Учебник истории и идеология
Вопрос об учебнике истории для государственного идеологического строительства — ключевой. Осмысление прошлого проецируется на настоящее, воспринимаемого через призму исторической матрицы. При желании предсказать политические конфликты в среднесрочной перспективе — обратитесь к национальным учебникам истории. Вначале разыгрываются войны памяти, и только потом политические войны.
Идеология православной самодержавной государственности, известная в советской историографии под названием теории официальной народности, была разработана не министром C.С. Уваровым, снискавшим лавры главного идеолога николаевской эпохи, а историком М.П. Погодиным. На закате существования империи ключевую идеологическую роль играли многократно переиздаваемые учебники истории Д.И. Иловайского. Нам нужен наш большевистский Иловайский, — будет говорить в дальнейшем Сталин, прекрасно понимавший роль учебников в идеологическом строительстве и сетовавший на отсутствие ярких исполнителей. О неудовлетворённости его качеством учебной литературы по истории свидетельствует, в частности, тот факт, что первая премия при создании учебника по истории СССР в 1937 году вообще никому не была присуждена.
Сталинский идеологический поворот, как известно, начался с обсуждения учебника истории. Было в действительности два идеологически поворотных учебника — «Краткий курс истории ВКП(б)» и «Краткий курс истории СССР». Оба учебника разрабатывались при личном участии И.В. Сталина, и по-другому при решении задачи идеологической манифестации быть и не могло.
История — обоюдоострое оружие. Соответственно, и учебники истории могли использовать не только в целях государственного строительства, но и для пробуждения сил разрушения. Распад СССР начался, как известно, с кампании за ликвидацию «белых пятен прошлого», приуроченную к семидесятилетию Октябрьской революции. «Белые пятна» очень скоро превратились в «чёрные». «Чёрное пятно» первоначально распространялась на периоды сталинизма и брежневизма, затем — всего советского прошлого, а потом и всю историю России. Реализовывался план, раскрытый постфактум Александром Яковлевым, — ударить Лениным по Сталину, затем Марксом и Плехановым по Ленину, а в завершении ликвидировать коммунизм с позиций общечеловеческих ценностей.
Соответствующие корректировки вносились и в школьные учебники. Соросовские учебники истории постсоветского периода уже и вовсе перешли на позиции фактической россиефобии. Российская история растворялась в мировой, очернялась, представлялась как патология. Классическим примером соросовской учебной литературы стал, в частности, учебник Александра Кредера, создававшего апологию истории Запада, вплоть до представления решающими битвами Второй мировой войны сражения при Эль-Аламейне и при атолле Мидуэй. С учебников истории началась нацификация Украины.
В начале XX века первые учебники «незалежной» были подготовлены в Австро-Венгрии, в конце столетия — в Канаде. Орест Субтельный в 1991 году специально приехал из Канады в Украинскую ССР для написания последней главы истории Украины.
Задание разработать единый учебник истории В.В. Путин сформулировал ещё в 2013 году. Прошло десять лет… Поручение Президента академическим сообществом фактически саботировалось. И вот были представлены, наконец, новые учебники истории – книги для 10 и 11 классов, претендующие стать единой концептуальной версией изложения исторического процесса XX – XXI веков.
На учебник сразу же набросились критики с разных идеологических платформ. При этом критики чаще всего, как следует из предъявляемых обвинений, сам учебник не читали и в глаза не видели. Необходимо было бы всё-таки обратиться к тексту, что мы далее и проделаем. И такое обращение позволяет обнаружить, как факт очевидного патриотического сдвига в нарративах, так и рецидивы прежних либеральных шаблонов. Но начнём с теории…
Какова методология нового учебника истории?
«Без теории нам смерть», — говорил И.В. Сталин. Без теории нефункциональность и поражения ожидают любое государство. В сталинский период теория имелась, и на основании её осуществлялась практика по всем направлениям государственной и общественной жизни. На стройной теории, представлявшей собой сочетание марксистского учения о формациях и классовой борьбе с патриотикой российско-советского государствостроительства, противостояния внешней угрозе, выстраивались и сталинские учебники истории. Раскрытие через исторический материал теоретических подходов ставилось Сталиным в качестве целевой задачи для учебника истории. В рекомендациях к созданию учебников истории им подчеркивалось, что важнейшее значение в них должно быть отведено теории, тогда как факты имеют вспомогательное значение. История, полагал он, должна излагаться не через галерею персоналий, а объяснение исторических процессов и действия классов.
