Беседа с заслуженным преподавателем Московского государственного университета, кандидатом философских наук Алексеем Ивановичем Болдыревым.

— Здравствуйте, Алексей Иванович. Мой первый вопрос — в какой мере русская философия представлена в актуальном современном сознании?

— Вопрос, конечно, важный и сразу отвечу на него: почти никак не представлена. По крайней мере для широкой публики и учащейся молодежи. Вообще говоря, судьба философского знания у нас довольно печальна. Освобожденное от догматического марксизма, оно почти сразу было жестко ангажировано глобалистским Западом, не менее догматическим в своем видимом плюрализме… Но я бы хотел начать немножко издалека. С анализа общей духовной ситуации времени, как сказали бы иные философы. Вот представьте себе: сражаются два бойца в тренировочном поединке тупыми рапирами, или деревянными мечами, — сражаются из чисто спортивного интереса, чтобы только поддержать свою форму. Но вдруг всё резко меняется и возникает ситуация, когда речь уже заходит о жизни и смерти, и в ход идёт настоящее оружие. И тогда у бойцов появляется то, что один русский писатель очень точно определил как «дрожь рокового усилия». Мне представляется, что эта самая дрожь буквально разлита сейчас в духовной атмосфере времени, проникая в каждую клетку общественного бытия, добираясь даже до самых неприкасаемых гламурных тусовок. Идет война. А Гераклит Эфесский, ещё в глубокой древности вбросил в мировую культуру загадочную фразу: «Война — отец всех вещей». Т.е. её можно истолковать и так: мир относителен, война же абсолютна. Во время войны растворяются иллюзии, обнажаются сущностные характеристики всех вещей. На поле боя не только нет атеистов,но даже самый неискушенный начинает задавать себе вполне философские вопросы.

И потому-то сегодня все эти прокси-маски едва держатся на искаженной мимикой ненависти к нам физиономии Запада. Искать в его глазах хоть какой-то проблеск гуманного отношения к России, сочувствия, понимания всё равно, что искать человечность в глазах схватившего вас крокодила. Идёт яростное сражение в хозяйственной сфере, в политической, дипломатической, а также в сфере религии и культуры. Казалось бы, бесконечно далёкая от всяких войн и политических баталий, какая-нибудь симфония Чайковского, и та становится невольным орудием. Её буквально «ставят под ружьё» как мягкую силу врага, объявляя токсичной вместе с русский языком, со всей русской культурой.

— Так называемая культура отмены на Западе.

— Да, культура отмены. В этом, увы, нет ничего нового. Скорее, новостью является та быстрота и сила, с которой культура нашей отмены растекается нынче по давно прорытым в сознании тамошнего обывателя русофобским каналам.

И вот спрашиваю я: в условиях, когда ставится под вопрос само существование России как культурно-исторического субъекта, разве допустима даже тень какой-то идеологической неопределенности в верхах или неточного понимания смысла исторического бытия русского народа, как и всей нашей страны-цивилизации? Эту работу понимания уже нельзя откладывать на потом. Её витальная значимость сегодня — властный императив времени. И вот ещё почему. В истории русской мысли неоднократно звучало и повторяется в современной публицистике, что нам нужен Большой Проект. Так, евразийцы, например, весьма убедительно доказывали, что мы — страна идеократическая и нам нужна великая Идея-Правительница. Можно спорить о деталях, но практически все согласны: такая потребность лежит в органике русской культуры, в такой её черте как максимализм и склонность ставить сверхзадачи, что непосредственно порождается самой её матрицей, ДНК, кодами её, — называйте, как хотите. Без Большого Проекта мы никто.

— Без него мы не мобилизуемся. Большие проекты органически необходимы для выживания русской цивилизации, ее дальнейшего существования и развития.

