Часть 1. Рождение вождя
И знай, кто пал, как прах, на землю,
Кто был когда-то угнетён,
Тот встанет выше гор великих,
Надеждой яркой окрылён.
Иосиф Джугашвили, 1895 г.
Во второй половине февраля 1912 г. в Вологду приехал Серго Орджоникидзе. Он совсем недавно вернулся из Праги, где проходила партийная конференция большевиков. Прибыл с важной миссией — сообщить своему другу и земляку Иосифу Джугашвили, который находился в этом северном городе в ссылке, что он включён в состав Русского бюро ЦК РСДРП(б). С момента своего создания партия социал-демократов была разделена не только на два крыла (меньшевиков и большевиков), но и на две части — заграничную и русскую. Партийные лидеры в России практически постоянно находились в ссылках и тюрьмах. Были разбросаны по разным местам, не представляли организационного целого и мало влияли на ход революционного движения в стране. Этот недостаток надлежало исправить Кобе Джугашвили, яркому пропагандисту и умелому организатору революционного подполья. Партийные товарищи доверили ему быть их вождем (первым номером) в России. Ему надлежало выехать в столицу для организации легального партийного органа – газеты «Правда». Серго привез деньги для побега, пароли и явки. В последний день февраля этого високосного года, точнее, как сообщалось в полицейском рапорте: «около двух часов ночи, без надлежащего разрешения, забрав часть ценного своего имущества», новый лидер русских большевиков покинул Вологду и нелегально отправился в Петербург.
У него была неделя на сборы. Неделя для размышлений об основных направлениях работы. Целая неделя для воспоминаний и подведения первых итогов революционной борьбы.
За имя Моё…
Годы вологодской ссылки Иосиф Виссарионович вспоминал с благодарностью. Ведь именно в это время он стал известен на всю страну, о нем стали говорить, как об одном из партийных лидеров. Одиннадцать лет работы в подполье дали свои результаты — его лидерство признали товарищи по партии. Хотя мало кто из них знал его настоящее имя — для друзей он был Сосо, а для подпольщиков — Коба. Со дня перехода на нелегальное положение в марте 1901 г., он вел напряжённую, героическую жизнь профессионального революционера. В ней были аресты и побеги, экзекуции и ссылки.
Это были годы аскетизма, близкого к монашескому. Он научился с пренебрежением относиться ко всему мирскому. Вел революционную пропаганду, которая была по своему характеру близка проповедям раннехристианских подвижников. Это фактически были мессианские нравоучения. Только в них были призывы установить справедливый мир на Земле силами самих угнетённых, а не ждать пришествия Божьего посланника. Его путь проповедника начался на заводах и в мастерских Тифлиса, где он — молодой семинарист, с жаром рассказывал о новом мире, который рабочие могут построить своими силами. Для этого им нужно только победить в классовой борьбе своих эксплуататоров, повысить свой культурный уровень, овладеть знаниями.
В эти дни Иосиф часто вспоминал семинарские годы. Весь январь и февраль во многих российских газетах писали о «возмущении против царя и Синода», учиненном епископом Гермогеном (Долганёвым). Этот архиерей, ранее требовавший отлучения от Церкви сотни русских писателей и поэтов, в том числе Дмитрия Мережковского и Василия Розанова, запретивший панихиду по актрисе Вере Комиссаржевской, и боровшийся со старцем Григорием Распутиным (клеветал на него и пытался оскопить), оказал значительное влияние на судьбу семинариста Иосифа Джугашвили. С момента назначения его ректором Тифлисской духовной семинарии в 1898 г., а до этого — на посту инспектора, он преследовал своего ученика за вольнодумство, чтение светских книг, посещение публичной библиотеки, за написание статей, публикацию своих стихов.
Семь стихотворений юного семинариста были опубликованы в журналах и газетах, вошли в хрестоматию, сразу же попали в национальный букварь. В семинарии такое творчество не поощрялось, как и чтение светских книг вообще. За это отправляли в карцер. Воспитанник Иосиф Джугашвили попадал туда много раз за свою любовь к литературе и тягу к знаниям.