О различии такого изложения истории в сравнении с традиционным фактографическим подходом Сталин говорил на заседании Политбюро ЦК в связи с выходом «Краткого курса истории ВКП (б)»: «Обычно история партии, как и всякая другая история, состоит в том, что излагаются факты, излагаются связно, даются некоторые наметки по части связи этих явлений между собой, затем идут хронологические даты, годы и т. д. Вот вам и история! Краткий курс истории представляет собой совершенно другой тип истории партии. Собственно, история партии тут взята как иллюстрационный материал для изложения в связном виде основных идей марксизма-ленинизма. Исторический материал служит служебным материалом. Правильнее было бы сказать, что это есть краткое изложение истории, демонстрированное фактами…». Развивая далее мысль о значении исторической теории, Сталин противопоставляет историю идей истории героев: «История, заострённая на лицах, для воспитания наших кадров ничего не даёт, или даёт очень мало, историю надо заострить на идеях…».
Презентованный новый российский учебник истории России — две книги — для 10 и 11 класса за авторством В.Р. Мединского и А.В. Торкунова как раз иллюстрируют то положение, что может представлять собой исторический нарратив без теории. В новом учебнике есть фактология и есть некоторые ценностные оценки, но нет методологии. А без методологии оценки оказываются вкусовыми, выглядят, как навязываемая позиция.
Существуют, как известно, различные методологические подходы, применяемые при осмыслении исторического процесса. Советские учебники руководствовались, как известно, формационным подходом. Учебники, основывающиеся на историко-культурном стандарте, опирались на теорию модернизации. Фактически посредством теории модернизации легитимизировался западнический универсализм. Сообразно с ней, напомню, ход истории задаётся трендом от религиозно вариативного традиционного общества к универсальному обществу современному. Ожидалось, что новый учебник будет опираться на цивилизационный подход, в соответствии с которым Россия позиционироваться как государство-цивилизация. Ожидания эти тем более усиливались, что на основании цивилизационного подхода оказался выстроен курс, вводимый с 1 сентября во всех вузах страны — «Основы российской государственности». Но нет…
Ни цивилизационный подход в новом учебнике не был заявлен, ни даже само слово цивилизация не было ни разу употреблено. В чём состоит вообще заявляемое философско-историческое видение учебника, понять сложно. С одной стороны, в нём есть компоненты прежней теории модернизации, с другой, она соединена с методологией политического реализма. Политический реализм основывается на представлении, что национальные государства, руководствуясь своими интересами, ведут борьбу друг с другом. И эта борьба в новом учебнике нашла отражение в конфликте Россия — Запад.
Конфликт Россия – Запад
В историко-культурном стандарте конфликт Россия — Запад ретушировался, история, сообразно с либеральными рекомендациями, демилитаризировалась, использовалась заявляемая официально установка формирования толерантных взглядов. В новом учебнике, конечно, никакой толерантности быть не могло. В условиях СВО, о которой в учебнике есть впервые представленный отдельный раздел, это было бы, наверно, и невозможно. Запад оказывается константным противником России на всём протяжении рассматриваемого столетнего интервала истории. Причём, в рассматриваемых конфликтах новый учебник защищает российскую позицию и обвиняет позицию противника. Запад — экспансионист, Россия отвечала на агрессию.
Так, в противоречии с установками историко-культурного стандарта, оперировавшего понятием «Гражданская война» без второй компоненты конфликта, отражаемого в советской историографии – «Иностранной военной интервенции», новый учебник акцентировал внимание на экспансии и преступлениях интервентов. Более того, заявляется, что сотрудничество с внешними силами стало одним из главных факторов поражения «белых», оказавшихся объективно на антинациональной позиции.
Учебник фиксирует наличие внутри страны «пятой колонны», относя к ним в том числе часть диссидентов, выдаваемых прежде за героев борьбы за правовое государство. Впервые в противоположность прежней героизации диссидентства было зафиксировано, что «диссидентов плотно «опекал» Запад». При «непосредственном участии ЦРУ и правительства США» указывается в учебнике создавались также эмигрантские группы, цель которых состояла в трансляции идей национализма и сепаратизма в республики СССР. Раскрывались механизмы поражения суверенитета страны в перестроечные годы через антисоветскую пропаганду, осуществляемую под видом борьбы за свободу слова и направляемую из-за рубежа.
