Бой земной и небесный

Когда Путин был избран президентом России, он отправился к своим прежним сослуживцам в клуб КГБ, что расположен на улице Дзержинского возле Лубянки. Эта встреча транслировалась по телевизору. И я услышал его шутку: «Товарищи, задание Центра выполнено. Внедрение в банду состоялось». Шутка была рискованная — в обычной путинской манере. И все, кто её слышал, решили, что бандой он шутливо назвал то олигархическое ельцинское окружение, которое привело его к власти. Но это было ошибкой. Бандой он назвал иго, в недра которого ему удалось проникнуть. Это было невероятно, неправдоподобно, как невероятным и невозможным было проникновение в 1941 году агента советской разведки в ставку Гитлера, но Путину это удалось. Он проник в святая святых ига с помощью самого ига, с помощью ельцинистов, которые делегировали его во власть. Такое было невозможно сделать одному человеку, но у Путина не было в ту пору союзников, и он действовал один. Нет, не один, ему помогало небо. Быть может, оно, небо, побудило его стать преемником Ельцина и стать президентом. И он, погружаясь в глубины ига, уповал на небо. Оно, небо, провожало и провожает его на всём его жизненном пути. Это сопровождение началось раньше, быть может, с его самого детства. И если верить религиозным предначертаниям, то ещё до его рождения. Став президентом, Путин не обрёл всю полноту власти. Реальной властью в России были мощные телевизионные компании: НТВ, принадлежащее Гусинскому, и ОРТ, вотчина Березовского. Телевизионные компании внушали потерпевшему поражение народу, что это поражение будет вечным. Они опаивали народ ядовитым пойлом либеральных ТВ-шоу и психоделическим шоу-бизнесом. Они создавали и сокрушали репутации. Привели к власти представителей и сторонников ига. Они разрушали русские коды, навязывали людям выхолощенные, убогие представления о человеке, государстве и обществе. Они создавали ослепительный образ Запада, заслонявший померкшие, растоптанные образы родной истории.

Две эти частные телевизионные компании запустили свои раковые клешни в тело обессиленной России и рвали её изнутри. Путин вырвал эти клешни и передал ОРТ, НТВ в руки государства. Эта передача была мучительной, напоминала спецоперацию. Гусинский, этот величественный представитель семибанкирщины, глава Еврейского конгресса в России, несметный богач, был посажен на одни сутки в Бутырскую тюрьму, и в панике бежал из России в Израиль. Подвластный ему журналистский коллектив НТВ вышел с протестом, не желая уходить под длань государства, полагая, что они, журналисты, есть четвёртая власть. И эти бурные демонстрации и митинги НТВ у стен телевидения были предтечей будущих демонстраций на Болотной площади и манифестаций Навального на Тверской. Эти манифестации журналистов НТВ были первыми семечками оранжевой революции, которая многократно зачиналась и подавлялась в России.

Удаление, а потом отстранение от власти Березовского и Гусинского, а позже Ходорковского* было попранием ига, оно потеряло своих главных наместников, присланных управлять покорённой Россией.

С Березовским меня познакомил Невзоров*. Я был приглашён на обед в вотчину Березовского, в Дом приёмов ЛогоВАЗа. Мы сидели за прекрасно сервированным столом, и Березовский награждал меня своими суждениями. Он сказал, что полученные олигархами богатства приобретены ими навсегда, и они не склонны ими делиться. Сказал, что новые собственники являются виннерами, победителями, а оставшиеся на бобах являются проигравшими, лузерами, и так будет всегда. Ещё он сказал, что земли Дальнего Востока нерентабельны, и Россия может от них отказаться. Он сказал, что Газпром должен быть передан в руки частных компаний. Россия из федерации должна превратиться в конфедерацию. Впоследствии, когда Березовский бежал из России в Лондон, я был у него на вилле и брал у него интервью, в котором он каялся в своих преступлениях перед русским народом. Он ненавидел Путина, искал способы его смещения. Он делился со мной планами нового партийного строительства и плёл заговор против Путина. Когда мы гуляли с ним по бульвару, мимо на огромной скорости промчался кортеж президента Путина, который наносил визит королеве Британии Елизавете. Березовский был сокрушён, был попран, был опустошён. Его не убили, нет. Опустошённый, от бессилия он повесился на своём шёлковом шарфе. Повесилось иго, обмотав свою тощую шею синим шёлком. Я находился в стороне от властных структур. По-прежнему моя газета противодействовала им, но я чувствовал, что в политической жизни России случился загадочный переворот, и я не мог угадать его контуры, его конечные цели, эти контуры определял президент Путин. Он осторожно, системно выпутывал Россию из чудовищной уловившей её сети. Он вёл осторожную борьбу с игом, зная, что впереди предстоит решительная и жестокая схватка, и он готовился к ней.

