ЗАЧЕМ МЕРИТЬ РУССКОЕ АНГЛИЙСКИМ?

1.

Никто не оценивает Битлз по Гамбургскому альбому 1962 года. Никто вообще сегодня не поймет песни Агнеты Фальтског на шведском языке, их на фоне классики АВВА слушать невозможно. Сегодня это не более чем брожение раритетов. Но тогда что и как оценивать?

Увы, мир оценивает любое явление по лучшему, по шедеврам, к которым приклеивается Творческий Путь с его малыми результатами.

Мы полагаем оценивать Аверьянова по шедеврам, подчёркивая иерархию произведений. Это одна из целей нашего исследования – показать шедевры, которые подлежат распространению на высшем, общенациональном, уровне, но также показать и вещи, которые могут иметь локальный характер утверждения. Нам важно увидеть иерархическое восхождение творчества по уровню мастерства и зрелости произведений.

Но если мы в погоне за шедеврами забудем о корнях творчества, то мы потеряем автора-как-путь, что часто важнее для оценки автора. Действительно, почему бы Агнете со-товарищи не остановиться на шведском пении и … остаться неизвестными навсегда?

Поэтому нам сначала важно понять причины восхождения Аверьянова от кухонного пения до выхода на федеральные рок-подмосты.

Сначала коснемся порождающих и посмотрим на жанровое восхождение Аверьянова. Жанр в основе имеет корень gen, порождающий. То есть он несёт/рождает смысл и его уровень. И главной проблемой здесь является довольной простой тезис: можно ли в рамках рок-н-ролла, который на заре считался низким жанром (или справедливее – малым жанром), донести высокие смыслы?

Второй момент: когда рок-н-ролл стал побеждать чистую примитивную ритмизацию в пользу симфонического начала, пиком которого можно назвать альбом ЭЛП, — Эмерсона, Лейка и Палмера — с подчеркнуто симфоническим материалом — «Картинки с выставки» по Мусоргскому, не оторвался ли рок-н-ролл как раз от природной почвы, чем гордился в пику «классике, которая так далека от народа»? Причём у ЭЛП это была подчёркнутая рок-версия оригинала со своими песенными вставками. Опыт оказался удивительно удачным, ЭЛП стали звездами арт-рока – и рок стал выползать из-под глыб обвинения в низкой попсовости. Но при этом было удивительное – в истории рок-н-ролла «Картинки с выставки» остались в живом исполнении – якобы-на-концерте. Студийной перезаписи никто не допустил!

Но потом появился Рик Уэйкман с симфоаналогом Элп – «Листомания» — и дело не пошло. Почему «Картинки» разительно отличаются от Уэйкмана? – потому что тот удаорился в чистый симфонизм и забежал на поле классического искусства, и – потерялся, оказавшись и не там, и не там.

Получается, что рок стал уходить от своей народной природы – но спохватился? Оказалось, что не потерять свою корневую природу року нужно умудриться, восходя к жанровым высотам. Тогда каким образом Аверьянов, идя к эпичности, симфонизации, сохраняет корневую народность своего пафоса? Нам видится, что Аверьянов прошел весь органически-инициатический путь рок-н-ролла – начав с истокового жанра – ручного бард-блюза – восходя к эпичности, так и не оторвавшись от корневого начала.

2.

Так вот вопрос бардовского истока рок-н-ролла и сохранения его в структуре рок-н-ролла вопрос не праздный и очень спорный. Сорок лет споров. Барды, шансонье, музыканты-исполнители открещиваются от рок-н-рольства, подчеркивая свою умственность, интимность, непубличность, неагрессивность, локальность тематики и места исполнения.

Мы же доказываем, что бардовское начало входит в предмет изучения именно рок-н-ролла как изначальный жанр. Если же этого не сделать, то посыплется жанровая связь и тогда найти место такому явлению, как «Вчера» «Битлз» будет невозможно: разве «Вчера» — это рок-н-ролл? Нет, типичная бардовская вещь, сделанная по канонам кельтской баллады. На сто процентов. Значит этот жанр входит в систему рок-н-ролла.