При рассмотрении предвоенного международного кризиса предвоенных лет убедительно показывается, что мировую войну развязывал Запад, тогда как действия Советского Союза, включая заключение договора с Германией 1939 года, представлялись как вынужденная реакция, максимально эффективные действия по перенесению границ на запад в перспективах грядущего столкновения. Вместо позиции о равной ответственности сверхдержав за переход мира в состояние «холодной войны» принимается положение об очевидности вины Запада за её развязывание.
Ввод войск в Чехословакию в 1968 году и в Афганистан в 1979 году объясняется в учебнике советским ответом на действия Западу — поддержку чехословацкой оппозиции и моджахедов. Впервые за весь постсоветский период эти действия со стороны СССР не осуждались и даже не оценивались как ошибочные.
Жёстко критикуется политика М.С. Горбачёва и Б.Н. Ельцина на международной арене как сдача противнику геополитических позиций. В то время как Россия после демонтажа коммунистической системы пошла по пути демонтажа потенциалов сдерживания противника, Запад продолжал видеть в ней врага. Стремясь воспользоваться сложившейся ситуацией, он с 1999 года начинает последовательное продвижение инфраструктур НАТО на восток. Конфликт на Украине раскрывается в учебнике как логическое следствие курса новой западной экспансии. Безусловно, такое переосмысление отношений с Западом в сравнении с прежними версиями западнолюбивых учебников есть важный сдвиг в сторону ресуверенизации.
Но из-за чего собственно Запад конфликтует с Россией, фундаментальные основания конфронтации — из учебника понять невозможно. Объяснение природы конфликта выводило бы на положение, что Россия и Запад цивилизационно различны. Но этот шаг сделан не был. По изложению учебного материала обнаруживаются симпатии разработчиков к рыночной модели экономики, к системе западного капитализма, что не позволяет понять расхождение между Западом и Россией в системе ценностей.
Отношение к СССР: преодоление антисоветчины
Новый учебник впервые за тридцать лет отступил от установки системной антисоветчины. Советскому Союзу в нём даются позитивные оценки, сообщается о выдающихся свершениях на каждом из этапов. Нет, как в прежних учебниках, однозначного осуждения Октябрьской революции. Много говорится о факторе массового энтузиазма и веры в будущее в развитии советского общества. СССР представляется как динамически развивающаяся система, и о предопределённости её к гибели, на чём настаивал историко-культурный стандарт, речи не шло. Выгодно отличает новый учебник и представление череды героев войны и труда, включая героев СВО, преемственных своим великим предшественникам советского времени.
Но парадигмально советская модель жизнеустройства не принимается. Те оценки, которые даются в отношении преимуществ НЭП, те объяснения, которые предлагаются в отношении причин голода, интерпретации дискуссий о путях строительства социализма с симпатиями к бухаринской версии, к косыгинским реформам, критика повседневной жизни советского человека — всё это создаёт понимание, что авторами отвергается сама модель коммунистического жизнеустройства с позиций рыночной экономики. Российских школьников, судя по всему, будут по-прежнему учить, что рыночная экономика есть безусловное благо. А коли так, то и фундаментальных различий в экономическом устроении между Россией и Западом нет, и нерыночность СССР есть либо отставание, либо отклонение от столбового пути развития.
Национальный вопрос
Новые акценты были сделаны в учебнике в интерпретации национальной политики. Впервые на уровне учебной литературы осуждается политика «коренизации», приведшая к вытеснению русских из национальных республик. Особо много внимания уделяется генезису украинского сепаратизма и национализма, антирусской пропаганде на Украине. Укрепление русского государствообразующего ядра, пришедшаяся, в частности, на поздний сталинский период, оценивается в новом учебнике как позитивная тенденция, а вовсе не проявление великодержавного шовинизма, как трактовалось антисталинистами. Даже депортациям народов в годы Великой Отечественной войны не даётся однозначно осуждающая оценка, как в учебниках прежних генераций, и сообщается, что существовали реальные факты этнического коллаборационизма.
О либеральных рецидивах
Новый учебник, безусловно, есть факт патриотического сдвига. По сравнению с учебниками соросовской генерации, разница вообще разительная. Однако рецидивов в виде использования штампов либеральной пропаганды в новом учебнике всё ещё предостаточно. Его в этом смысле можно рассматривать как транзитную версию к будущему подлинно патриотическому учебнику по истории России.
