Литература выражает настроение интеллигенции, а в конечном счёте — всего общества. В последние десятилетия советского государства существовало три направления литературы, каждое из которых окормляло огромный фрагмент советского общества.
«Городская проза», лидером которой был Юрий Трифонов. «Трифонианская литература» предъявляла счёт государству за жестокие сталинские репрессии, в ходе которых была уничтожена ленинская гвардия — пассионарный интернационал, громивший национальные константы составлявших империю народов, в первую очередь, константы русского народа. «Трифонианская литература» настойчиво формировала негативный образ сталинского, а затем всего советского государства, ожесточая против него глубинные слои либеральной интеллигенции.
«Деревенская литература» — Распутин, Белов, Астафьев, Носов — предъявляла счёт советскому государству за жестокое подавление русского фактора, гибель русской деревни, выведение за пределы истории самого понятия «русский». Деревенская проза формировала мировоззрение национально мыслящей, желавшей русского возрождения интеллигенции. Она, как и городская трифонианская проза, подтачивала идеологические устои советского государства.
Литература национальных республик — Чингиз Айтматов, Олжас Сулейменов, Борис Олейник — обращалась к глубинным национальным кодам народов, составлявших орнамент российской, а потом советской империи. У этих народов их история начиналась не с момента присоединения их к России, а гораздо раньше. У одних — с Чингисхана, у других — с князей литовских, у третьих — с Георгия Саакадзе. Эта литература была антиимперской и глубинно антисоветской. И национальная интеллигенция, и национальные элиты обнаружили эту сущность в период перестройки и после распада Союза.
И не было, или почти не было, литературы, которая воспевала и поддерживала советский строй. У советской власти с шестидесятых годов не было своей литературы, и она вынуждена была называть своими деревенщиков и трифонианцев, которые, в конце концов, изгрызли власть.
Советское государство пало. Новое либеральное государство не нуждалось в литературе, не нуждалось в доморощенной идеологии. Идеология в её упрощённом колониальном виде была взята на Западе и искусно пересажена на русскую грядку. Хозяева ельцинской России не нуждались в культуре. Они создавали банки, строили олигархический класс, уничтожали советскую цивилизацию вместе с её культурой, и литература, ещё недавно казавшаяся огромной, сведущей, стала ненужной, была отодвинута на дальнюю периферию нового российского общества. Литература была опасна, ибо в ней во все времена зрели ростки новых идеологий, новых общественных движений и партий. Россия Гайдара, Чубайса и Березовского не нуждалась в этих ростках. Вместо них народное сознание было залито ядовитой разноцветной жижей шоу-бизнеса, что опоил народ самыми низменными, примитивными инстинктами, лишая его самосознания, не давая ему понять той трагедии, в которой народ оказался. Солженицын тому пример.
Солженицын был яркий, страстный, громоподобный борец с советской властью. И, будучи антисоветчиком, оставался советским писателем, ибо такое явление, как Солженицын, могло возникнуть только в координатах советской эры.
Когда Советский Союз пал и кончилась советская эра, Солженицын триумфально вернулся в Россию из американской эмиграции, двигался из Владивостока в Москву, выходя на каждой станции, купаясь в народном обожании, принимая покаяние народа за его советское прошлое.
Прибыв в Москву, намереваясь с амвона поучать новую власть тому, «как нам обустроить Россию», он не угадал намерения новой власти. Он был ей не нужен. Его вскоре согнали с амвона. И теперь Солженицын иногда является нам как безопасная и немая тень в виде его вдовы.
Так было все девяностые годы, так было в начале двухтысячных. Но потом зашевелились глубинные русские платформы. Синусоида русской истории достигла своего дна и начала медленное восхождение. Ибо так устроены русские хребты, так текут реки, так плещут вокруг России океаны, так дуют русские ветры, так воют печные деревенские трубы, так рыдают погребённые в могилах солдаты, таким странным потусторонним огнём загораются голубые глаза русского человека, что русская история, казалось, навеки уснувшая, вдруг просыпается и начинает своё восхождение.
Это пробуждение русской истории было ошеломляющим, требовало осмысления. Его не могли осмыслить банкиры, миллиардеры, свившие гнёзда в Англии или Швейцарии. Его не могли осмыслить менеджеры, оседлавшие денежные потоки. Не могли осмыслить сенаторы, депутаты Госдумы — эти технические придатки государства.
Эти перемены могла осмыслить только культура, только литература. И она их осмыслила.
