Зарубежье — хорошее название романа о тяготах бытовой жизни релокантов. Слава Богу я с этой унылой темой незнаком, оттого и роман никакой писать не буду. Буду лучше писать сказки. Большей частью весёлые, но иногда и печальные. Страшные тоже должны случаться. Если бы не было страшных, то и прекрасных не было бы. Они не могут жить одна без другой. Герой как правило убивает дракона, а не клубничный пудинг. Решающую роль играет преодоление. Чего далеко ходить — сейчас играет особенно.
Когда наступят мирные времена, а они наступят когда-нибудь обязательно, мы будем вспоминать события нынешние, со временем приукрашая их, умалчивая незначительные происшествия. И однажды останется только главное. И у каждого главное будет своё. Моё главное фантастически прекрасно и не менее устрашающе. Я ничего не могу с эти поделать, кроме как начать идеализировать заранее. Великая эпоха, когда моя не менее великая Отчизна бросила перчатку всему миру — так я буду вспоминать. Все мои разочарования и потери растворятся чернильной вязью на страницах детских тетрадок с контрольными работами по истории за четвёртый класс.
К столь величественным размышлением меня привело отсутствие интернета и невозможность отравить сознание очередной порцией истеричной брехни из-за рубежа. Нет — из-за ленточки. Потому что так точнее. Война ведь. Последняя порция содержала вспыхнувшую в рядах оппозиции склоку, связанную с попыткой одних либералов замочить других. Ничего удивительного я в этом не нашёл, поелику изначально было понятно, что от людей злорадствующих по поводу гибели своих соотечественников глупо ждать благородства. На этом финальном аккорде демократического реквиема связь промыслительно и оборвалась.
***
В догонку написанному прежде, спешу оговориться, что отсутствие связи сказывалось только на Ютубе. Здесь, на северо-западных границах нашей бескрайней державы, в урочище на берегу лесного озера, сигнал не очень хорош. Но Господь Всемогущий компенсирует это неудобство ошеломительными пейзажами, бездонной тишиной и упоительным одиночеством. Чаще чем людей я вижу белого лебедя, величественно скользящего по глади уже помянутого озера или дремлющего в камышовой заводи, неподалёку от дома. Уровень проблем — это поездка на велосипедах с супругой в соседний городок за ниткопродевателем. Она вышивает бисером икону. Максимум конспирологии — обсуждение отсутствия на обочине местных дорог лопуха и подорожника.
Покой и воля, в её геополитическом смысле.
На фоне жутковатых приключений на прифронтовых территориях подобная жизнь может служить эталоном благополучия. Хотя конечно вечно это продолжаться не может. Владычица сердца моего, за вечерним чаепитием на веранде, призналась, что чувствует себя неуютно от понимания того, что пока мы тут природой наслаждаемся, где-то умирает русский парень. Стыдно — говорит.
Я стараюсь её отвлечь, но и сам понимаю, что не видать мне настоящей радости, пока мы не победим.
И я уверен, что так почти все думают.
Вот в чём пока наша главная радость. В единомыслии. В медленном обретении бытийной солидарности. Понимании принадлежности к великой нации, образованной историей не только по факту крови, но больше по соучастию в бесконечной битве за выживание. Тот что философы историки называют «психологией осаждённой крепости».
И да — ничто так не сближает, как общие потери. Только жертвой вера укрепляется.
Однако это не повод ходить с кислой мордой. Мой покойный папа — военный хирург с пятидесятилетним стажем, говорил: на первую боль скажи — «смешно», запутай голову, это так тоже работает.