Архивы сохранили такие резолюции: «За чтение книги Гюго «Девяносто третий год» продолжительный карцер и строгое предупреждение». «Продолжительный карцер за чтение книги «Литературное развитие народных масс». Наказания следовали одно за другим: карцер — 9, 11, 25 октября, 16 декабря 1898 г., 18 и 31 января 1899 г. Изоляция в штрафной камере семинарии оказалась хорошей подготовкой к будущим арестам и этапам.
Однажды инспектор семинарии силой отнял у поэта-семинариста толстую тетрадь со стихами и сжег крамолу. А вскоре последовало и отчисление.
Иосиф вспомнил, как тяжело переживал тот переломный момент в жизни. Вспомнил, с каким трудом подбирал каждое слово в объяснительной записке на имя инспектора семинарии архимандрита Дмитрия (Абашидзе). «Отец инспектор! Я не осмелился бы писать Вам письмо, но долг избавить Вас от недоразумений насчет неисполнения Вам мною данного слова — возвратиться в семинарию в понедельник — обязывает меня решиться на это. Вот моя история. Я прибыл в Гори в воскресение. Оказывается, умерший завещал похоронить его вместе с отцом в ближайшей деревне — Свенеты. В понедельник привезли туда умершего, а во вторник похоронили. Я решил было возвратиться во вторник ночью, но вот обстоятельства, связывающие руки самому сильному в каком бы отношении не было человеку: так много потерпевшая от неладной судьбы мать умершего со слезами умоляет меня «быть сыном хоть на неделю». Никак я не могу устоять при виде плачущей матери и, надеюсь, простите мое решение согласиться тут остаться, тем более, что в среду нас и так отпускаете. Воспитанник Иосиф Джугашвили».
Импульсивный ректор не принял во внимание, что его семинарист был на отпевании и погребении друга, что остался поддержать его безутешную мать. Он отчислил Иосифа из семинарии 29 мая 1899 г., лишив его не только возможности поступления в будущем в духовную академию, но и «повесив» на него долг — казенные расходы на обучение в размере 680 рублей. Эту фантастическую сумму можно было не платить, если пойти на духовную службу, или же стать учителем. Отчисленный бурсист, не имевший в кармане ни гроша, избрал другой путь: он реализовал свое честолюбие и достиг авторитета среди леворадикальных оппозиционеров. И вот он назван призванным лидером революционного подполья, а его преследователя отправляют в монастырь для покаяния.
Борьба с Ротшильдами
Вологодская ссылка была не первым знакомством Джугашвили с коренной Россией. В ноябре 1903 г. он уже проехал большую половину империи по этапу в арестантском вагоне. Из батумской тюрьмы до селения Новая Уда на реке Ангаре в 300-х верстах к северу от Иркутска, его этап проходил через Новороссийск, Ростов-на-Дону, Самару, Челябинск, города Сибири.
Когда административно ссыльный Иосиф Джугашвили покидал Батум, там заканчивался бархатный сезон. На пути к Уралу через решётку арестантского вагона он впервые увидел настоящую зиму: покрытые белым снегом поля и леса, утонувшие в сугробах деревенские избы, закованные в лед озера и реки. В Сибири свирепствовали морозы, достигавшие минус 40 и более градусов. Для Иосифа, родившегося и выросшего под кавказским солнцем, это был совершенно новый мир, о котором до этого он мог судить только по рассказам и книгам. Зима представляла не только необычное природное явление, но и серьезное испытание. Особенно если учесть, что на этап он был взят в демисезонном пальто, в ботинках и без рукавиц.
27 ноября он прибыл в Новую Уду в трехлетнюю ссылку, и уже через пять недель совершил побег. С первого раза (в декабре) не получалось — отморозил нос и щеки. А уже по январскому морозу добрался 120 верст до ближайшей железнодорожной станции и устремился обратно в Тифлис.
К тому времени на Кавказе он стал легендарным человеком. Еще до своего ареста он организовал массовую забастовку на заводе Ротшильдов в Батуме, и смог добиться выполнения условий бастующих: был сменен директор, рабочим выплатили премию, установили выходной день в воскресение. Создал первую нелегальную типографию, наладил выпуск и распространение листовок на грузинском и армянском языках. На этой почве он познакомился с Суреном Спандаряном — его отец был редактором армянского журнала, и помог достать шрифты и другие типографские принадлежности. С тех пор Иосиф и Сурен сдружились.