Либеральная интеллигенция, либеральная литература — Сорокин, Ерофеев, Улицкая — восприняли восхождение русской истории как катастрофу, как бред ополоумевшей России, восклицая вслед за демократом Карякиным: «Россия, ты сошла с ума!» Либеральная интеллигенция стремилась остановить каток русской истории, бросалась под её колёса.
Русская история, как тяжеловесный бронепоезд, перемалывала колёсами сахарные косточки либералов. И один за другим исчезали Навальный, «Мемориал»*, «Эхо Москвы»*, центр Карнеги*. Всё больше интеллигентов с проклятьями убегало из России. А когда грянула Специальная военная операция на Украине, сонмы интеллигентов, как крылатые муравьи, поднялись с их русских муравейников и улетели в тёплые страны, оставив пустыми свои термитники на Рублёвке и элитные квартиры на юго-западе.
Сегодня они собрались в шумный сгусток в Израиле, Германии, Прибалтике, образовали мировоззренческое движение анти-Россия и издалека кидают камни в поезд русской истории, желая разбить ему окна, не зная, что у бронепоезда нет окон, а одни пулемёты.
Громадное количество высших российских чиновников, вице-премьеры Касьянов, Клебанов, Уринсон, Хлопонин, Чубайс, Шувалов, Дворкович, вице-губернаторы, министры, захватив с собой несметные состояния и государственные секреты, перенеслись в чужую, враждебную России цивилизацию и оттуда бронебойными снарядами бьют по России.
Россия — танк с огромным количеством попаданий, обугленный, с продырявленной бронёй, с растерзанными гусеницами. Русский народ — танкист в кровавых бинтах, со скрежетом зубовным ведущий свой танк-подранок навстречу «Джавелинам».
И этому танкисту, изведавшему весь ужас предательства, нищеты, богооставленности банкир Костин предлагает провести вторую приватизацию вдогонку той, что уничтожила великую советскую индустрию.
Такова русская доля, русская смерть и бессмертие.
Но русская интеллигенция, русская литература, очнувшись от удара либеральной кувалды, медленно, в гематомах и ссадинах, встаёт с одра, принимается за свою вековечную работу — осмысливать русскую жизнь, русскую историю, формулировать русские смыслы, объясняющие ход этой загадочной русской синусоиды, опрокидывающей Россию в небытие и вновь выносящую её к величию. Именно в этом предназначение русской интеллигенции — получая удар кувалдой, оставаться пусть и расплющенным, но световодом русской истории, через который русское сознание и русские смыслы формируют потоки русского времени.
Русские интеллигенты собрались в Изборский клуб — сообщество интеллектуалов, знатоков экономики, политики, военного дела, словесности, исторических школ. Все они разные, со своим вектором, но их векторы сходятся в фокус, имя ему — благополучие, благоденствие Государства Российского. Государство — высшая ценность русского народа. Укрепление, улучшение, исправление, насыщение этого государства высшими смыслами — вот работа Изборского клуба.
Если археологи, чтобы понять историю, роются в земле, отыскивая черепки и мумии, то изборяне копают небо, отыскивая реющие в русских небесах смыслы, из которых проистекла Россия с её волшебной исторической синусоидой. Изборский клуб — это фабрика русских смыслов. Эти смыслы не фабрикуются, они подслушиваются, подглядываются, вымаливаются у русского неба.
Сегодня эти русские смыслы, составляющие основу государства и народа, сражаются с жестокими смыслами Запада, который стремится прервать ход русской истории, испепелить русские смыслы, запечатать Россию в чулане, откуда нет выхода. Русские смыслы для врага столь же страшны, как ракеты «Кинжал» и «Калибр», как подводные лодки «Борей» и бомбардировщики «Белый лебедь». На уничтожение этих смыслов бросаются гигантские силы. Изборский клуб — объект атаки. Его атакуют западные интеллектуалы, его атакуют доморощенные предатели, его атакуют диверсанты и террористы.
Два страшных удара нанесено по Изборскому клубу — два члена клуба подвергнуты террористическим атакам. Убита Дарья Дугина, дочь несравненного философа, метафизика русской истории Александра Дугина. Взорван Захар Прилепин — изысканный писатель, отважный воин, бесстрашный политик. Изборский клуб, в отличие от ракетных шахт, аэродромов дальней авиации, морских военных баз, не имеет прикрытия, не имеет ПВО, не имеет колец обороны, не имеет агентов охраны. Изборский клуб охраняется этикой его членов, его внутренней солидарностью, идеей служения. Это служение носит религиозный характер, ибо изборяне служат святыне — бессмертному Государству Российскому.
* запрещённый в РФ иноагент