Что это за штампы? Приведём некоторые, вызывающие наибольшее напряжение с позиций решения задач создания подлинно патриотического учебника.
Катынский расстрел
Начнём с самого вопиющего — интерпретации Катынского расстрела как уничтожения польских военнопленных советской стороной. Эта версия активно продавливалась польской и в целом западной антироссийской пропагандой. В основании её лежит немецкое нацистское «расследование» — геббельсовское, целевым образом направленное на дискредитацию Советского Союза. Её принял М.С. Горбачёв, использовав как основание «покаяния» перед Западом. Между тем, советское расследование убедительно показало, что катынский расстрел — дело рук немцев. Современное изучение катынского дела добавило аргументов в подтверждение правоты советской позиции. Ну, можно было бы, в конце концов, написать, что вопрос о том, кто расстреливал поляков, остаётся дискуссионным. Но нет, в российский школьный учебник вошла именно версия «геббельсовского расследования».
Раздел «Вхождение в состав СССР Западной Украины и Западной Белоруссии» заканчивается следующим утверждением: «Документы, опубликованные в начале 1990-х гг., указывают на то, что часть из них была расстреляна органами НКВД». Так эти опубликованные в начале 1990-х годов для дискредитации СССР «документы» — фальшивка! О факте фальсификации писали многие, и сегодня, как минимум, ссылка на соответствующие публикации не является репрезентативной.
Голод и коллективизация
Голод в СССР 1932-1933 годов интерпретируется в новом учебнике как следствие политики большевиков, принятие ими мер, связанных с коллективизацией, отсутствием возможности для крестьянского населения покинуть сельские территории. Это неправда. Голод в эти годы имел место не только в Советском Союзе, но и в ряде восточноевропейских стран — Польше, Румынии, Венгрии. Там коллективизация не проводилась, а голод, тем не менее, был. Значит вовсе не в коллективизации состояли причины голода, а в неурожае, зависимости крестьянских хозяйств от природных условий. Коллективизация как раз и позволила эту зависимость преодолеть.
Февральская и Октябрьская революции объединились в одну – «Великую российскую революцию»
В новом учебнике в изложении событий 1917 года была взята продавленная академическими институтами версия «одной революции» вместо версии двух революций — Февральской и Октябрьской в советских учебниках. При этом Президент России в Послании Федеральному Собранию 2016 года несмотря на то, что концепт об «одной революции» был уже принят, говорил о двух революциях. Какое имеет значение — об одной или двух революциях идёт речь?
Один из наиболее распространенных россиефобских стереотипов состоит в утверждении об имманентном неприятии России и русскими свободы. Как воспроизводство несвободы рассматривается на Западе – в работах, к примеру, Ричарда Пайпса — российский исторический процесс.
Исторически это представляется в виде драмы периодически подавляемых попыток либерализации. В череде такого рода попыток указываются — Кондиции 1730 г., деятельность екатерининской Уложенной Комиссии, реформаторские проекты Негласного комитета и Сперанского, реформы Александра II и др. И всякий раз, в этой версии, «движение к свободе» подавлялось воспроизводимой автократией. Важное место в череде либеральных исторических проявлений отводится Февралю 1917 г. Российская элита в очередной раз рванулась к свободе. России был представлен уникальный шанс построить демократическое, гражданское общество. К власти пришли интеллектуалы-профессора. Однако шанс был утрачен. Октябрь лишил Россию свободы, которую ей дал Февраль. Именно в такой драматической развёртке излагал, в частности, сценарное содержание 1917 г. Н.Я. Эйдельман в своей популярной в конце 1980-х — начале 1990-х гг. книге «Революция сверху».
К принятию идеологемы «украденной Октябрем свободы» логически подводит и поддерживаемая, к сожалению, академическим сообществом концепция единой революции 1917 г., включающей февральскую и октябрьскую фазы в единый революционный процесс. Февраль оказывается завязкой сценария национальной трагедии, Октябрь — его трагической развязкой. Тезис о единой российской революции был закреплён и в принятом в январе 2014 г. историко-культурном стандарте. Он контекстуализируется с теорией модернизации, применительно к которой Февраль открывал перед Россией модернизационную перспективу, Октябрь же выступал как контрмодернизация. Иногда по отношению к советскому периоду используется понятие «консервативная модернизация», т.е. модернизация опять-таки без институтов гражданского общества.