Если бардовскую песню отнять от рок-н-ролла, то мы теряем значительную долю вещей в исследовании творчества Аверьянова. Куда внести чисто бардовскую великолепную вещь Аверьянова «Лекция»?

Барды в большинстве своем настаивают на своем любительстве. Но это порочная позиция.

Среди множества споров о месте бардовства я ломал оппонентов на одном моменте: вы не хотите ответственности, вы хотите спрятаться за любительство: мол, я не я, и свита не моя, я тут струнки перебираю, хриплю под нос своё по-немногу, кому-то нравится, мол, ни музыки путной, ни исполнения достойного, ни голоса, ни смысла, — так себе попеваем и попиваем. И тогда я говорю: если песня сделана профессионально, поется профессионально, деньги зарабатывает, тогда? И тут приходит водораздел: то, что сделано профессионально, композиторски ответственно, — это и есть рок-н-ролл, остальное просто звуки-в-никуда. Высоцкий зарабатывал приличные деньги – и не стыдился этого! Считал себя профессионалом! При этом все отдавали себе отчет, что он как певец, как исполнитель, как поэт – явление спорное. Но сам бардовский синтез – авторство, исполнение и пение – создавали бессмертную уникальность.

Так что бардовские жанры – часть рок-н-ролла. Иначе никак не стратифицируется. Куда отнести шедевр Суханова «Зеленая Карета», которая по музыкальности, по изяществу можно ввести в золотой фонд русской национальной песни в жанре … каком?

Но беспринципные барды вопиют: а зачем куда-то что-то вписывать, зачем нас, как в мультфильме, «считать»?

3.

Спрашивается, зачем русское вписывать в английское? Ну вот мы, песнопевцы, – зачем нам привязываться к англоконтексту, зачем Аверьянова, русского поэта-сказителя-песнопевца втягивать в англоманскую фактурную парадигму?

Это крайне важный вопрос оценки творчества. Может ли русский остаться собой в англоманской парадигме? Действительно, имеет ли отношение «О взятии Казанском» к англофильскому жанровому контексту? И зачем примерять англомерки к русскому искусству? Зачем пытаться назвать как-то Высоцкого? Высоцкий сам есть жанр.

Попробуем по аналогии и на пальцах.

Вот Аверьянов делает вещь «Пророчество Серафима» по самой тонкой тематике религиозную, причём с точки зрения конкуренции религий: всё ждут разных мессий – последнего халифа, майтрею, машиаха, а русский народ как бы на обочине истории, который разрывают на части –

Всеми позабытые

На севере живем,

У Христа за пазухой 

Никому не нужные …

Но старец Серафим говорит: зверю не поклонимся – и это к спасению! –

Так по какому стандарту мыслит здесь Аверьянов? В каком контексте ведётся тема? Правильно, в контексте тысячелетней битвы мировых религий, в том числе за нашу душу. Но на какой основе? На основе учения Отцов Церкви – александрийских, дамасских, сирийских, константинопольских, каппадокийских мудрецов. Зачем  — спросите? – Так  это сразу – по самой теме! — заявка на мировой масштаб произведения!

А в жанрах почему не так? Английский рок-н-ролл – самое зрелое и разработанное и влиятельное явление в мире. Впервые музыка низкого, народного жанра вышла на мировой уровень и превзошла классическую по влиянию, финансовому обороту – и сама стала классикой.

В этой ситуации есть два пути. Первый: мы можем уйти на обочину и что-то сделать своё кустарное. Второй: конкурировать в рамках отработанной парадигмы англодостижений и равняться в конкурентном натиске не на подзаборное якобы-национальное нытьё, а на Arrival, «Прибытие», Майка Олдфилда, или хотя бы буги от Нодди Холдера, Слейд, Coz I Luv You, Потому что тебя люблю.

Самая лучшая национальная калоша не спасет в бурю на море. А фрегат спасет. В конце концов – бритты – наши соавторы по бард-жанрам, братья по сути, по духовности.

