«Чего же ты хочешь?» — это роман-предупреждение Всеволода Кочетова, где он, описывая определённые слои советского общества, пытался предупредить это общество и, прежде всего, правящие группы номенклатуры о негативных тенденциях. Ясно, что либералы сразу же набросились на автора, было написано несколько пародий на роман. Власть не заступилась за Кочетова, хотя и одёрнула активных критиков. Тем не менее дискуссию вокруг романа власть решила не организовывать.
После выхода романа в журнале «Октябрь» он был напечатан отдельной книгой только в Белоруссии, благодаря личному содействию Петра Машерова. Тираж быстро закончился, причём говорили, что его скупили специально. Это единственное книжное издание романа «Чего же ты хочешь?». В шеститомном собрании сочинений Кочетова этого произведения нет.
Проклятая каста. Как сбылось пророчество Всеволода Кочетова. Андрей Фурсов
Хочу подчеркнуть, что он не обслуживал режим в отличие, кстати, от очень многих так называемых либеральных писателей 1990-х и нулевых годов, которые не просто режим обслуживали, а конкретных олигархов. Кочетов был другим. Он был идейным человеком, безусловно. Он полагал, что одна из самых опасных тенденций — это разложение номенклатуры. В романе он указывает на источник тех процессов, которые идут в интеллигенции, поскольку так называемая либеральная интеллигенция у нас никогда не была самостоятельным игроком. Она всегда была частью фракции либеральной номенклатуры.
Поэтому схема «либеральная интеллигенция против консервативной власти» — схема ложная. На самом деле шло противостояние двух фракций номенклатуры. Одну называют охранительно-консервативной, другую — либеральной. Хотя либерализм этой либеральной номенклатуры заключался в том, чтобы потреблять больше, чем положено по рангу, и чаще ездить на Запад. И борьба журналов «Октябрь» (главный редактор — Кочетов) и «Новый мир» (главный редактор — Твардовский) — это проекция борьбы двух групп номенклатуры.
В середине 1950-х годов, после смерти Сталина, стало ясно, что номенклатура начинает превращаться из класса «в себе» в класс «для себя». Это не «обуржуазивание», как пишут некоторые, поскольку пока нет капитализма, «обуржуазивания» быть не может. Но происходил отрыв номенклатуры от народа, превращение её в замкнутую социальную группу. А Кочетов предъявлял номенклатуре претензии с позиций идеала и с позиций официальной идеологии, что для номенклатуры было очень неприятно. А вот нынешнему правящему слою невозможно предъявить какие-то претензии в плане идеалов. «Да, вот мы такие…», — скажут они, и всё. В этом отношении советский строй был очень уязвим, потому что провозглашалось одно, а на деле зачастую было другое.
Сталин прекрасно понимал опасность перерождения номенклатуры, но с 1945 по 1953 годы кольцо номенклатуры вокруг него всё больше и больше сжималось, и у него практически не оставалось пространства для манёвра. Он попытался вырваться из тисков в 1952 году, на XIX съезде, — не получилось. Потом он на Пленуме ЦК КПСС пытался исправить ситуацию, но после этого очень быстро умер. И вся та молодёжь, которую он провёл через Пленум, была выброшена старшими товарищами. Начался стремительный процесс превращения верхнего слоя номенклатуры в то, что Сталин называл «проклятой кастой». И Кочетов видел все эти процессы, описывал их в романе «Чего же ты хочешь?»
Очень интересно, как Кочетов сюжетно решил этот вопрос. Группа из четырёх человек едет в Советский Союз прощупать ситуацию, такая разведка боем. В группе американская церэушница, ещё один молодой церэушник, старый русский эмигрант, служивший когда-то Гитлеру, и немец, бывший эсэсовец. Этот немец рассуждает так: «В сорок первом году, как оказалось, немцы плохо знали русских, их коммунистическую систему. Сейчас против них объединились лучшие силы этого мира. Весь опыт прошлого изучается, слагается воедино, и то, что было невозможным четверть века назад, должно обязано быть осуществлено ныне, в не слишком отдалённые годы». Русским надо противопоставить организацию, создать умную программу. В соответствии с ней он и другие представители Запада «пойдут в Россию не с топорами, не с виселицами, а под хоругвями идей добра, братства народов». Далее он вспоминает слова Розенберга: «Надо истребить, до конца, до ровного, гладкого места всё русское. Тогда будет истреблён и коммунизм».
Перед поездкой группа получает инструктаж в Лондоне, где им говорят следующее: «Мы обязаны покончить с коммунизмом, иначе он уничтожит нас. Немцы проиграли потому, что предварительно не расшатали советскую систему. Лучшие умы Запада работают сегодня над проблемами предварительного демонтирования коммунизма и в первую очередь современного советского общества. Направление главного удара — идеология. Мы исключительно умело использовали развенчание Сталина. Развенчанный Сталин — это точка опоры для того, чтобы мы смогли перевернуть коммунистический мир». Вспоминаю, как «хромой бес перестройки» Яковлев признавался, что его задача была сначала ударить Лениным по Сталину, затем Плехановым по Ленину, а затем смести социализм вообще.