Основной довод в пользу тезиса о единой революции состоит в процессной связности событий 1917 г. Но также процессно связана с ними и более ранняя, и более поздняя событийная канва. История в целом развёртывается в качестве связного процесса. По этой логике в единую революцию следовало бы относить и революционные потрясения 1905–1907 гг. Более важно то, что февральская и октябрьская трансформации утверждали две различные парадигмы. Ключевые вопросы парадигмального расхождения — выбор между экономической моделью капитализма с сохранением частной собственности, и социализма с обобществлением средств производства; между приматом индивидуального права с равенством возможности и коллективистски трактуемой справедливостью с фактическим социальным равенством; между интеграцией в единый объединённый вокруг западных демократий мир и выдвижением системной альтернативы буржуазному миру. Различие и даже дихотомичность февральской и октябрьской революционных парадигм и позволяют говорить не об одной, а именно о двух революциях.
Идеологема «украденной в 1917 г. свободы» имеет и соответствующие политические пролонгации. 1991 г. в ассоциативном историческом ряду предстаёт в качестве нового Февраля. Но в очередной раз, согласно либеральной схеме, порыв к свободе в России был подавлен. Подавление свободы связывается уже с путинским периодом. Сценарий единой революции — «от свободы к несвободе» — в версии теории модернизации проигрывается повторно по лекалам 1917 г. Либеральное доминирование в дискурсе столетия революции безусловно будет означать и формирование через него антирежимных настроений в настоящем.
Ленин и РПЦ
Конечно, отношения советской власти и Русской Православной Церкви были сложными. Ошибки в этих отношениях совершались на разных этапах с обоих сторон. В новом учебнике гонениям на Церковь со стороны большевиков уделяется особо большое внимание, что складывается ощущение тенденциозности. Зачем-то в учебник был включён текст письма, приписываемого В.И. Ленину и датируемого 19 марта 1922 года с призывом расстреливать как можно больше представителей реакционного духовенства. Письмо это давно разоблачено как фальшивка. Его нет в Полном собрании сочинений В.И. Ленина. Впервые оно было опубликовано в 1970 году в «Вестнике русского студенческого христианского движения» в Париже. Потом уже в 1990 году его перепечатали «Известия ЦК КПСС», причём без ленинской подписи и с нехарактерным для документов такого рода оформлением. Как минимум, документ сомнительный, и публикация его в школьном учебнике — явный перебор. Дискредитируется между тем политик, пользующийся по сей день огромной популярностью среди большинства населения, памятники которому стоят в каждом городе Российской Федерации.
Сталинские репрессии
Сохранился в новом учебнике и шаблон односторонней интерпретации сталинских политических репрессий. Их размах не преувеличивается, как это делалось в либеральных учебниках прежних генераций, но однозначность осуждения осталась прежней. Речь в данном случае не идёт о том, чтобы исключить из учебника информацию о репрессиях. Но важно было бы зафиксировать, что среди репрессированных были и реальные враги советского государства, связанные в том числе с внешними противниками России. Были и невинно пострадавшие, но были и виновные. Исключение же виновных превращает репрессии в патологию режима, каковыми они не являлись.
Характерными признаками повседневной жизни советского общества 1930-х годов указываются три индикативных элемента — карточная система, низкая заработная плата и высокая цена на дефицитные товары. Действительно ли все эти перечисленные элементы были характерными для рассматриваемого исторического периода? Карточки действительно использовались, как, впрочем, использовались они и в ряде зарубежных государств. Но в 1935 году они были отменены, и, таким образом, считать их характерным признаком тридцатых, то есть всего периода индустриализации, по меньшей не корректно. Столь же некорректен тезис о низкой заработной плате в СССР. Реальная заработная плата состоит не в номинальной величине, а в объёме товаров, которые можно на неё приобрести. Сравнительно невысокая заработная плата в номинальном выражении соотносилась с невысокими регулируемыми ценами на товары. И кроме того, были категории кадров высокой квалификации, заработная плата которых и в номинальном, и реальном выражениях была достаточно высокой. Никогда заработная плата профессоров не была в соотнесении с другими группами населения столь высокой, как в сталинские годы. Профессор тогда получал больше, чем, к примеру, нарком. Что же до высокой цены на дефицитные товары, то это скорей характеристика брежневского, а не сталинского социализма.
