— Не секрет, что вы патриотичный человек. Как считаете, можно ли это качество воспитать?
— Я думаю, патриотизм воспитывается. Врожденный патриотизм — это аномалия. Патриотизм приобретается в течение жизни, в том числе благодаря окружению. В конце концов ты понимаешь, что ты часть этого. Это основание твоего патриотизма, потому что ты не можешь себя не любить, это естественная вещь.
— Ранее вы выступали с заявлением о необходимости создания идеологической программы, направленной на воспитание патриотизма у детей и молодежи. А как именно это видите?
— Нужно пользоваться уже давно проверенными методами — методами художественного просвещения: кино, литература, объединяющие фестивали. Просто правильно нужно градус брать. Патриотизм слишком деликатная тема, чувственная, ее выразить словом особо и нельзя. Нужно правильно формировать архитектуру общения с молодежью. Нужна максимальная искренность, молодые люди это ценят. Мы упустили несколько поколений, сделали это по любви. Мы вышли из звонких 90-х, и нам так хотелось, чтобы у наших детей было все, чего у нас не было, что мы забыли обо всем остальном. Мы начали им покупать айфончики, плейстейшены, возить их гулять по Испаниям, если были деньги.
— А должны были делать что?
— Надо было в большей степени делиться тем, что пережили, и рассказывать, какие уроки извлекли из пережитого. Но нам казалось, что мы травмируем их этим опытом, а на самом деле нет. Сейчас есть определенные разногласия в поколениях. Сейчас война отцов идет, в основном воюют мужики 40–50 лет, а детки очень так осторожно смотрят. И этому есть пояснение — идеологии нет. И я не уверен, что ее можно искусственным путем создать.
— Нет ли у вас страха за свою безопасность?
— Я устал бояться, честно говоря. Мне 57 лет, я мало и так боялся в жизни, а сейчас уж начинать-то зачем, если не привык? Если бы я боялся, я бы не был тем, кто я есть, и у меня не было бы детей.
— В ноябре прошлого года вы говорили, что хотели стать военным священником в зоне проведения СВО, но тогда ваш запрос отклонили.
— Не одобрили.
— Нет новостей по этому поводу?
— Пока нет.
— Как вы в целом оцениваете наше положение сейчас в контексте СВО?
— У нас нет обратного пути, поэтому только победа — глобальная победа.
— Не сомневаетесь в победе России?
— Вообще не сомневаюсь. Даже если у нас не будет ни одной ракеты, ни одного танка, гвоздь ржавый будет, мы все равно победим по определению. Но это было изначально понятно. Странно, что высокохудожественные, умные и мудрые люди не понимают этого: Артемий Троицкий (музыкальный критик, признан в РФ иноагентом — прим. ТАСС) должен понимать, Макаревич (Андрей, лидер группы «Машина времени», признан в РФ иноагентом — прим. ТАСС) должен понимать, Шендерович (Виктор, публицист, признан в РФ иноагентом — прим. ТАСС) должен это понимать. Они вроде бы умные люди.
— Однако…
— Однако ум и мудрость — разные вещи.
— Ваш крестник Артур Смольянинов (признан в РФ иноагентом) тоже выбрал определенную сторону.
— Он хороший парень, но глупый. Он попал под влияние и ляпнул по дурости лишнее, потом по гордыне не отрекся от этого, не раскаялся. У него очень высокий уровень самомнения. Дальше решил еще чего-то сказать лишнего, и получилось на статью.
— Не общаетесь с ним?
— Конечно, нет.
— Многие артисты выступают с концертами в присоединившихся к РФ регионах. Как считаете, насколько это важно? Поддерживаете ли этих артистов, общаетесь с ними?
— Конечно. Общаемся ровно в той степени, насколько знакомы. Там Джанго (российский музыкант — прим. ТАСС), там Сережка Галанин, Ольга Кормухина, сестра моя рок-н-ролльная. Там много кто. Я считаю, что это необходимо. Мы несем ответственность за людей, которые там живут. Мы не можем прийти — уйти.
— Какая миссия таких выступлений?
— Самое главное — люди понимают, что их не оставили. Однажды в Донецке одна пара — мужчина и женщина — сказали мне: «Спасибо вам, что вы с нами!» И я это слышу очень часто, это самое главное. Им это не для того, чтобы веселиться, а чтобы понимать, что их не оставят. Там сейчас сердце России, там сейчас формируется новая история, новый генофонд, новое понимание нации, там формируется все.
— Многие артисты с момента начала проведения спецоперации уехали из России, как вы на это смотрите? Может быть, с кем-то продолжаете общаться?
— Общаться не продолжаю, потому что они далеко и нам не о чем особо разговаривать. Их позиция глупая, я считаю, странная и нечестная. Настоящий артист не работает, он служит своему народу. В сложные времена он должен утешать, развлекать, отвлекать, и он не существует вне среды.