Он знал, что в предстоящей схватке иго направит на Россию всю свою непомерную мощь. Это будут ракеты, самолёты и танки новейших конструкций, корабли, подводные лодки, авианосцы, космические группировки, повесившие над Россией сотни спутников-шпионов, это будут диверсионные группы подрывников и сектантских проповедников, и это будут маги, колдуны, создатели тёмных магических технологий, знатоки русских духовных традиций и религиозных основ. И атака, которую поведёт иго на Россию, будет происходить на земле и на небе. И Путин готовил для этой схватки русское оружие: земное и небесное. Так осуществлялся путинский план «алтари и оборонные заводы». Возрождённые из пепелищ оборонные заводы должны выпускать самую совершенную военную продукцию, защищающую земные рубежи России, а возрождённые монастыри и обители с алтарями, вокруг которых денно и нощно молятся монахи, должны повесить над Россией непроницаемый для зла покров — покров Богородицы. И я, ещё не представляя размах предстоящих сражений, их земной и небесный фронт, посещал монастыри и оборонные заводы, радуясь их возрождению.

В ядерных центрах, Снежинске и Сарове, где в ту пору работал мой давнишний знакомец академик Трутнев, я узнавал, что кончилась пора прозябания, когда, отключённые от государственного финансирования, чахли ядерные исследования и разработки, и ядерный щит России дряхлел. В ядерные центры хлынули деньги, и учёные ревностно взялись за создание нового поколения ядерного вооружения, готовили заряды для ещё не существующих, лишь запланированных производств ракет и снарядов.

В Комсомольске-на-Амуре я побывал на судостроительном заводе, который был приговорён Гайдаром к истреблению и являл собой жалкое зрелище опустевших стапелей и обезлюдевших цехов. Сюда пришли деньги, и Путин сберёг завод от истребления, и на стапелях появились первые заложенные дальневосточниками фрегаты. На великом заводе имени Чкалова в Новосибирске я видел, как налаживается производство бомбардировщика Су-34, который сегодня в Донбассе является главной ударной силой российских военно-космических войск. На самолётостроительном заводе в Комсомольске-на-Амуре видел, как осваивается производство истребителей пятого поколения, мне показывали стоящий на стапеле сверкающий самолёт, ещё не видевший неба.

Великолепный, великий «Севмаш» в Северодвинске, государствообразующий завод, основа советского океанического флота. Там в цехах рождались десятки подводных лодок и наводняли мировой океан. Советские подводные лодки всплывали у берегов Флориды, курсировали у Мыса Доброй Надежды, и американцы называли советские базы подводных лодок на Камчатке осиными гнёздами, из которых в час икс излетят грозные смертоносные осы и ужалят Нью-Йорк, Вашингтон, Сан-Франциско.

Этот завод во времена Ельцина и Гайдара был обречён. Его отключили от финансирования, не закрывая, а позволяя умереть своей смертью. Великий директор завода Пашаев спасал его, как мог. Обманывал приезжавшего на завод Гайдара, прятал от него производственные мощности и чертежи ещё не построенных подводных лодок, сберегал от расхищения запасы стальных листов, из которых позднее создавались корпуса новых подводных лодок. Убеждал рабочих не покидать производство, терпеть, дожидаться лучших времён. И рабочие, не получая зарплату, оставались в цехах, приводили в заводские столовки своих жён и детей, чтобы те получали заводскую пищу.

Этот завод был сбережён. Величие Пашаева, величие престарелых инженеров-конструкторов, пенсионеров, вернувшихся на завод — это мощный героический отпор игу, которому не удалось выбить из рук России её оружие.