Кризис брежневского периода: советская модель и потребительские запросы населения
При изложении истории брежневского периода заявлялось, что советская система не могла справиться с ростом потребительских запросов населения. Указывалось на нехватку в СССР качественных товаров. Как следствие — товарный дефицит и развитие теневой экономики. Сдерживающим фактором развития определяется в учебнике «советская уравниловка». Фактически воспроизводится положение прежних либеральных учебников о том, что СССР мог конкурировать с Западом в фазе индустриализации, но при переходе новому типу общества (прежде оно определялось как постиндустриальное) его конкурентоспособность оказывалась ниже. Отсюда следовал хотя и не заявляемый непосредственно, но утверждаемый логикой аргументации вывод — объективность десоветизации.
СССР действительно отставал по качеству ряда товаров повседневного обихода и потребления, но далеко не по всем. Зачастую представление о превосходстве Запада в сфере услуг являлось следствием рекламы. Достаточно напомнить в этой связи историю с рекламой импортного шоколада и прохладительных напитков на рубеже 1980-х — 1990-х годов, при том советские эквиваленты обладали, несомненно, лучшим качеством. Сам факт же общего отставания по качеству ширпотреба был связан не с системной невозможностью социализма удовлетворить потребительские запросы человека, а с тем, что СССР приходилось прежде всего тратить средства на оборону. Это предполагало преимущественное развитие отраслей группы А. О логике такого подхода свидетельствовал И.В. Сталин: «Если бы у нас не было… планирующего центра, обеспечивающего самостоятельность народного хозяйства, промышленность развивалась бы совсем иным путём, всё началось бы с лёгкой промышленности, а не с тяжёлой промышленности. Мы же перевернули законы капиталистического хозяйства, поставили их с головы на ноги. Мы начали с тяжёлой промышленности, а не с лёгкой, и победили. Без планового хозяйства это было бы невозможно… Если бы, например, предоставить строительство промышленности капиталу, то больше всего прибыли приносит мучная промышленность, а затем, кажется, производство игрушек. С этого бы и начал капитал строить промышленность… Мы же начали с тяжёлой промышленности, и в этом основа того, что мы – не придаток капиталистических хозяйств».
О современном историческом моменте
То, что в новый учебник был включён современный период истории, в возникшем обсуждении подвергается критике. Основные аргументы — аберрация близости и объективная зависимость от действующих политиков. Но в случае с учебником 2023 года более весомым оказывается другое соображение — объяснение истоков современного конфликта Россия — Запад. Связь современного конфликта с прошлым представляется как раз сильной стороной нового учебника (главным в нём). История, собственно, и нужна для того, чтобы осмысливать настоящее через призму знаний о прошлом. Но при этом, увы, лакировки настоящего избежать не удалось.
Это проявилось, в частности, в тезисе о консолидации российского общества в условиях СВО. Удивительно! А как же быть с потоком отбывших из России, отъездом из страны видных представителей богемы? Количество отбывших оценивается в диапазоне от 600 тысяч до миллиона человек. Это огромная цифра, свидетельствующая о расколе. Для сравнения, совокупно так называемая «третья волна эмиграции» из СССР за весь период «холодной войны» оценивается в 500 тысяч человек со всех союзных республик. За два года выехало из страны больше граждан, чем за полтора последних года.
Современный раскол в новом учебнике предпочли не фиксировать. А между тем, противников ресуверенизации России внутри страны предостаточно, и конфликт с ними в перспективе неизбежен. К такому конфликту молодёжь, разделяющая патриотические ценностные ориентиры, должна быть готова. Игнорирование же факта наличия врагов внутренних может иметь крайне тяжёлые последствия по примеру того, что уже было в 1991 году.
Шаг вперёд, к будущему учебнику истории
И все же новый учебник истории следует признать важной вехой в борьбе за суверенное гуманитарное образование и науку. Главное — коллективный Запад определён историческим врагом России, а соответственно, западничество — идейным пособничеством врагу. И сделано это на уровне школьного учебника! Преклонение перед Западом на самом высоком уровне было осуждено — точка. Но нет, это не точка, а многоточие. Закладки западнической и ряд шаблонов западной пропаганды были сохранены. Так что презентацию новых школьных учебников истории можно считать началом процесса к созданию ученика будущего, опирающегося на цивилизационно- идентичную историософию России.