Русскому духу нужно научиться доводить себя до ума. В музыке в том числе. Как, кстати, это сделал Аверьянов, признав железную логику жанрового алгоритма: хочешь привести титанический смысл – бери титанический жанр симфо-рока. Без вариантов. Иначе ты просто неконкурентоспособен. И – почему мы пишем об этом феномене? – да потому что он накопил такой потенциал русского начала в своих вещах, что мы вполне можем его предъявить самой высокой цензуре, по гамбургскому счёту!

Именно этот опыт Аверьянова – конкуренции в жестких жанровых тисках рок-н-ролла – крайне важен. И русский дух вечного творчества должен потесниться – хороши не только идеи, но и упаковка, и техника продвижения в массы, масштабирование вещей. А мы стесняемся: ну, мол, как вот я своё буду двигать, пропагандировать … А так – как Аверьянов.

Мы, русские, постоянно творим, полагая, что кто-то придёт и отшлифует наше за нас, но потом разводим руки – как же так, у нас идею стиснули – а мы с носом! Почему мы не превратили лапту, которой играли миллионы детей в России, в национальный вид спорта? – как это сделали американы, которые нашу совсем-корневую лапту перевели в свой доходный бейсбол с массовой аудиторией. А хоккей? А снежные горки? Сотни примеров.

Если мы творцы и не можем доделать, довести до конца сотворимое – то принимай то, что есть – парадигму, которую создали англичане. Потому что мы не любим малое своё и не умеем масштабировать!

Так надо учиться. И тут смотрите на опыт Аверьянова, когда одна вещь формируется двадцать-тридцать лет! Молодые и амбициозные авторы – вот пример тяжкого пути за верховным качеством, когда авторское в конечном счете, переходит в общенациональное.

Жанровый путь Аверьянова – тяжкий путь перевода авторского в общенациональное.

Путь — верный.

КАК ПРИ ВОСХОЖДЕНИИ НЕ ПОТЕРЯТЬ КОРНИ

1.

Мы видим фабулу трех эпох восхождения по Иерархии Жанров. Мы берем фабулу жанровой динамики иерархического роста. Несмотря на множество споров, трудно отрицать, что рок-н-ролл родился на основе ритма струнных, среди которых выделилась во множестве вариаций прото-гитара, которая была просто удобна в транспортировке. Именно она стала орудием восхождения бардовской, менестрельской, мейстерзингерской культуры. Это была культура частного исполнения своих или соавторских произведений. От романсов под окном до светских салонных вещей.

Радикально гитара преобразовалась в Америке, когда гитара стала основой не только пения-слушания, но и танца. И тогда к гитаре стали прибавляться ритмизаторы, которые затем выросли в барабанные группы, и скрипичные «ароматизаторы». Но, заметим, скрипка в рок-н-ролле фактически умерла, была отвергнута как «буржуазный», поскольку слишком сложный, инструмент. Кантри перешло в разряд массовой культуры. Прибавил массовости чёрный блюзовый разлив – когда кантри стали распеваться на манер депрессивного воя и спиричуэлз вместе с соул.

И третий этап — электронный, который позволил индивидуальной игре на струнных осуществлять переход к симфоническому эпосу. Все началось с джаза и перешло в эпический симфо-рок. И сегодня, именно вершины симфо-рока маркируют рок-н-ролл. Спросите у даже молодых – что для вас рок-н-ролл, какие знаковые/знаменитые вещи его вы знаете? Идут однозначно «Дитя во времени» Дип Пёрпл, «Лестница в небеса» Цеппелинов и – здесь вариации – «Let It Be» МакКартни, «Июльское утро» Uriah Heep, или «Время», «Тайм» Пинк Флойд — то есть чистый симфо-роковый эпос. Именно он воспринимается как вершина. По странности, в этот разряд не входят рок-оперы, а только партии, в частности, партия Магдалины из «Иисус Христос суперзвезда» в подаче уникального голоса Ивон Эллиман.

И все эти три «западные» этапа Аверьянов проходит лично – восходя по иерархическим уровням жанровой иерархии и возводя свои произведения к апофеозу, высшей точке.