Время Путина знаменует расцвет монастырей. Прекрасны русские монастыри. Я побывал во многих из них. Псково-Печерский, Иверский, Тихвинский, Макарьевский, Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Свирский, в Дивеево. Во всех — неповторимые по своей красоте храмы. Все они чудесно соседствуют с русской природой, и каждый из них среди печальных понурых городков, опустевших деревень, обмелевших озёр и рек, каждый из них обнаруживает цветение, ухоженность, удивительную гармонию и райскую красоту. Цветники в монастырях напоминают райские сады, а сам монастырь — задуманный при его строительстве образ русского рая.

Духовное стояние монастыря — это отпор игу. Когда я беседовал в скитах с монахами Оптиной пустыни или среди фресок волжского Толгского монастыря, или в чудесных монастырях Мурома, всегда монахи мне говорили о духовном величии России, о её необоримости, о схватке света и тьмы, которая происходит ныне и в мире, и о России как стране света, одолевающей тьму.

Особенно я любил бывать в Боголюбском монастыре под Владимиром, где Андрею Боголюбскому было явлено чудо Пресвятой Богородицы и где он велел написать икону Боголюбивой Божьей матери, и откуда в раздольных лугах — сверкающая белая лебёдушка — виден храм Покрова на Нерли.

Мои долгие беседы с духовником монастыря, отцом Петром. Своим тайным и явным окормлением он сберегал множество душ, среди которых были не только нищие и погорельцы, не только мятежные интеллигенты, ищущие жизненной правды, но и действующие генералы, высокие чиновники, являвшиеся к отцу Петру на исповедь.

Когда мы входили в его монастырскую келью, нас поражало её убранство. На одной стене в ряд висели портреты всех русских царей от Михаила Романова до последнего императора — Николая Второго, мученика. На другой стене висело три портрета: Сталина, Жукова и подводника Маринеско. Отец Пётр, духовник огромного монастыря, православный мистик, был сталинист. Он почитал Сталина как великого воина, сокрушившего демонов ига и сохранившего русское православие.

Там, в монастырской келье отца Петра, я впервые столкнулся с явлением, которое позже современные политологи нарекли «православным сталинизмом» — сочетание дикое для слуха ортодоксальных коммунистов и незыблемых сторонников евангельского канона. Но в этом словосочетании заложена программа прекращения гражданской розни в России, залог долгожданного примирения красных и белых и огромный простор для исследования красного времени как времени не богоборческого, а свято-отеческого.

Если Ельцин был лесорубом, безжалостно вырубавшим русские леса и сады, то Путин был садоводом, сберегавшим прежние насаждения, укоренявшим в земле новые саженцы русского духовного и государственного возрождения.

Русский народ после 1991 года перенёс сокрушительное поражение, получил смертельную травму. У него были отторгнуты его лучшие земли, 30 миллионов соплеменников были угнаны в позорное пленение, казались бессмысленными вековые усилия по созданию небывалой между трёх океанов империи. Иго, нанеся России сокрушительное поражение, поддерживало в русском народе это ощущение стратегического проигрыша, внушало русским несостоятельность их истории, их искусства, их исторических деяний. Русские словно привыкли к поражению, склонили выи перед своими победителями. Поражения следовали за поражениями.

Погиб грандиозный подводный крейсер «Курск». Уцелевшие после взрыва моряки захлебнулись в ледяном рассоле, закупоренные в стальном корпусе. Страна рыдала, подавленная горем, не хотела жить.

Из затопленного водой железного корпуса лодки достали записку, оставленную одним из моряков перед смертью. В ней было обращение к близким, обращение ко всем нам: «Не надо отчаиваться». И этот предсмертный призыв был величайшим духовным подвигом, столь же светоносным, как и подвиг Евгения Родионова. Не надо отчаиваться, надо верить в одоление ига, верить в будущий свет, верить в то, что и на нашей улице будет праздник. И Путин стремился вернуть русскому народу победу.

Победа России на Сочинской олимпиаде не была Куликовским полем или Бородинским сражением, она не была Сталинградом и Курской дугой. Но впервые русские одержали победу. Эта победа разрушила мрачную кладку, которой иго закупорило русское сознание, поместив его в подземелье. Победа на Олимпиаде в Сочи стала предвестницей Крымской весны.