— Во-первых, мы не сможем по-настоящему мобилизоваться и слезть с печи, обретая единство в общем деле. Во-вторых, будет практически невозможно сформулировать по-настоящему стратегические задачи ни во внутренней, ни во внешней политике. А если мы не сформулируем стратегические задачи, мы будем в тактических вопросах всячески буксовать, уступать и, так сказать, проигрывать. И наконец, последнее. Если не рождаются общественные энергии, то исторический ветер в паруса наши не подует. А это, может быть, важнее всего — поймать ветер истории. Конечно, отказавшись от либеральных иллюзий, в полном идеологическом вакууме мы не живем, и на самом высшем политическом уровне формируются определенные идеологемы. Вот, в частности, прозвучало слово, что мы страна-цивилизация. Это очень важно? Да. И за этим стоит целая традиция антиглобалистских идей и особая философия истории. Совсем недавно наш Президент провозгласил, что важнейшая цель России — борьба за суверенитет. И это надо всячески приветствовать, конечно, потому что без суверенитета никакие значимые проекты невозможны. И это безусловно принимается обществом. Однако пока еще не сформулировано то, что философы называют «цель в себе».

Иными словами: ну хорошо, добились мы суверенитета, а зачем он нам? Если только для комфортного существования, то, наверное, этого мало. Мало для страны-цивилизации. Да и лишено это качества «цели в себе». Более того: полного суверенитета не будет, если такая цель не сформулирована. В истории России было как минимум два больших проекта, устремлённых к такого рода целеполаганию. Первый — православно-имперский с его краткой формулой идентичности: мы православные. Наша цель — спасение в Царствии Небесном. Второй — Красный, формула идентичности которого: мы советские люди и наша цель — коммунизм. Как видим, и для православного и для коммуниста бесконечная цепь вопросов: зачем? для чего? — прерывалась или жизнью вечной или царством свободы. Да, они враждебны друг другу, хотя состоялись в одной стране. Однако необходимо признать: истоки воплощения в социальную плоть и кровь этих двух Великих Проектов едины. Они исходят из неподвластного времени матричного основания нашей культуры. И это столь же несомненно, сколь и неочевидно на первый взгляд. Тем важнее и актуальнее сегодня это глубинное основание доказательно и непротиворечиво описать.

Россия недаром стала местом встречи данных Проектов, напряженнейшей и трагической борьбы в прошлом, но Россия может и должна их примирить в веке двадцать первом. Только так можно выстроить жизнеспособную идеологию в современных российских реалиях. Здесь менее всего мне хотелось бы говорить о внешнем сходстве, например, о квазирелигиозном характере большевизма как теории и социальной практики, указывая не только на различия революционного героизма и христианского подвижничества, Царствия Божьего и коммунизма как «скачка из царства необходимости в царство свободы» и т.п. Тем более, что это давно и исчерпывающим образом обсуждено как в научных трудах, так и в публицистике. Оставим также нынешним идеологам КПРФ по инерции сравнивать христианские идеалы и моральный кодекс строителей коммунизма. Не хотелось бы и вдаваться в исторические изыскания по поводу феномена христианского социализма или анализировать латиноамериканскую теологию освобождения. Вместо этого целесообразно, на мой взгляд, предложить общий схематический нарратив, избегающий деталей теоретического обоснования и опирающийся на минимум примеров. Обращает на себя внимание тот факт, что практически все наиболее яркие представители отечественной мысли так называемого Серебряного века в ходе своей персональной идейной эволюции совершили одно и то же движение — от материализма и политического радикализма к «новому религиозному сознанию», а многие эволюционировали «от марксизма к идеализму». Такой вектор представляется мне не случайным, а весьма символичным и многозначительным. Ведь если речь идет о подлинном свободном развитии, то налицо не просто замена одного мировоззрения другим, а полноценная жизнь творческой личности, несмотря на все метаморфозы, сохраняющей непрерывность собственной идентичности. Это началось с Ф.М. Достоевского и Вл. Соловьева, и было продолжено Н. Бердяевым, С. Булгаковым, Л. Шестовым и многими другими. Молодая же Страна Советов, как некая коллективная личность, отказалась совершать сходную эволюцию, быстро подавив ростки богоискательства в марксистской среде, выслав в 1922 году на «философском пароходе» значительную часть религиозных мыслителей и открыв гонения на Церковь. Своя своих не познаша, причем как с той, так и с другой стороны. Убоявшись как огня ревизионизма, оппортунизма и всякого рода «поповщины», марксизм-ленинизм российских элитных групп так и не стал «вечно живым и творческим учением». Это обстоятельство, на мой взгляд, во многом предопределило трагическую судьбу СССР.