Но есть и чисто русский рок-н-рольный компонент, у которого есть свои отличия, которые удивительным образом Аверьянов тоже освоил и применил.

Первый этап – это, конечно, также индивидуальное пение – для слуха – эпических вещей. Здесь и гусли с жреческой тональностью («Про несвятую Русь», «Царева гроза», «Предание», лирическая казалось бы «Радуга»), и затем — совершенно очевидно преемство от Высоцкого – создания сюжетного ритмопарада эпохи с описанием её деталей через автобиографическое описание своей судьбы. И песня, как правило,  захватывает именно личной пережитостью, натурализмом сюжета – так же как этого добивался Высоцкий – с динамизмом нарастания и разрешения конфликта, то есть допущением внутренней драматургии текста. В этом смысле почти образцово выглядит вещь Аверьянова «Лекция», в которой автор с прелестной иронией и одновременно саркастически описывает постсоветскую либеральную атмосферу диктатуры негласной лояльности, когда вне положений и протоколов тебя записывают в фашисты, гнут на исправление «направления» и шантажными путями требуют идейной ассимиляции. Совершенно чёткий, великолепный антилиберальный манифест, показывающий параллельное с внешней толерантностью свирепое ханжество толерантов, считающих любое не-своё вражьим, фашистским – даже если это просто разговор о православии.

Песня должна войти в золотой фонд разоблачения либерального ханжества.

Но мы о жанрах.

Дело в том, что малые успехи, вроде малой вещи «Лекция», в общем контексте творчества находит малое, но крайне важное место. И важно понять, что эта малая вещь без масштабной «Апофатической Руси» потерялась бы, не выжила бы. Поэтому нужно рассматривать творчество Аверьянова с точки зрения всей панорамы – когда выживают все поджанры как система.

Так вот в жанровом росте самая загвоздка – не стать пленником малого успеха. На этом многие сломались. Если ты взошёл на вершину – как спускаться, а если взошел на малую вершину – зачем дальше подниматься? Эта ситуация многих ломает. Аверьянов выдержал, видимо, многие жанровые искушения малым успехом. Действительно, если за малые успехи тебя обожает свой круг понимающих слушателей, которые с восторгом просят петь – зачем идти в непонимающий и вечно требующий народ? Остаться в малой славе – и дело с концом. Тем более в большой славе. Ведь та же Ивон Эллиман, исполнившая арию Марии Магдалины, так и осталась певицей одной арии – голос оказался настолько «привязан» к Магдалине, что больше никуда не пошёл. Или у неё воли не хватило. А ведь это — вершина вокального симфо-рока Уэббера.

Именно поэтому – установка на жанровый рост Аверьянова говорит о прочной витальной силе-установке на преодоление/сохранение малого в пользу великого со ставкой на шедевр.

Мы о жанровом восхождении как выживании творчества Аверьянова, где залогом успеха становится восхождение как включение предыдущего, а не отрицание его.

 

3.1

 

   

3.3. Симфонический этап

 

2.1

 

 

2.2. Музыкально-плясовой этап

 

2.3. Музыкально-плясовой этап

 

1.1 Бардовский этап

 

 

1.2 Бардовский этап

 

 

1.3 Бардовский этап

 

То есть формула продвижения 1.1 > 2.2 > 3.3 как формула потери корней заменяется Аверьяновым на формулу сборки  1.1 + 1.2 + 2.2 +1.3 +2.3 + 3.3. Тем самым создаётся некий жанровый русский космос, собирающий части, не исключая их. И пора уже перестать бардовский компонент называть нелепым словом «акустика»: в симфошедевре «Картинки с выставки» Лейк исполняет «Сагу» в бард-кантри, а не в неведомой «акустике»!