Ангел Херсонеса

Внутренние границы Советского Союза были эфемерны, прозрачны. Сквозь них свободно перемещались люди, грузы, поезда, двигались войска. Невзирая на границы, создавались единые экономические районы, военные округа, министерства. Эти границы давно расплавились в раскалённом тигле, где у народов Советского Союза была одна история, одна победа, одна централистская власть, одно грядущее.

Ельцин расчленил Советский Союз, двигая свой скальпель по контурной карте, проводил надрез по единой плоти, по единому народу, по состоявшейся общности. Эти надрезы закреплялись не в Беловежской пуще, они закреплялись в Сиэтле, где Ельцину показали эту контурную карту, вложили в его неуклюжую руку скальпель и приказали: «Режь!» И по сей день границы России, нелепые, насильственно проведённые, оставляют за пределами России великие русские пространства, могучие, построенные русскими заводы и города, населённые русскими, пребывающими в неволе, людьми.

Впервые Россия прорвала колючую проволоку, которой её окружили после 1991 года, во время восстания Абхазии и Южной Осетии, отбивавшихся от кровавого Саакашвили. Русские танки, спеша на помощь осетинам, прошли сквозь Рокский туннель и пробили геополитический туннель в Закавказье. Это был удар по игу, и иго не вынесло этот удар, отступило.

Я приехал в Цхинвал, когда ещё не просели могилы погибших в уличных боях осетин, ещё не вросла в асфальт отлетевшая от грузинского танка башня, вонзившая пушку в портал государственного учреждения.

Русские военные базы Южной Осетии, Абхазии — это форпосты России, выдвинутые за пределы фальшивых, навязанных России границ. Я положил букет цветов на землю в окрестностях Цхинвала, где эту землю поливали кровью российские миротворцы — герои русской контратаки.

Иго потерпело поражение в Закавказье. Начинали бурлить русский Крым, русский Донбасс, русская Новороссия. У ига был страх потерять Украину, что перечёркивало план Бжезинского, путало фигуры на его шахматной доске. Россия, обретая Украину, вновь становилась могучей, неодолимой, соединяла рассечённый народ, возрождала единую экономику, возвращала отторгнутых от России русских в лоно русской истории.

Я приехал на Украину в дни, когда Янукович доживал своё последнее время. Коррумпированный, глухой к нуждам народа, мнимо прорусский, он неуклюже лавировал между западной и российской доминантами, юлил, обманывал тех и других, навлекая на себя ненависть народа.

Я двигался по украинским заводам, ещё сохранявшим связи с русской промышленностью, но уже назначенных игом на уничтожение.

На харьковском заводе «Энергоатом» ещё вращался громадный станок, где вытачивался корпус реактора для российской атомной станции. Но этот карусельный станок скоро остановится, и сияющий металлический слиток так и останется болванкой, которую направят в переплав.

Запорожский моторостроительский завод «Мотор Сич» ещё выпускал двигатели для российских вертолётов Ми-8, но к нему уже тянулась мёртвящая рука ига. И теперь он пустует, и в проломленные снарядами стены дует страшный сквозняк.

Великий советский завод «Южмаш» в Днепропетровске поражал гигантской, выставленной перед входом ракетой, получившей у американцев название «Сатана». Эта ракета удерживала натиск Америки на Советский Союз, и завод продолжал готовить для России ракетные разгонные блоки, но уже недалёк был час, когда последние русские заказы уйдут с завода, и он остановится, огромный, нелепый, умерщвлённый игом.

«КБ Антонова» ещё недавно строил гигантские «Антеи», столь огромные, что на одном из них перевезли за Урал небольшой завод. Там под навесом стояла великолепная «Мрия» — чудо советского самолётостроения, крылатый гигант, который доставил на Байконур космический челнок «Буран». «Мрия» была прекрасна, но уже приближались дни, когда её растерзанные бомбами и снарядами обломки будут дымиться среди разорённых цехов.