— Может быть, стоит вообще запретить, например, песни артистов, которые покинули Россию?
— Нет, нельзя запрещать их творчество, это будет глупо. Это творчество принадлежит не им, это принадлежит тому времени, той среде и тем людям, которые доверили им петь эти песни, вдохновили их на эти песни. Это наша общая культура.
— Иван Иванович, вы на протяжении почти шести лет снимались в «Интернах», можете ли выделить этот период отдельной страницей своей жизни?
— Да. Во-первых, я отдал долги. До этого времени мне этого никак не удавалось, у меня большая семья, и никогда доходная часть не покрывала расходную. А тут каждый день у меня были съемки, часто с переработкой, за которые мне хорошо платили. «Интерны» — это отдельный жанр.
— Персонаж, которого вы там играли, довольно своенравный. Эта роль не мешала вам в жизни, не была клеймом?
— Нет. Мне везло на такие роли — я либо каких-то сумасшедших играл, либо каких-то юродивых. Я всегда играю каких-то шумливых людей, хотя в жизни я сангвиник, не особо шумливый-то. Не флегматик, но и не истерик.
— Поговорим о вашем друге актере Михаиле Ефремове…
— Он был тамадой на моей свадьбе, он очень помог с организацией. Нас объединяет больше семейная жизнь, чем творческая.
— Но творческая все-таки тоже вас объединяет, скажем, вы ставили совместно несколько спектаклей в «Современнике». Как считаете, Михаил Ефремов вернется на сцену?
— Я очень надеюсь. Конечно, ему уже будут недоступны какие-то водевильно-комедийные вещи, но он прекрасный режиссер, он человек театра, настоящего театра, он любит свою аудиторию. Я думаю, что в качестве режиссера в «Современнике» том же самом, это родной его дом, он очень нужен сейчас. Сейчас появляются новые режиссеры, но он бы не помешал культуре.
— Вы сейчас какое-то общение поддерживаете?
— Я ездил к нему, Гарик (Сукачев — прим. ТАСС) недавно ездил к нему. Все нормально, он поправил свое здоровье. Единственное, у него зубы выпали нижние. Мы сейчас думаем, как сделать так, чтобы можно было их восстановить.
— А новые проекты обсуждаете на будущее?
— Трагедия случилась перед тем, как он должен был ставить мою пьесу «Пар». Он обратился ко мне с просьбой написать пьесу, это после пандемии было. Я его попросил сформулировать тезисно, что хочет. Миша сказал тогда, что многие чувствуют приближение какой-то катастрофы, но не понимают, откуда и как она к нам придет. Тогда я написал ему пьесу «Пар».
На суде он держал в руках синюю папку, там был акафист Николаю Угоднику и пьеса, он жил этим. Видимо, его травмировала ситуация, ведь он очень совестливый человек. То, что случилось, — это аномалия, он истерзал себя, и единственный вариант как-то отвлечься от этого — погрузиться в пьесу.
— О чем она?
— Собираются взрослые люди лет 40–50 играть в футбол либо в хоккей, а потом идут в баню. Мужчины разные: один — генерал, другой — либеральный журналист, третий — губернский какой-то чиновник. Без всякой водки и женщин, просто отдохнуть. Но из-за проблем с электричеством постепенно все превращается в катастрофу, из которой живым не выходит никто.
— Вы надеетесь, что он вернется на сцену?
— Да. Ему деваться некуда просто.
— Как сейчас обстоят дела с вашим проектом о жизни в Донбассе «Просто жизнь»? Развиваете его, какие планы?
— Не знаю пока. Я отвлекся, меня Дмитрий Певцов привлек к педагогической работе. Я набрал в Институте современного искусства актерский курс.
— Этот проект пока вообще оставили?
— Пока да. У меня на тот момент была задача отвезти караван с гуманитаркой, а заодно отснять людей, простых людей, которые живут и переживают это все, в основном светских людей.
— Расскажите о ближайших планах. Какие-то новые проекты с вашим участием снимаются?
— Из-за того что часть артистов оказались морально неустойчивы и через Верхний Ларс убежали не пойми куда, у меня тайфун. Продюсеры на всякий случай изменили даты съемок, и у меня один проект накладывается на другой. Отказать никому нельзя, иначе я всех подведу. Там целая паутина этого всего и каждый день съемки.
— А конкретней?
— Отсняли «Холоп-2», который выйдет под Новый год. «Больше чем футбол» — это спортивный фильм. Я, кстати, никогда не был фанатом футбола, я регбист в прошлом, но с увлеченными людьми сейчас работаю. На очереди сериал «Суррогатная мать» и еще четыре проекта. Также закончились съемки сериала «Полярный-3».
— Вы презентовали свой новый роман «Великая тушинская зга», есть ли еще планы написать что-нибудь?
— Пока не знаю. Это как любовь — приходит всегда неожиданно.