В начале апреля 1902 г. Иосиф Джугашвили был арестован, как один из руководителей Тифлисской организации РСДРП. Полиция долго выслеживала Чопура (Рябого) — такое прозвище дали ему жандармы, но при аресте не смогла найти компрометирующих материалов. Следствие длилось долгих 20-ть месяцев. Все это время он содержался в батумской и кутаисской тюрьмах вместе с уголовниками. Но и среди них смог завоевать уважение. Несколько раз он организовывал бунты заключенных, направленные на улучшение условий содержания. Требовал устроить нары в тюрьме (узники спали на каменном полу), предоставлять баню два раза в месяц, не обращаться грубо с заключенными, прекратить издевательство тюремной стражи и т. д. Тюремная администрация удовлетворила часть требований. А бунтовщика Джугашвили наказывала — его помещали в одиночный каменный мешок, избивали ножнами, лишали пищи. Сохранились воспоминания об этом времени: Иосиф был невозмутим, не выходил из себя, не сердился, не ругался — словом, был совершенно спокоен. Его ледяной характер, уверенное поведение, обостренное чувство справедливости, постоянное нахождение с книгой восхищали сокамерников.
Бороться за справедливость Иосиф начал еще в детстве. Он наслушался от отца рассказов о похождениях народного героя Арсена Одзелашвили — «грузинского Робин Гуда». Арсен воевал против богатых, притеснявших бедных тружеников, и все добытое добро раздавал крестьянам, себе ничего не оставлял. Сосо мечтал стать защитником угнетенных.
Во время обучения в Горийском духовном училище в его душе зарождается если не осознанное стремление к социальному протесту, то, по крайней мере, чувство социальной неудовлетворенности. Он был там одним из образцовых учеников: лучше других читал в церкви псалмы, часослов, акафисты и другие молитвы — «считался главным клириком, а на торжественных молебнах — главным певчим и чтецом». И в это же время он узнал о существовании совершенно другого мира, в котором жили люди, отрекшиеся от личного счастья и посвятившие себя не только служению Богу, а борьбе за изменение общества, за справедливое мироустройство.
В середине января 1904 г. Иосиф Джугашвили, бежавший из Сибири, появился в Тифлисе. Многие его товарищи и знакомые находились в ссылке или в тюрьме. Партийными вопросами ведал недавно вернувшийся из-за границы Лев Розенфельд, получивший позднее известность под фамилией Каменев. Он нашел Иосифу убежище и средства к существованию на первое время.
Иосиф Виссарионович побывал в Батуме, навестил в Гори свою мать, отправился в Кутаиси создавать партийную организацию. Уже через полгода он поднялся еще на одну ступеньку партийной иерархии и вошел в число лидеров социал-демократического движения на Кавказе. Целый год, до осени 1905 г. Коба находится в постоянных разъездах от Тифлиса до Баку и по всему Кавказу. За это время он создает несколько нелегальных типографий, выступает перед рабочими, руководит подпольем. Одновременно интересуется жизнью разных народностей, их религиозными воззрениями и народными обычаями.
Сосо-интеллигент
В это время в стране назревал политический кризис, а внутри РСДРП развернулась острая борьба между двумя фракциями, возникшими летом 1903 года на II съезде партии: большевиками и меньшевиками. Для укрепления большевистской линии на Кавказ прибыла Розалия Землячка, позицию которой Коба поддержал.
В октябре 1905 г. он организует в Баку и Тифлисе массовые митинги и демонстрации. А в декабре отправляется через Петербург в Финляндию на конференцию РСДРП. Там состоялось его личное знакомство с Владимиром Лениным. И там он привлек к себе внимание смелостью суждений и умением убедительно отстаивать свое мнение. Он вступил в спор с Лениным, и «Старик» (так уважительно величали партийцы своего лидера) изменил точку зрения. Джугашвили, вместе с Красиным, Лениным и Ярославским, был избран в комиссию для выработки резолюции конференции.