— Ну, отдельные попытки все же предпринимались, но они были полуподпольные, Эвальд Ильенков и так далее.

— Были, конечно, отдельные попытки, но это тема особого разговора. Поэтому, чтобы избежать будущих трагедий, так требуется сегодня глубокая теоретическая работа по анализу ДНК нашей культуры. Иначе не будет нового Большого Проекта и даже теоретической базы для единого учебника истории не будет. Нужен соборный акт национально-исторического самопознания. Как раз наша группа под руководством В. Аверьянова по мере сил этому способствует.

Так уж устроен мир, так учит нас история: любое масштабное социальное проектирование несет в себе метафизическое ядро, глубокое философское знание. Даже христианский проект, основанный на откровении, не обошёлся без умозрения. И полнота христианского духовного опыта выражалась с использованием достижений античной философии, её развитого категориального аппарата. То же самое справедливо и для либерального, и коммунистического проектов. Тут бессильны здравый смысл, аппеляция к частным наукам или к пиар-технологиям. Здесь нужна философия как область знания, где царит искусство мыслить о предельных основаниях.

Мы сейчас стоим на пороге необходимости сформировать универсальные основы мировоззрения, которые были бы органичны России, русской цивилизации и которые бы на современном уровне послужили базой для Большого Проекта, включали бы в себя отношение к миру и к человеку, как мы его себе представляем. Существует запрос на это и со стороны некоторых властных группировок, и, мне кажется, со стороны самого общества. А где мы можем это найти, где тот материал, из которого этот Большой Проект может быть сформирован?

— Где эти первоначальные внутренние ядра, скажем так…

— Да, абсолютно точно. Естественно, в нашем же духовном прошлом. Акты национально-исторического самосознания в лице выдающихся русских философов, мыслителей, художников слова уже состоялись, и когда власть или общество обращаются к ним, они обращаются по адресу. Другое дело, что всё это многообразие идей, богатство ходов мыслей, всякого рода интерпретаций и нюансировок пребывает преимущественно в академической сфере как диссертации и монографии. Да, спичрайтеры нашего политического класса время от времени тревожат дух русских мыслителей, вставляя в публичные выступления цитаты то Н. Бердяева, то И. Ильина, а то и Д. Менделеева. Конечно, необходимо творческое усилие и волевой выбор того, что действительно важно взять у них сегодня. Но этого мало. В настоящий момент востребован интегральный синтез или резюме русской мысли. И чтобы такой синтез не страдал поверхностным энциклопедизмом, необходимо ещё увидеть, какой аспект единой ДНК (порождающая матрица) нашей культуры, и в какой мере тот или иной мыслитель ее выражает. И критерием истинности наших усилий станет наглядная демонстрация того, что, например, абсолютно враждебные друг другу философ, яростный антисоветчик И. Ильин и его антипод В. Ленин — кровные братья по беспристрастному культурологическому ДНК-анализу. Только на такой основе возможно приблизиться к пониманию универсального мировоззреннческого канона нашей цивилизации.

Итак, в основании лежит вот эта самая ДНК, которая мягко облучает своим светом всё российское культурное пространство, всё культурное целое. Она иногда действует по принципу механического детерминизма, просто отторгая идеи и социальную практику, например, Григория Отрепьева или Анатолия Чубайса. Но чаще всего её действие — мягкая сила, которая опосредуется свободой как отдельной личности, так и целых социальных групп. Хорошо сказал об этом русский философ В.С. Соловьев. В его терминологии Русская идея, как замысел Бога о России, может быть узнана нацией. Тогда она обретает путь жизни. Если же — нет, то путь смерти. Иными словами речь идёт не о механической или биологической, а, скорее, о целевой детерминации.