Рок-н-ролл в лучших исполнителях показал ряд поразительных фактов – возвращения к корням гениев рок-н-ролла. Я долго не мог этого понять, остановившись над решением Роберта Планта уйти в чистое тихое кантри, на уровне даже не баллад, а мягкого скиффл. Можно, конечно, сослаться на его американских женщин, сначала Элисон Краусс, певицы кантри, потом Патти Гриффин, тоже певицы кантри. Но видно чёткое стремление вернуться к истокам. Лично я в 2007 году просто не понял альбома Raising sand, «Поднимающий Песок», — зачем? от «Кашмира» к «Убивающему блюз»! – ничего себе! — а сегодня очень близкий по духу альбом. Взрослеем, однако.

Второй, кто бросился к истокам, – Ричи Блэкмор со своим проектом «Ночи Блэкмора» с его стилистикой романического средневековья. Такое было ощущение, что они, сговорившись с Плантом, решили показать, откуда изшёл рок-н-ролл. Причём один – на американской почве, другой – на британской. Возможно был проект показать общность корней англо-американского рок-н-ролла.

Аверьянов же решил и сумел истоков не терять.

2.

Жанр – тягловая лошадь смысла. Но проблема — в соответствии Жанра и Смысла/Замысла. Если тема велика, а жанр мал, – то возникнет претенциозная смесь, где мы не получаем ни того, ни другого. И наоборот – огромный объём, а замысла со щепотку – тоже жить не будет. И соблюдение меры сочленённых составных – признак автора, восходящего к мастерству. И в этом случае мера жанра, вписанная в меру темы – достижение: не надо ничего перенасыщать.

Продолжение «Лекции» – «Абъекция». Она есть продолжение разоблачения – показан вузовский деградант, согласившийся на условия либеральных толерантов – и перед нами проходит моментальная эволюция интеллектуально-творческой смерти, когда сознание деграданта теряет даже ключевое слово «объективация» в закорёженном «абъекция».

Да здравствует священный плюрализм,

Моя религия отныне феминизм,

И окончательный постнеопофгизм.

Гениально! Всем вузовским преподам – на заучивание и понимание — пойдешь по пути требований толерантов – придёшь к научному самоубийству, личной катастрофе и в конечном итоге о тебе поднимут бокал со словами «он много обещал и хотел, но вспотел и упал». Но если о жанре, дальше малого застольного жанра идти не стоит – деградации не надо приписывать сильный пафос – достаточно простой доходчивой бард-версии.

Меня эта вещь вдохновляет, потому что я стоял перед этим выбором в 1992 году – когда пришла в институт либеральная власть и я оказался в такой же ситуации, что и герой песни «Лекция» и «Абъекция». Я ушел из института, несмотря на целевое аспирантство, — и сейчас мерзость моей возможной судьбы, показанной в песне, меня вдохновляет, поскольку отказ от лжесудьбы в институте был моим верным выбором. А ведь сомнения до сих пор живы. В 1992 году это была ломка судьбы, которую я успешно строил до того аж 15 лет. Эх, если бы эта вещь пришла ко мне тогда в 1992 году! – выбор был бы менее болезненным. Спасибо Аверьянову – эти вещи поставили крест на многих годах моих сомнений и колебаний.

3.

Второй жанровый этап на Руси — начало доминирования танцевального применения музыкального творчества – на сцену выходят площадные инструменты, рожки и дудки/свирели. Пляски под рожок и дудки – это чисто русская музыкальная стать. К примеру, западнее у славян доминировали струнные скрипичные – многочисленные по разнообразию (к примеру, польская, не путать с ругательным словом, сука – струнная полускрипка, полувиолончель, полуарфа). У скоморохов на Руси дудки и свирели заменили и скрипичные, и «гитарные». И – дудки вошли в поэтику Аверьянова.

Затем пришла эпоха гармони – подчеркнув народное требование к песне – она должна танцеваться. Это была та форма признательной массовости, которая характеризует вторую жанровую эпоху. На Руси эту эпоху смело можно назвать скоморошеской, что вбирает в себя Аверьянов. Пока «не добирается» только волынка[1].