В апреле 1906 г. Иосиф Джугашвили находился в Стокгольме на Объединенном съезде партии. Полицейские агенты доносили, что делегатом избран «Сосо-интеллигент», но не смогли установить его настоящую фамилию. В столице Швеции Коба встретился с уже знакомыми ему товарищами: Михаилом Калининым (познакомились на Кавказе на излете 19 века), Львом Красиным; приобрел новых друзей — Артема Сергеева, Феликса Дзержинского, Михаила Фрунзе, Климента Ворошилова. С Ворошиловым они вообще будут жить в одном номере гостиницы.
На съезде Коба снова обратил на себя внимание: в борьбе между большевиками и меньшевиками по аграрному вопросу занял особую позицию.
Год спустя, в апреле 1907 г., он отправился в Копенгаген на новый съезд партии. Под давлением царского правительства Дания отказала большевикам в приеме, и они вынужденно перебрались в Лондон. До начала работы съезда кавказский делегат посетил Берлин, где встретился с Лениным. И после этого они отправились в столицу Англии. После Лондона Иосиф неделю живет в Париже. И только в начале лета 1907 г. возвращается на Кавказ. А уже в августе участвует в работе международной социалистической конференции — Штутгартском конгрессе II Интернационала. Все это свидетельствовало о признании заслуг Кобы, как партийного организатора, пропагандиста и журналиста.
Иосиф Джугашвили интенсивно занимается литературной работой. Пишет книгу «Анархизм и социализм». Его статьи появляются во многих газетах Закавказья. Он создает первые в Тифлисе и Баку легальные большевистские газеты: «Ахале цховреба» («Новая жизнь»), и «Ахале дроеба» («Новое время»). После их закрытия — создает новые (в 1907 г.): «Бакинский пролетарий» и «Гудок».
Это были годы приобретения и потерь. Летом 1906 г. Сосо женился на Като Сванидзе. Оформить отношения было не просто, он находился в розыске и в Тифлисе проживал нелегально. Друг — священник согласился тайно обвенчать их ночью. Вскоре после свадьбы его жену арестовали. Дома был проведен обыск и изъято «два пятипудовых мешка книг». Като грозила тюрьма за замужество с находящимся в розыске человеком. Но по причине беременности, взамен тюрьмы ей «назначили» двухмесячный арест в полицейской части.
В марте 1907 г. в жизни молодой семьи произошло важное событие. Родился сын, которого назвали Яковом. Поскольку брак был совершен тайно, возникли сложности с крещением. Крестить сына удалось значительно позже.
Иосиф играл с сыном, целовал его, щелкал по носику. И вспоминал своего отца. Как тот читал ему на память целые фрагменты из «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели. Как неудачи в работе привели его к бутылке и погубили как личность. Как споры о будущем сына рассорили отца и мать. Как он оставил их и ушел из семьи. Иосиф Виссарионович не хотел так поступить со своим сыном.
Он вспоминал тревоги матери о здоровье часто болеющего Сосо. Рассказы матери, как она вымолила его в двухлетнем возрасте. Почти при каждой встрече она напоминала ему, что Бог услышал тогда её мольбы и сохранил жизнь её единственного ребенка. Как болел оспой в пятилетнем возрасте. Как на следующий год вывихнул руку, катаясь на санках. Как тяжело болел воспалением легких, а потом скарлатиной, и родители чуть не потеряли его. Как попал под фаэтон, который врезался в хор певчих, и переломал ноги. Потерявшего сознание одиннадцатилетнего мальчика отвезли в больницу в Тифлис. А кучер, управлявший фаэтоном, был оштрафован и приговорен к месячному заключению. Вспоминая свои болезни, Иосиф хотел, чтобы сын никогда не болел и не испытывал страданий.
Но беда пришла в их дом с неожиданной стороны. В ноябре 1907 г. Като умерла от тифа на руках своего мужа. Их счастливая семейная жизнь продлилась всего 16 месяцев. Горе потери Иосиф перенес очень тяжело. Когда гроб опустили в могилу, он спрыгнул туда, обнял его и навзрыд плакал.
От тяжёлых личных воспоминаний отвлекала революционная деятельность. Из под пера Кобы практически каждый день выходили новые статьи и листовки.
