Феномен чудовищной (сразу в двух смыслах) открытости «проекта Украина», его готовности как всасывать, так и перемалывать чужую идентичность, обсуждался не раз. И примеров русских людей, и даже русских активистов, по разным причинам оказавшихся в первых украинских рядах, весьма немало. Один из главных ультраправых Украины, Андрей Билецкий, одиннадцать-двенадцать лет назад выражал солидарность с российскими протестами против этнической преступности на Манежной площади, выступал за конфедерацию России, Украины и Белоруссии, выдвигал лозунги «Сегодня Украина – завтра вся Русь и Европа!» и «Киевско-Русской империи», его родной язык с детства русский. Один из лидеров «Азова» (запрещен в РФ) Сергей Волынский-«Волына» еще в 2013-2014 годах цитировал в соцсетях Есенина, Пушкина, Толстого и Столыпина, публиковал поздравления с 23 февраля и 9 мая.

Людмила Арестович (простите, не могу называть 46-летнего человека просто «Люсей», он же не российский либеральный блогер, рок-музыкант или аферист-благотворитель с правом ближневосточной репатриации) в середине нулевых участвовал в проектах «Евразийского движения» Дугина, призывая российские власти бороться с «оранжевой заразой» у себя в стране и на всем постсоветском пространстве. Подзабытый ныне, но гремевший восемь лет назад «комбат Семен Семенченко» — уроженец Севастополя Константин Гришин, пытавшийся в 2000-м стать депутатом горсовета родного города под левыми и пророссийскими лозунгами и рассказывавший, что он защищал Россию в Чечне от сепаратистов. Правда, биография Семенченко в принципе настолько пестра и театральна, что для него смена идентичности и фамилии-имени в одном ряду со всеми другими фальсификациями и перевоплощениями.

Некоторый нюанс в том, что перечисленные личности, будучи русскими или, по крайней мере, русскоязычными и русскокультурными, выросли и сформировались в пределах Украины, пусть, как в случае с Севастополем, это больше факт прописки и формального гражданства, чем влияния среды. Но ведь и совсем очевидных россиян, появившихся на свет в РСФСР, хватает.  От Коротких-Малюты-Боцмана, сподвижника Билецкого, а ранее Марцинкевича-Тесака, и журналиста Алексея Барановского, некогда русского националиста и соратника Рогозина, до порошенковского министра иностранных дел Климкина, курянина, попавшего в Киев 24 лет от роду. Хватает, кстати, и обратных примеров – Валентина Матвиенко, уроженка западноукраинской Шепетовки, украинка по матери (а по отцу, как и я, пензячка), попавшая в Ленинград в студенчестве, теперь – третье лицо РФ; или лучший русский писатель современности Михаил Елизаров, уроженец Ивано-Франковска и выпускник Харьковского университета.

Самый же буквально дистиллированный, очищенный от примесей и оговорок пример – это Людмила Денисова, чье недавнее увольнение с поста украинского омбудсмена (уполномоченного по правам человека) стало воплощением шутки «выгнали из гестапо за жестокость». Конечно, не нужно преувеличивать смущение киевского политкласса от бесконечных денисовских рассказов о миллиардах украинских стариков, детей, морских свинок, фаянсовых унитазов и пастушьих трембит, изнасилованных лично Путиным, Шойгу, Кадыровым и золотым пистолетом депутата Делимханова. Денисова была назначена на свою должность при Порошенко и вообще политическим происхождением далека от Зеленского, который сейчас активно борется с конкурентами. Основное объяснение ее недостаточного служебного соответствия – не фиксация на изнасилованиях сама по себе, а то, что данная фиксация шла в ущерб основным обязанностям вроде организации гумкоридоров и хлопот о судьбе украинских пленных. И на смену озабоченной даме прочат «служанку народа» Безуглую, даму не менее своеобразную, недавно предложившую узаконить расстрелы отступающих солдат ВСУ. Но и мимолетное использование странностей Денисовой как второстепенного подчиненного повода для увольнения – это уровень, обычно в Киеве за такое дают награду.