Ещё одну линию очень чётко проводит Кочетов, когда речь заходит об эстетике. Один из этой четвёрки говорит, что нужно сломать строгую коммунистическую эстетику, размыть её. И альтер-эго Кочетова — писатель Булатов — объясняет, что вместе с коммунистической эстетикой они размывают и идеологию. Этот момент очень хорошо описан. Причём Кочетов показывает и либеральную часть интеллигенции, и так называемую русофильскую в лице Саввы Богородицкого. Я думаю, что его прототипом был Владимир Солоухин, такой гротесковый Солоухин.
Одна из «героинь» книги, церэушница Порция Браун, говорит, что надо уводить молодых людей от общественных интересов в мир сугубо личный, альковный.
«Так ослабнет комсомол, в формальность превратятся их собрания, их политическая учёба. Всё будет только для видимости, для декорума, за которым пойдёт личная, сексуальная, освобождённая от обязательств жизнь. А тогда в среде равнодушных, безразличных к общественному, которые не будут ничему мешать, возможным станет постепенное продвижение к руководству в различных ведущих организациях таких людей, которым больше по душе строй западный, а не советский, не коммунистический. Это процесс неторопливый, кропотливый, но пока единственно возможный. Имею в виду Россию. С некоторыми другими социалистическими странами будет, думаю, легче. Уже несколько лет в некоторых из них идёт экспериментальная работа».
Ещё один очень интересный момент в романе Кочетова, очень сильное место; я думаю, что именно поэтому Суслов не стал заступаться. Правда, за Кочетова заступился Шолохов. Вот этот момент. Когда старший Самарин говорит Феликсу «вот какая вы молодёжь, чего вы хотите», тот ему отвечает: «Зачем же молодёжь-то винить, отец?! Вините, дорогие товарищи взрослые, себя. Вините тех дядей, которые позволяют тратить народные деньги на постановку пустопорожних, бесталанных фильмов. Тех тётей, которые пишут об этих фильмах восторженные рецензии, сбивая зрителей с толку. Почему вы открыли дорогу всему этому? Испугались, видимо, что вас обвинят в консерватизме, догматизме… И сейчас, если хочешь, вы на серёдке-половинке — и не консерваторы, и не либералы, и от вас, в общем-то, от таких половинчатых, растерянных, всем тошно».
Другое дело, что старший Самарин таким не был, но Феликс имеет в виду, что происходившее с молодёжью в 1950-е–1960-е годы отражало изменения в старшем поколении. Кочетов на это указал. Власть в этом отношении была не глупа, она уловила этот заход Кочетова, поняла, что идейно Кочетов стоял на пути номенклатуры, превращающейся в класс. Поэтому он становился автоматически суперврагом либеральной интеллигенции и, естественно, недругом номенклатуры, которой он говорил: «Не туда идёте!»
Весь этот роман — об идейной эрозии советского общества. Это роман-предупреждение, роман-вопрос: «Чего же ты хочешь?». Потому что если ты хочешь этого, то закончится всё очень-очень плохо… И действительно, прошло менее четверти века после выхода романа, и Советский Союз развалился, точнее, его развалили те самые люди, о которых писал Кочетов: «постепенное продвижение к руководству в различных ведущих организациях таких людей, которым больше по душе строй западный…»
Тут я вспоминаю Горбачёва, Шеварднадзе, Яковлева, хотя это лишь фронтмены, те, кто на первом плане, а за ними стояла целая когорта людей, которые считали, что социализм изжил себя и нужно вливаться в западный мир. Удивительно только вот что: как эти люди при всей их ушлости, хитрости, изворотливости поверили в то, что западные верхушки посадят их с собой за один стол, на равных? Нужно обладать очень странным сознанием, чтобы поверить, что те, кто 400–500 лет рулят миром, этих выскочек посадят за один стол. А им, в лучшем случае, дали корзину печенья, банку варенья и возможность рекламировать пиццу.
Рыба гниёт с головы. Кочетов это очень хорошо показал. И я хотел бы, чтобы наш читатель прочёл роман «Чего же ты хочешь?».
Вообще, есть целый ряд советских писателей, сейчас забытых. Например, замечательный писатель Николай Шпанов, о котором ушлый Юлиан Семёнов сказал, что это единственный советский писатель, у которого можно научиться глобальному видению. Люди моего поколения знают с детства его приключенческие романы «Война «невидимок»», «Первый удар». А у него есть ещё два романа о войне: «Поджигатели» и «Заговорщики». Есть ещё писатель, которого наша либеральная публика ненавидит, пожалуй, даже больше, чем Кочетова. Это Иван Шевцов, автор романа «Тля». Эти писатели интересны не только как литераторы, но и как исследователи эпохи. То, о чём написал Кочетов, — это не только вчерашний день, но и день сегодняшний в его развитии.