Там, в «КБ Антонова», я видел самолёт на испытательном стенде, который подвергался нагрузкам. Самолёт был закован в цепи, окутан стальными верёвками. На него давил гигантский пресс, в него вонзались свёрла, его ломали, гнули. Он стонал, хрустел, мучился, был похож на узника, которого пытали в застенке. И этот самолёт был Украиной. И я чувствовал её муку. Украина была прекрасной женщиной, босой, в белой рубахе, которую вели на эшафот.

Тогда же я побывал на Майдане. Я был там за несколько дней до того, как улица Грушевского стала красной от крови. Помню брезентовые, растянутые верёвками, палатки. Снежная позёмка летела по брезенту, шевелила наспех приколотый к палатке портрет Бандеры. В сумрачном небе горела огненная плазма. На деревянный помост выходили один за другим люди и возводили хулу на Россию. Ненависть и хула лились непрестанно, один ненавистник сменялся другим. Казалось, был открыт какой-то подземный ключ, из которого хлестала эта ненависть, это злобное поношение.

Было холодно. Среди толпы были расставлены железные бочки. В них горели дрова. Люди подходили, совали руки в эти бочки и грели застывшие пальцы.

Я сунул руки в бочку. Рядом со мной несколько парней сунули в бочку свои застывшие руки. На меня смотрели ненавидящие глаза. Мне кажется, они узнавали меня, по мере того, как они узнавали, ненависть в их глазах прибывала. Друзья увели меня с Майдана, боясь, что меня растерзают.

Из этой железной бочки с тлеющими углями вырвался государственный переворот. Из неё, из этой бочки, трусливо убежал Янукович, хлынула похожая на расплавленную лаву ненависть, заливая украинские города. Эта ненависть спалила в Одессе сторонников русской идеи. В Харькове эта ненависть забила насмерть активистов прорусской партии. Должно быть, те парни, что грели со мной руки в железной бочке, уже были бойцами батальона «Азов»**, и их кожу испятнали татуировки кельтских крестов, рунических молний и фашистских свастик.

Лава ненависти хлынула в Крым и была остановлена. Когда я приезжал в украинский Крым, мне казалось, что он стенает. Стенали могилы павших на Крымской войне русских героев. Стенали могилы Великой Отечественной, отстоявших Севастополь и павших при штурме Сапун-горы. Стенал дворец в Ливадии, где три великих мировых деятеля делили мир и устанавливали послевоенный порядок. Стенал Черноморский флот, который всё ещё подчинялся России, но Украина запрещала пополнять его новыми кораблями, и флот дряхлел и ветшал, становился бессилен, и слышались разговоры о том, что скоро русские покинут бухту, и НАТО установит здесь свою военную базу. Стенал Коктебель, куда в советское время съезжались писатели из всех областей Союза, а теперь бражничали украинские богачи. Стенал Херсонес — великое таинственное место, где когда-то в купель окунул свои стопы князь Владимир, получил крещение и крестил все великие русские пространства от Карпат до Тихого океана, от Балтики до Чёрного моря.

В Херсонесе стоял недостроенный храм, было пустынно, и пахли розы печально и обречённо. Херсонес — священное для России место. От алтаря Херсонеса повелись все пять великих российских империй: первая — Киево-Новгородская, вторая — Московское царство, третья — романовская, трёхсотлетняя, четвёртая — огненная сталинская, и нынешняя, пятая, созидаемая Путиным.

Херсонес во всю тысячелетнюю историю России своим таинственным световодом питает русскую историю негасимым светом. Погубить Херсонес, разорвать световод — значит обречь Россию на иссыхание, омертвение, отключить её от божественных, льющихся в русской истории светоносных сил.

Все русские войны от самых древних, великих и малоизвестных — были битвы за Херсонес. Крымская война была битвой за Херсонес. Куликовская сеча была битвой за Херсонес. Ледовое побоище было битвой за Херсонес. Сталинград и Прохоровка были битвами за Херсонес.

Потрясающая картина Дейнеки, на которой изображена атака русской морской пехоты, сбивающей с позиций фашистов. В этой атаке такая мощь, такая неодолимая сила, что немцы падают не от пуль, не от взрывов гранат, а от этой разящей силы. Это русская контратака, отшибающая фашистов от Херсонеса. Иго, заливавшее Украину своей чёрной спермой, подбиралось к Херсонесу, и Крым восстал. Крымская весна — это была очередная битва за Херсонес. Возвращение Крыма в Россию было возвращением России Херсонеса — восстановлением мистического световода, который был рассечён Ельциным в 1991-м в Беловежской пуще.