Родилась Людмила Леонтьевна в Архангельске. Это регион, максимально далекий от любого украинского влияния. Не южнороссийские Дон и Кубань. Не центрально-черноземные регионы вроде Курской, Белгородской и Воронежской областей, которые граничат с Украиной и могут при большом желании считаться подверженными малороссийскому облучению. (Покойный историк А.Пыжиков с его конспирологическими теориями об украинском следе во всех бедах России так и относил их к чуждым истинной Великороссии, вот и Климкин из Курска). Не территории, где в результате переселенческих волн и трудовых миграций XIX-ХХ веков образовалось повышенное количество малороссов-украинцев – так называемый «Зеленый Клин» на Дальнем Востоке, «Желтый Клин» в Поволжье, некоторые области и автономные округа Сибири. Количество украинцев «по переписи» согласно этим самым переписям неуклонно снижалось от 3,77% в 1959-м до 1,4%. То есть примерно как в других регионах, далеких от Украины географически и историко-демографически, где наличие хоть какого-то украинского следа производно от его общего наличие в РСФСР/РФ и не обусловлено закономерностями.

В УССР Денисова попала почти в 30 лет, когда ее мужа-офицера перевели в Крым. После распада Союза семья осталась на полуострове, который, однако, числился украинским очень условно, а на деле был полунезависимым образованием, выбиравшим между полной независимостью и возвращением в состав России, киевской же юрисдикции не желавший ни в каком виде. Зачистка вольницы центральной властью при попустительстве Москвы шла почти все девяностые, пока Денисова делала карьеру в Пенсионном фонде, правительстве и Верховном совете Крыма. То есть к периоду, когда полуостров-республика стал относительно украинским если не культурно, то политически, Людмиле было уже около сорока. А спустя еще несколько лет Юлия Тимошенко привлекла ее в свою партию «Батькивщина».

Так и пошла в гору общегосударственная карьера бывшей архангелгородки, на разных политических поворотах менявшей правительство на Раду и обратно. Усиливался и накал ее украинского национализма. В 2014-м она била себя тупым тризубом в грудь, рассказывая, как спешно вывезла всю семью из захваченного москалями Крыма, а кого не вывезла те саботируют новую власть и потихоньку срут в шаровары прямо на улице, чтобы испортить воздух, так как взрывчатки для подрыва поездов и оружейных складов нема, ну а кто не срет – тот сам москаль. Внуки же Денисовой, по ее словам, настоящие маленькие бандеровцы, ходят в шароварах, с оселедцем и кричат «москаляку на гиляку» (последнее нет, но все остальное да). Правда, истеричная русофобия не помешала семье Людмилы Леонтьевны потихоньку переоформить обильную крымскую собственность и бизнес-активы по российским законам и платить налоги, но это нормально для истинных украинцев любой генеалогии, война войной, изнасилованные изнасилованными, а хатынка и бахча у москалей в тылу дело святое.

Теперь вот пани Денисова пережила свой звездный час. Что-то подсказывает – не последний, и ее буйный, кхм, патриотизм еще будет востребован украинским государством в том виде, в каком и если оно сохранится.

Какой-нибудь искренне или наигранно либерально-гуманистический читатель, нарочно «не заметив» подробности и последствия метаморфоз Денисовой, «наивно» спросит – что плохого в смене человеком идентичности? Главное чтобы оставался, собственно, человеком. Нормальным. Что ж, дорогой «наивный» читатель, еще раз ткну носом в «незамеченные» подробности и спрошу – а где здесь нормальность и человечность? В этой озлобленности и лжи, своим размахом, идиотизмом, иррационализмом ломающей даже по-своему рациональный принцип нацистской пропаганды «чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят»?

И дело не только в заметной персоне Денисовой и  смаковании выдуманных неприятельских злодеяний. Миллионы бывших русских и часто до сих пор русскоязычных граждан Украины восемь лет назад смаковали совершенно реальное преступление своей стороны – одесскую Хатынь. И до сих пор смакуют. И главный для них восторг именно в том, что оно реальное.

Будет неправдой сказать, что это некое невиданное в мировой истории преступление. В разных межгосударственных, межэтнических, гражданских войнах случались и значительно большие по количеству жертв (в том числе безоружных) эксцессы. Но обычно их воспринимают как нечто тяжело-необходимое, муторное, неприятное, доставляющее неудобство и заставляющее оправдываться – либо, если палаческий инстинкт доведен до вершин палаческого рационализма, как нечто вообще не подлежащее рефлексии, составляющее часть работы и быстро забываемое.

