – чему-то научиться, подражая и повторяя, повторяя и подражая.
Потом проходит время, и почти каждый ребёнок привыкает, втягивается и начинает играть самостоятельно. Но при этом ощущение, восприятие спонтанности внутренней свободы незаметно, исподволь куда-то исчезает. На место легкокрылой, прелестной бабочки «я есть» приходит мерная, тоскливая поступь тяжелораненого, умирающего неандертальца «я должен».
А потому уже на закате земной жизни, перед окончательным уходом в действительность органических удобрений, когда уже совсем не хочется говорить, ты устало чувствуешь ноющую, острую тоску по самому себе – по прежнему загадочному, оставшемуся в Неизвестном.
Подражая, повторяясь, забавляясь и заигрываясь, затрачивая часы, месяцы и годы, ты ставишь на кон свою собственную единственность, свою одинокость, свою неповторимость. А потом ты обязательно проиграешь! А проиграв, просто исчезнешь… Такова извечная судьба органических удобрений!
***
«…Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»
Что же здесь так мучает всё более страдающего от учащающихся эпилептических приступов Фёдора Михайловича? Только то, что с таким предельным вызовом сталкивается именно будущее органическое удобрение, но никак не неизвестный сверхчеловек, который просто спокойно перешагнёт Раскольникова?
***
Есть «знание», с одной стороны, а с другой – информация, big data, сведения, данные…
Есть три существенных отличия «знания» от информации, данных, сведений…
В отличие от обобщённых, безличностных данных, сведений, информации, «знание» всегда глубоко индивидуально. Оно только для тебя!
«Знание» – это то, что обязательно трансформирует тебя, переформатирует, трансмутирует… После встречи со «знанием» ты становишься другим. Хотя сначала можешь этого и не понять…
«Знание» – это то, что обязательно должно работать! Информацию, сведения, новости, данные и т.д. можно копить, складывая в памяти, можно выбрасывать, обменивать, играть, продавать, даже совершенно безболезненно забывать… Но «знание» работает, изменяя тебя!
***
…Осенний день, но по-прежнему тепло и даже жарко. Благословенный Халеб – один из древнейших торговых центров Ближнего Востока. На спокойном небе быстро и бесшумно скользят чуть встревоженные облака – то сплошь густые и плотные, то внезапно они истончаются, и сквозь них прорываются яркие, ослепляющие лучи солнечного света.
На центральной площади великого города и окружающих её улочках собрались, как кажется, все его жители и приезжие: ремесленники, крестьяне со всей округи, торговцы с базара, ученики местных медресе, муллы и алимы… Пахнет овощами, фруктами и жгучей ненавистью: в пыльном, густеющем воздухе именно эта пульсирующая ненависть, прожигающая насквозь, объединяет толпу, которая, питаясь нарастающими шумом и гулом, постепенно превращается в некого чудовищного монстра.
…И все взгляды обращены на центр площади, где на каменной возвышенности лежит крепко привязанный к деревянному настилу человек, лет пятидесяти, приговорённый к мучительной казни. Над ним наклонился палач с остро отточенным ножом в руках… С человека живьём снимают кожу…
Одна его нога уже представляет собой сплошную кровоточащую рану и непрерывную, всепоглощающую боль. Но умирающий даже не стонет. Хотя для завершающего, всепожирающего оргазма монструозной толпы не хватает именно его стонов.
Глаза чуть закатились. Губы едва дрожат, и никто не слышит, то, что он видит:
В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь:
Я суть, я не имею места –
и в бытие я не вмещусь.
Всё то, что было, есть и будет, –
всё воплощается во мне.
Не спрашивай! Иди за мною. Я в объясненья не вмещусь.
Вселенная – мой предвозвестник,
Моё начало – жизнь твоя, –
Узнай меня по этим знакам, но я и в знаки не вмещусь.
…И вот уже со второй ноги несчастного палач неторопливо и тщательно снимает целиком кожу. Постепенно оголяются мышцы, видно, как подрагивают почти прозрачные вены. Когда на трепещущие волокна падает солнечный свет сквозь быстро летящие в небесах облака, кажется, они беззвучно плачут. Но стонов самого поэта по-прежнему никто не слышит.
Я – жемчуг, в раковину скрытый.
Я мост, ведущий в ад и рай.
Так знайте, что с таким богатством я в лавки мира не вмещусь.
Я самый тайный клад всех кладов,
Я очевидность всех миров,
Я драгоценностей источник – в моря и недра не вмещусь.
Хоть я велик и необъятен,
Но я Адам, я человек,
Я сотворение Вселенной, – но в сотворенье не вмещусь.
Когда у него начинают, подрезая ножом, снимать кожу с груди, он на несколько секунд, кажется, теряет сознание. Но нет, глаза вновь чуть приоткрываются, и он опять видит прекрасные, легкокрылые облака, пропитанные светом. И не только солнечным. И вновь он уходит, чтобы раствориться в своей взмывающей навечно молитве:
Я атом всех вещей, я солнце,
Я шесть сторон твоей Земли,
Скорей смотри на ясный лик мой: я в эту ясность не вмещусь.
Старик я, в то же время молод,
Я лук с тугою тетивой.
Я власть, я вечное богатство, – но сам в века я не вмещусь.
…Палач торжествующе поднял вверх двумя руками куски человеческой кожи. Огромная толпа – с чудовищными завываниями – истошно взревела. Но он был ещё жив, хотя чувствовал, как быстро несётся к нему его удивлённая смерть. Уже обессиленный и умирающий, он продолжал видеть…
…Один из улемов, стоящих рядом с обезображенным, кровоточащим телом очень тихо, с ненавистью, прошипел ему: «Ты так и не покаялся. Вот потому-то так бледнеет твое лицо». Насими собрал последние силы и прохрипел вечно юным небесам: «Я – солнце, взошедшее над горизонтом великой любви. Когда солнце совершает последний путь на запад, оно бледнеет».