Так вот дудка, дудочка, иногда рожок. Включение её в музыкальный орнамент сразу создаёт гортанным зычным призвуком чисто русский подтекст. Западный рок-н-ролл – это флейтовое начало, то есть та же дудка или рожок, но уже «очищенные». Именно этот гортанный призвук дудки, рожка – но без перебора и сильно впечатляет грамотной долей их участия – нет перебора для навязчивой русификации рок-н-ролла. Потому в чисто русских этно-ансамблях груда рожков и дудочек напрягает современное сознание – под них ведь надо плясать, но никто сегодня не пляшет (кроме самих этногрупп)!

И вот перед нами самый скоморошеский, плясабельный жанр – частушка – в рискованном, но сильном укрупнении – «Кошмар Ивана Дипломата».

«ИВАН ДИПЛОМАТ». БОЕВАЯ САТИРА

1.

Динамика жанров предполагает восхождение от жанра малого до симфо-рока

Частушка – в обыденном понимании – простенькая песенка под пляс. На самом деле – это малый боевой жанр. Сама поэтика – рубящие доли, ударно-упрощённая рифмовка, строфический синтаксис (строка=предложение). Эволюция частушки от остроумной песенки до ударного жанра известна: от плясовой диалоговой пикировки до обретения политической весомости жанра у скоморохов, который всегда использовал контраст верха и низа для возникновения смехотворного и сатирического эффекта.

А наш царь не спит — всё видит,

Вошки мертвой не обидит,

Но пошел он воевать —

Повстречал Едрёну Мать!

Он её мечом занозит,

А она осой елозит,

Коль она – Едрёна Мать —

Её надо … (цивильная версия «отгулять»).

Но изначально, в народе у него был изъян. Дело в том, что частушки – были элементом поединка, как правило, женщин. Соревновательность была самым тонизирующим фоном. Но был крайне важный изъян: в частушках низкая тема – приоритет, на этом всё строится. Задача унизить, низвести, убить словом и нотой конкурента или конкурентку. И строение частушки сугубо боевое – надо части́ть (отсюда частушка), чтобы не перебили, и последнюю фразу, а чаще слово, сделать ударным – вслед за которым будет, по правилам поединка, следовать ответ.

В некотором смысле частушка – это битва изнанок, выворачивание изнанок друг друга, на чем и строился смех. Причем надо понимать, что добрая половина частушек – это импровизации сторон! Но язвить друг друга в смехе было частью народной внутренней терапии: обсмеять тайную проблему – частично с ней справиться. На этом строится все общинные техники преодоления конфликтов.

Я в детстве был свидетелем крутых загулов у моей бабушки в доме на станции Сулея, когда частушечные пляски были кульминацией гулянки. И я помню несколько строк и смысл частушки нашей соседки, которая обсмеивала своего мужа-пьяницу, а противница, тоже соседка, его защищала, часто театрально, «для сюжета».

Я бедовая была

А мой Зоська – без х…я

Так тебе скажу, подруга, я —

Нахер тебе Зоська без .х…я?

Подруга бьет своей частушкой:

— То,  что Зоська теряет у тебя,

Быстренько находит у меня,  —

Я ему не дам пропасть –

Помогу ему попасть …

                                     куда надо!

И вот жанрово-тематический клинч: как высокую, элитную тему «поднять» частушкой? Можно ли в жанровом напёрстке перенести литр смыслов? И напротив: как сделать боевую вещь, не опускаясь ниже плинтуса по тематике? Короче, как иголку сделать музыкально-смысловым копьем?

И вот перед нами частушечный шедевр – «Кошмар Ивана Дипломата». Аверьянов решается фактически оскоморошить элитную тему вместе с элитным классом, показав изнанку «перестроечной» дипломатии, воплощенной у нас в понятии «козыревщина» — по имени первого министра иностранных дел ельцинской России Андрея Козырева.

При этом обратная задача: как не сбавляя уровня художественной претензии по идее, сделать шедевр, рассчитанный на массовое поглощение и использование, не получив обвинение, что, мол, Аверьянов, а не поклёпствуете ли вы? не полощите ли вы грязное бельё нашей дипломатии?

И вот рождает совершенно неузнаваемый образ дип-фраера – Ивана Дипломата.