В этом разговоре описать в полной мере все стороны российского мировоззренческого канона не представляется возможным. Тем более, что это — соборное дело. Причём, разных мыслителей с разными точками зрения. Но один момент я бы хотел указать. Речь пойдёт о таком важном аспекте мировоззрения как отношение к человеку. Вот говорят, что коммунистическая идея — это утопия, это некий такой кровавый, — особенно подчёркивают это слово, «кровавый», — исторический эксперимент, т.е. нечто неестественное, противоречащее природе человека. Но давайте посмотрим на современность, что называется, беспристрастным взглядом. И тогда свою экспериментальную и противоестественную природу обнаружит как раз царящий на Западе неолиберализм. Оказывается, есть такой мощный политический субъект, который обладает организационным, информационным, финансовым ресурсом и может по своей воле в массовом порядке обеспечить то, чтобы мальчики захотели стать девочками, а девочки захотели стать мальчиками; чтобы в массовом порядке воспроизводились какие-то чудовищные психопатические явления Средних веков. Тогда монахини в женских монастырях все вдруг замяукали. Правда, в ту эпоху с этим боролись. Сегодня эпидемии превращений в кошечек, в собачек, чёрт знает ещё во что, сознательно вызываются. И о некой неизменной природе человеческой вообще речь не идёт. Тогда возникает простой вопрос: если можно так воздействовать на массовое сознание, приоткрыть эти пресловутые окошечки Овертона туда вниз, во ад, на инфернальное дно, то почему бы всю эту технологическую мощь, те же самые окна Овертона, тот же самый социальный инженеринг не направить на благое дело? Не на создание одномерного человека-потребителя — покорного объекта манипуляций. А на массовое пробуждение в обществе потребности в высших формах духовной реализации. Конечно, путь вниз, под горочку куда легче, чем движение вверх, но такая задача тоже вполне решаема. Поэтому я не считаю, что идеал нового человека классиков коммунистического проекта утопичен в своей основе. Он не утопичен, отнюдь. Как однажды заметил Н. Бердяев, разница между утопией и строго научным прогнозом в том, что утопии чаще сбываются. При изменении отношения к религии, к духовной жизни, изменении представления о человеке не только как о био-психо-социальном существе, но и мета-социальном, духовном существе, СССР существовал бы и поныне, даже обрёл бы новое дыхание. Неслучайно именно в безграмотной России, — и я берусь утверждать, благодаря матричным основам её культуры, — была поставлена и, главное, в значительной степени осуществлена задача создать такое общество, в котором бы каждый человек в максимальной степени получал возможности для своей творческой реализации. Как говорили в своё время немецкие романтики, гениальность — это норма для человека, а никакое не исключение. Я понимаю, конечно, что создать фабрику гениев невозможно. Однако создать социальные условия, пусть недостаточные, но необходимые для этого, вполне возможно.

— И вот тут мы подходим к важнейшей теме — теме образования.

— Тему образования — да. Стоит опять-таки обратиться к советскому периоду нашей истории и выделить один существенный момент, о котором почти никто не говорит. И антисоветчики и все апологеты советского строя, мне кажется, сходятся в одном: в том, что величайшим достоинством того времени является высочайший престиж высшего образования. Ведь до слез доходит, когда смотришь, как люди простые из деревень, из каких-то маленьких посёлков, посылают детей со словами: «учись, сынок» или «учись, дочка». Они куда-то едут в город на последние деньги, стремятся куда-то поступить, иногда не с первого раза, подрабатывают. Но вот это действительно было разлито в атмосфере тех лет. Я застал советский период, я знаю, как это было важно. Это, конечно, известная сторона той жизни. Но не обращают внимание на то, что необходимым элементом высшего образования тех лет, а я бы даже сказал, важнейшим элементом выступало всегда философское знание, пусть в самой ограниченной догматической марксиско-ленинской форме. В конце концов, без Гегеля невозможно по-настоящему понять Маркса (а он вышел из левого гегельянства). А если речь идёт о Гегеле, о немецкой классической философии в целом, значит, речь идёт и об античности, и так далее, и так далее. Т.е. в широкие народные массы так или иначе были вброшены начатки философской культуры, хотя традиционно философия веками оставалась полузакрытым знанием. Как результат, в СССР появилось немало людей с проработанными основами мировоззрения, или по-настоящему критически мыслящих личностей. Все социальные и политические последствия этого ещё никто до конца не оценил. Может быть, Россия и удержалась-то на краю цивилизационного небытия в 90-е годы, благодаря этому важнейшему обстоятельству. Попробуйте сейчас на Западе получить классическое философское образование с ярко выраженной мировоззренческой функцией.