Вологодская ссылка
Несмотря на осторожность и конспирацию, в марте 1908 г. он был арестован в Баку. Полиция установила его личность. Но не смогла найти доказательства противоправной деятельности. Главная его вина состояла только в пробеге из ссылки и проживании по чужому паспорту. Никаких сведений о революционном подполье добыть не удалось. Хотя и в тюрьме Коба, вместе Андреем Вышинским, с которым они сидели в одной камере, организовал протест против невыносимых условий заключения. За это его пропустили сквозь строй — он получил 32 удара шомполами. Иосиф Виссарионович шёл, не сгибаясь, с раскрытой книгой в руках.
Но после этого события решился на побег из тюрьмы — перепилил железные решетки. Побег тогда не удался. А вскоре был вынесен приговор — два года ссылки под гласным надзором полиции в городе Сольвычегодск Вологодской губернии.
Из Баку по этапу Коба убыл 9 ноября 1908 г., а на место ссылки в Сольвычегодск его доставили только 27 февраля 1909 г. Путь занял 110 дней, без малого четыре месяца. Он побывал в пересыльных тюрьмах Ростова-на-Дону, Курска, Тулы, Москвы, Ярославля, Вологды — дольше, чем ехал в арестантском вагоне. Только в Бутырской тюрьме он провел два месяца. Путь из Вологды в Сольвычегодск лежал через Вятку. Здесь Коба задержался на месяц — переболел тифом.
Уездный город Сольвычегодск располагался на высоком берегу реки Вычегды в 30 верстах от железнодорожной станции Котлас. Эта ссылка продолжалась у Иосифа Джугашвили 116 дней, после чего он бежал. Сделать это было гораздо проще и дешевле, чем из Восточной Сибири.
В Сольвычегодске Иосиф Виссарионович встретился с членом ЦК РСДРП Иосифом Федоровичем Дубровинскиим, доставленным туда двумя неделями раньше. И уже 1 марта Иосиф Дубровинский бежал.
В конце июня 1909 г. Коба переправился через широкую Вычегду, добрался до Котласа и направился в Петербург. Он пожил две недели у хорошо ему известного по Кавказу Сергея Аллилуева, который позднее станет его тестем. После чего отправился в Баку.
Возвращение Джугашвили из ссылки ознаменовалось активизацией деятельности Бакинской организации РСДРП и возобновлением издания подпольной большевистской газеты «Бакинский пролетарий». В одном из номеров была опубликована его статья «Партийный кризис и наши задачи», в которой он ставил вопрос о необходимости издания общерусской партийной газеты. Но чтобы она выходила не за границей, а в России, и не подпольно, а открыто. По сути дела, поднимался вопрос о перенесении руководящего центра партии из-за границы в Россию.
В январе 1910 г. в Париже состоялось заседание ЦК РСДРП, на котором было решено создать его Русское бюро. В его состав были рекомендованы Дубровинский, Ногин, Малиновский, Милютин и Джугашвили. Так в партийных кругах кандидатура Кобы стала рассматриваться на роль одного из лидеров РСДРП. Для решения организационных вопросов к Иосифу Джугашвили в Баку отправился Виктор Ногин. Но встреча не состоялась — в марте 1910 г. Коба, находившийся после побега девять месяцев на нелегальном положении, был в очередной раз арестован. Русское бюро ЦК так и не было создано.
Иосифа Виссарионовича хотели привлечь к судебной ответственности по обвинению в принадлежности к руководящему составу запрещённой партии, ставящей перед собой цель свержения существующей власти. Это дало бы возможность осудить его на каторжные работы, заключить в тюрьму или же выслать в Сибирь на вечное поселение. Но следствию не удалось добыть доказательств. Оппозиционная журналистская и пропагандистская деятельность такого наказания не предусматривала. И Коба был возвращён туда, откуда бежал — в Сольвычегодск. Еще ему запретили проживание в пределах Кавказского края сроком на пять лет.
На этот раз он задержался в ссылке на восемь месяцев. Сохранились его письма этого времени. В первый день января 1911 г. он пишет Ленину: «Очередной задачей, не терпящей отлагательства, является организация центральной (русской) группы, объединяющей нелегальную, полулегальную и легальную работу. Назовите ее, как хотите, — Русской частью ЦК или вспомогательной группой при ЦК — это безразлично. Но такая группа нужна как воздух. Как хлеб».