Ельцин и его военно-силовое окружение, совершив тяжелый грех расстрела Белого Дома и убийства сотен его защитников, никогда этим особо не гордились – уже позже у совсем невменяемых «либералов» сложился культ «большевистских кишок, намотанных на гусеницы НАШИХ танков». В Китае, с его традиционно низкой ценой человеческой жизни, покрыли забвением жесткое подавление протестов 1989-го года. Я слышал много аргументов в защиту полковника Буданова, и сам их приводил, но никогда это не было «Буданов и вправду вместо возрастной снайперши изнасиловал и убил невинную девочку, ура, какой восторг!».

Одесские палачи и многомиллионная группа их поддержки упивались именно слабостью и беззащитностью жертв, именно чудовищностью их гибели. Характерна и применяемая терминология «жареные колорады» и тому подобные. Не новость, что жертву для психологического облегчения ее убийства лучше расчеловечить, и чем до более ничтожного масштаба, тем лучше, не зря хуту, резавшие тутси в Руанде, называли их «тараканами». Но одновременно снижается и масштаб достижения. Можно радоваться, гордиться и вспоминать, как ты спас себя или кого-то из близких от волка, бешеной собаки, да хотя бы потерявшей голову двухсоткилограммовой свиньи, которая легко может убить ребенка, да и взрослого как минимум покалечить. Однако я с трудом представляю нормального человека, который будет кровожадно радоваться выведению тараканов дома или колорадского жука на огороде, пусть эта процедура объективно полезна и снимает многие убийства. Плясать над трупиками тараканов, писать об этом в соцсетях, отмечать годовщину как праздник. Еще омерзительнее глум, которому подверглась Инна Кукурудза, убитая украинской авиацией в Луганске спустя ровно месяц после Одессы и обозванная «самкой колорада». С одной стороны, здесь все же то же приравнивание к ничтожной насекомому, с другой – четкое понимание и признание, что убита женщина.

У меня есть несколько излюбленных примеров по украинскому вопросу, один из которых я приведу и сейчас. Каких-то 130-120 лет назад на территории нынешней Западной Украины, конкретно в Галиции, было сильно движение за единство с Россией и признание местных жителей частью разделенного русского народа. После свирепых репрессий австро-венгерских властей, во время Первой мировой достигшие размаха геноцида, после карательной политики межвоенной Польши и после бандеровского террора, стремившегося повязать мирных галичан кровью, а несогласных убить, окончательно сложилась та социально-культурная картина, что мы видим сейчас.

Многие недалекие доброхоты или холодные циники в Москве годами думали, что если впихнуть Донбасс обратно в состав Украины, то он будет неким островком-плацдармом российского влияния. Я (не только я, конечно) все это время говорил, что в обозримом будущем выйдет вовсе не «продленная Россия», а вторая Галиция, справедливо считающая, что ее предали. Или, по крайней мере, вторая Македония. Среди жителей нынешней Македонии те же 130-120 лет назад была очень сильно болгарское самосознание и живое стремление к воссоединению с Родиной-матерью. После восстания против Османской империи, жестоко ею подавленного, македонцы, небезосновательно решившие, что Болгария их предала, постепенно эволюционно согласились на принятие новой идентичности. И не сказать что прямо враждебной болгарам, и не подчеркнуто-надрывно чужой типа «Украина не Россия». Спокойно чужой, равнодушно чужой.

Сейчас Россия, со скрипом и невероятным количеством гигантских системных огрехов, но все же пытается использовать свой последний, наверное, исторический шанс на слом страшной машины украинской идентичности. Когда одни загипнотизированные и доведенные до психической неадекватности люди стремятся загипнотизировать и довести до неадекватности других, а тех, кто не согласен – убить и запытать, сделав радость от убийства сплачивающим «корпоративом» для уже вовлеченных, в крайнем случае – заткнуть или изгнать. И на границах РФ эта машина, оставь ее не разобранной до основания, тормозить не станет.

Наша русская идентичность – тоже включающая готовых включаться, тоже открытая. Но она не открывает приветливо и настойчиво двери концлагерей, психбольниц для опытов и залов для костюмированных жертвоприношений. Наоборот – она разрушает их стены.