Русский народ воспринял возвращение Крыма как чудо, как божественное провидение. Это было чудо обретения Херсонеса. Из Крыма в небо взлетел ангел Херсонеса и озарил всю русскую жизнь.

Крымский мост через Керченский пролив, соединяющий Крым с материковой Россией, — это мост, ведущий к Херсонесу, мост, ведущий к русскому чуду. По этому мосту в Крым двигаются не только туристы и отдыхающие, не только железнодорожные составы с хозяйственными грузами, не только потоки электричества и газа, но и платформы, гружёные танками, эшелоны с войсками. Через Крымский мост совершается русская контратака. Эту контратаку ведёт ангел Херсонеса.

В Кремле, в Георгиевском зале, я слушал крымскую речь Путина. Меня окружали сенаторы, министры, художники, инженеры, генералы, вся верховная власть России. И все ликовали, все были озарены случившимся чудом. Каждое слово Путина сопровождалось аплодисментами.

Сам Путин был крайне взволнован. Его речи обычно точные, спокойные, пожалуй, даже холодные. Сейчас он ужасно волновался. Его лицо ходило, одни слова настигали другие. Это не была речь победителя, не была речь кудесника, сотворившего чудо. Это была речь государственника, понимавшего, что возвращение Крыма начинает грозный период русской истории. Иго, потерявшее Крым, обрушит на Россию всю мощь своего негодования. Казалось, Путин предвидел взрывы газопроводов «Северного потока», лавину санкций, уход из России тысяч западных предприятий, эмбарго на поставку технологий, закрытие рынков, удары по финансовой системе, ускорение работающих в Германии, Франции, Америке оборонных конвейеров.

Зал, внимавший Путину, не ведал об этом, а он уже знал, что возвращение Крыма, который, казалось, иго уступило без боя, обернётся для России сокрушительным ударом, всей мощью ненавидящей Россию западной цивилизации. И теперь проверяется на прочность вся архитектура Государства Российского, которую он возводил в предшествующие годы, предчувствуя эту неминуемую схватку.

Вскоре я слушал Путина в его кабинете в Кремле. Он рассказывал мне подробности чудесного возвращения Крыма, которое стоило ему колоссальных усилий, огромных рисков. Он верил в чудо русской истории, которая пережила самые страшные, чёрные периоды своего упадка и шла по восходящей волне русской синусоиды от великих потрясений к величию. Именно тогда, в его кабинете, я назвал его Путиным-Таврическим.

Ещё в пору украинского господства чудо извещало Россию о своём приближении. Оно посылало гонцов. Не все углядывали эту весть о чуде. Путин угадывал.

Сочинской олимпиаде предшествовало грандиозное действие — мистерия на открытым воздухе, и первой частью этой мистерии было появление из вод града Китежа, когда один за другим возносились узорные купола, золочённые кресты, волшебные шатры. Град Китеж, укрывшийся на дне озера Светлояра от врагов, сегодня поднимался во всей своей красоте и величии. Это поднимался Крым.

На телевидении прошёл удивительный сюжет, вызвавший смешки иронично настроенных журналистов. В этом сюжете Путин в акваланге и ластах опускался на дно Чёрного моря и доставал греческую амфору. Все называли этот сюжет постановочным. Никто не ведал, что Путин поднимал со дна морского не амфору — он поднимал Крым. Крым, готовый вернуться в Россию, извещал о себе волшебной мистерией, божественным, поднятым со дна сосудом.

Возвращение в Россию Донбасса ознаменовалось воем снарядов, блокпостами ополченцев, растерзанными на улицах Донецка телами детей и женщин.

продолжение следует

*лица, признанные иностранными агентами в РФ

**террористическая организация, запрещённая в РФ

ИсточникЗавтра
Александр Проханов
Проханов Александр Андреевич (р. 1938) — выдающийся русский советский писатель, публицист, политический и общественный деятель. Член секретариата Союза писателей России, главный редактор газеты «Завтра». Председатель и один из учредителей Изборского клуба. Подробнее...