— То есть, это очень дорогое удовольствие?

— Во-первых, это часто весьма дорогое удовольствие. А, во-вторых, философское знание претерпело там примерно такие же метаморфозы, как искусство в феномене «современное искусство». Да и подменяется оно лингвистикой, формальной логикой, психологией, а из «пространства свободной мысли» превратилось в интеллектуального слугу неолибералов с их гендерной свистопляской. Я уверен, что в современной России это завоевание социализма нужно сейчас восстанавливать, пока философия окончательно не изгнана ещё из сферы высшего образования, и хоть как-то, но представлена в общественном сознании. Да, на этом пути будут проблемы, ибо обширно меню разных философских школ. Но ведь есть простой выход. Хорошо, допусти, ты не знаешь, какую философию сейчас преподавать, — преподавай историю философии. Причем, 50% — мировую философию и 50% — русскую. Как результат, мы получим критическую массу мировоззренчески компетентных личностей, что кратно повысит сопротивляемость общества в целом ко всё более изощрённым манипуляциям наших геополитических врагов.

— В рамках проекта по созданию русского мировоззренческого канона производится своего рода картографирование русских мировоззренческих основ. А как Вы считаете, глядя вперёд, актуально ли подобное картографирование для ценностной матрицы наших потенциальных союзников, или противников. Картографирование их системы ценностей, внутренней системы, я подчеркиваю. Т.е. ценностей, располагающихся не на внешних идеологических контурах, а на внутренних.

— Это не совсем в традиции нашей культуры. Да, в России всегда был искренний интерес к инокультурным мирам и Запада и Востока. Но никогда не ставилась цель негативно воздействовать на эти культурные миры. Это как раз особенность агрессивного Запада, имеющего огромный опыт манипуляции сознанием колонизированных народов. Но с волками жить — по-волчьи выть. Возможно, в будущем, когда ментальные войны станут особенно разрушительны, нам предстоит этим заняться. Но сегодня важнее укреплять оборону нашего культурного пространства.

— Алексей Иванович, последний вопрос. В текущих исторических условиях как Вы видите цивилизационную миссию новой России? Хотя бы в нескольких словах.

— Я бы воздержался от окончательного определения миссии России, пока не вышел в свет наш общий результат работы. Но здесь хотел бы подчеркнуть следующее немаловажное обстоятельство. Как только удастся определить российский мировоззренческий канон, и на его основе будет сформулирован Проект, он сразу же становится концептуальным оружием в руках определенного политического субъекта. Мы с этого начали и этим заканчиваем, потому что атмосфера сейчас весьма напряжённая, упомянутая выше дрожь рокового усилия везде присутствует. И как только этот властный субъект берёт этот концептуальный меч-кладенец, он сразу меняется сам. Происходит неизбежная внутренняя трансформация. И вопрос не в том, есть ли в России такой субъект. Вопрос в том, захочет ли он таких изменений. Но в целом совершенно очевидно, что то общество, которое должно быть построено, исходя из органики русской культуры, потребует изменений социальной структуры, введения меритократического принципа, пробуждения духа нестяжательства и т.д. Наше движение в истории в качестве всадника без головы должно быть пресечено. Мы должны обрести конечную цель, внятную для народных масс и вдохновляющую их на историческое делание.

Беседовал Алексей Комогорцев