Советская дипломатия закончила страшным позором, который просится только на сатирическое осмысление. Один Шеварднадзе чего стоит, который отдал американцам дальневосточный шельф, и не только. Потом дипломатия была опозорена невероятным явлением по имени Козырев. И мы никак не понимали, как соответствует видимость реальности – как получается, что такой ласковый котик Козырев привёл нашу дипломатию к полному рабству перед партнерами по формуле «наши национальные интересы – это ваши национальные интересы»? Что есть закрытая, внутренняя реальность, которую мы не понимаем, не видим?

А вот она! – Кошмар Ивана Дипломата!

Сначала ясно, что эта вещь – суммарное мнение простой массы наших соотечественников о дипломатии козыревской эпохи 90-х годов – годов полного позора страны как внутри, так и вовне. Это бич-бойная вещь в жанре плясовой частушки, имеющей ритуально-убойный смысл на уровне «чтоб тебя!» Сразу скажу: я счастлив, что теперь есть вещь, через которую нужно проводить как через холодный душ всех поступающих в МГИМО молодых людей – чтобы пропустить черезсвою душу народное проклятие козыревской эпохи – и чтобы покончить с формулой пассивной дипломатии, которая нашла у Аверьянова формулу – «ни два, ни полтора». И тогда, глядишь, они выдадут Дипломатию на все Два и Три!

Вещь – суммарный образ разложения козыревской дипломатии, которая требует только сатиры. Но важно другое: то, что во времена Козырева было наружу, то сегодня во многом стало скрытым! И что с этим делать, как поднять вопрос, вытащить проблему наружу, как её озвучить, как встряхнуть МГИМО, Дип. Академию – которые год за годом готовят людей, которые только и мечтают, что на наши деньги свалить за рубеж, не помышляя о государственной миссии и не отдавая себе отчет, что они едут на войну, на передовую!

Но я счастлив и в другом.

Так сложилось, что на грант Горчаковского фонда я написал книгу «Дипломатия в условиях современного противостояния». Отличная получилась вещь. Но как писатель я понимал, что это – неполная, неполноценная вещь, потому что я не могу позволить себе изобразить изнанку касты дипломатов, не задевая дип-службы, – когда сотни дипломатов по факту отказались от родины в пользу неприятеля. Причем были упрямые факты: мне показали видео выступления в Госдуме вполне знающего дипломатическую среду Жириновского, который заявил, что весь дипкорпус на службе у Госдепа США. Как мне это отразить в учебнике?

И вот счастье! – моя книга получила верное и точное дополнение в вещи «Кошмар Ивана Дипломата»! То, что я не могу внести в учебник, сделал Аверьянов – в боевой частушке.

2.

Сюжет частушечного эпоса – герой Иван Дипломат выпускается из МГИМО и спустя годы попадает в США. И там ему встречается иноземный  приятель времен студенчества. И тот расписывает свою крутизну (мол, есть прелести интимной дипломатии), Иван заявляет, что он тоже не прост, но знакомец давит:

Пиндос вещал, мол, Джобс отец, Ютуб евонна мать.

Что дверь ногою к Соросу он может открывать.

Он приглашает Ивана «в Альпы, на виллу Сен-Репо». И Иван попадает к чернушникам непонятной ритуалики, символов и правил и окутанный обстоятельствами и наездом: «повсюду в штатском рыцари какого-то стола» – которые

Смотрины мне устроили, скажи да покажи. / Но слышу сквозь курлы-мурлы, как точатся ножи. / Усердно харей хлопочу, сбежать не зная как. / Ох, елочки-метелочки, ох сделал бы флик-фляк!.. /

Иван рвется прочь:.

Зубами рву псов-рыцарей: «Шалишь! Здесь вам не тут!» / Набросились. Возюкают, коленками гнетут. / Уж впору вспомнить Гоголя, как погибал Хома. / Ни хихоньки ни хахоньки – по ходу мне хана! / Ни дать, ни взять хана!

И вот можно перевести дух: оказывается это был сонный кошмар. Но кошмар – на деле не кошмар, а реальность, он очень чётко показывает тот алгоритм, который наши неприятели вводят для русских дипломатов – от медовой ловушки к ритуальному подчинению в тенетах неясных клубов и сект. То есть вещь о том, что дипломатические соблазны приводят к теневым тискам, и человек из дипломата превращается в агента, шпиона! Как бы ни было обидно нашей дип-службе, но факт есть факт – Козырев нынче в США и медийный русофоб.

Один из хитрых ходов Аверьянова уйти от претензий МИД – выдумать невероятный язык частушки. Почему вывернутая скрытая реальность показана сатирически серией невыговариваемой абракадабры: ибыр-ябыр, талды-ялды, шурум-бурум, авось-небось, кабуть мабуть – потерпят цыпы-дрипы, на фокус-покус, на фу-фу, тем более за фук, ох, йоксель-моксель, пан-пропал, была иль не была, ни хихоньки ни хахоньки – по ходу мне хана! ни дать, ни взять хана, флик-фляк — так это как раз язык низовой массы, которая понимает то, что не понимает элита.

 Кто же это признает за дип-реальность? Не обращайте внимания – песня всего лишь скоморошечная шутка!

В начале 90-х разговор с мужиком простого разряда, работяги: — Послушай. А что ты думаешь творит наш министр по дипломатии Козырев? – Ето тот, носатый-паксатый, чмо болотное?

Что за паксатый, я добиться так и не смог. Да бес-разбес его знает? – его и человеком назвать нельзя – бес-разбес паксатый, — он имени не заслужил – не дадим мы ему имени! (цитата выделена мною – СМ)

Аверьянов таким образом цитирует улицу, он смотрит её глазами и её видение Дипломатии воспроизводит в сумме и простым представлениям, а именно поэтому переводит вещь в формат частушки.  И не зря! Ведь все-таки Иван Дипломат – прежде всего во внутренней борьбе с собой! Так что вещь почти оптимистическая.

3.

Перевоплощение философа в скомороха – не просто риск, — творческий: как умудриться сатиру сделать серьёзной, доказательной, самому не попасть в обвинение – что скоморох? Конечно, козырь был брошен как раз умственный: дана в малом объеме панорама множества нутряных, даже загадочных процессов, которые точно требуют погружения в энциклопедию и дополнительного осмысления, а значит переслушивания вещи.

В Монако с принцем тет-а-тет, скупаю брик-а-брак.

Что такое скупка брик-а-брака? Это скупка всякой всячины. Но это не вся панорама смысла этого фрагмента. Скупка брик-а-брака – это показатель низкого вкуса человека, который в магазинах и развалах  берёт всё подряд, что блестит, всё, что бренчит, — без критического вкуса и понимания – то есть валом. А это значит, что первая фраза обман: человеку с таким вкусом с принцем Монако дружить не суждено.

Таких умственных трюков в произведении много, что выводит вещь из зоны риска быть обвинённым в простеньком тенденциозном скоморошестве. Наконец, сам Иван Дипломат, воплощение козыревской дипломатии. Он получился живым бодреньким интриганом.

На их шпионский клофелин в ответ несу пургу:  –

Ни хвост к кобыле пришпандорь, ни к черту кочергу! …

Но важно другое: эта вещь – зов эпохи перемен в дипломатии, она стала требовать убрать Ивана-ни-два-ни-полтора – в пользу других людей, ломающих и вычищающих нашу дипломатическую требуху и показывающих дипломатию как боевую миссию. И символом этого нового типа стал Виталий Чуркин.

Не зря пишутся, поются такие песни, как «Кошмар Ивана Дипломата»!


[1] У Аверьянова волынка впервые проявилась совсем недавно, в «Свидании со Христом» (композиция аранжирована в 2023 году), правда там она играет роль авангардного шквала, демонической свистопляски.

Сергей Магнитов
Магнитов Сергей Николаевич (р. 1959) — директор доктринального холдинга ООО ТАО, эксперт Уральского отделения Изборского клуба. Подробнее...