Начинается подготовка к новому побегу, но сам Коба сомневается в его целесообразности. Он пишет товарищу по подполью: «Ильич и Ko зазывают в один из двух центров, не дожидаясь окончания срока. Мне же хотелось бы отбыть срок (легальному больше размаха), но если нужда острая (жду от них ответа), то, конечно, снимусь. А у нас здесь душно без дела, буквально задыхаюсь».
В конце июня 1911 г. срок ссылки истек, и Коба был отправлен из Сольвычегодска в Вологду. Кроме Кавказа ему было запрещено находиться в обеих столицах и фабрично-заводских центрах. Поэтому он остановился в Вологде. За ним было установлено тайное наружное наблюдение. В полицейских материалах он фигурирует под прозвищем «Кавказец». Два месяца легальной жизни в Вологде Иосиф Виссарионович посвятил самообразованию. Он 17 раз посетил библиотеку — читал, что называется, запоем.
В Вологде Коба познакомился с Матвеем Шкирятовым, отбывающим политическую ссылку. Здесь он узнал о Вячеславе Молотове, и они начали переписываться. Так формировался круг будущих руководителей советского государства — соратников Сталина. Деятельность каждого подпольщика, его поведение в тюрьмах и ссылках, большевистская принципиальность, навыки пропагандистской работы, теоретическая подготовка, были на виду. Конечно, Коба давал оценку своим товарищам по борьбе, знал, на кого можно положиться, кто и на что способен. Так сложился круг его друзей, соратников и верных последователей: Михаил Калинин, Лев Красин, Артем Сергеев, Феликс Дзержинский, Михаил Фрунзе, Серго Орджоникидзе, Андрей Вышинский, Розалия Землячка, Вячеслав Молотов, тот же Матвей Шкирятов и многие другие.
К этому времени Коба был известен в партийных кругах далеко за пределами Кавказа и представлял собой авторитетную фигуру. Руководство партии решило возложить на него обязанности разъездного агента ЦК РСДРП. В связи с этим в начале сентября он нелегально уезжает в Петербург.
В столице его очередной раз арестовывают. Ничего предосудительного у него не находят (при нем был только немецкий разговорник), как и новых улик. Три месяца держат в Доме предварительного заключения и отправляют в ссылку в Вологду сроком на три года, как «лицо вредное для общественного спокойствия». Для полиции это был профилактический ход — удалить из столицы и держать под контролем опасного вольнодумца. И реакция на недавнее убийство премьер-министра Петра Столыпина.
Создатель газеты «Правда»
Вот и вся революционная жизнь — борьба за улучшение положения угнетенных рабочих и крестьян, страстные выступления на митингах, яркие публикации в газетах, издание листовок. Если бы правительство было чуть дальновиднее, а капиталисты думали бы не только о наживе, то из Иосифа Джугашвили, учитывая его обостренное чувство справедливости и яростную борьбу за правду, мог получиться статусный профсоюзный работник или знаменитый журналист. Но власть и бизнес не хотели перемен, не чувствовали настроения общества. Малая горстка «большевистских мечтателей» не вызывала у них серьезной тревоги. Полиция хорошо знала, что у большевиков после разгрома Первой русской революции нет «рабочих дружин», что они не вооружены. Полагала, что мизерные тиражи их газет не повлияют на настроение неграмотного населения империи.
Новый этап революционной борьбы и партийного строительства руководство большевиков решило начать с создания общероссийской легальной газеты, основываясь на ленинском утверждении: «Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». И для этой большой работы решено было привлечь самого подготовленного человека, создавшего несколько газет и открывшего десятки типографий — Иосифа Джугашвили. Человека, взывающего расположение к себе, стойкого во взглядах, скромного в поведении и очень осторожного. Человека проверенного и не имеющего компромата: он уже много лет занимал высокие позиции в большевистской партии, которые исключали его непосредственное участие в противоправных действиях: налётах, экспроприациях, ликвидациях.
Именно для новой большой работы Коба в последнюю февральскую ночь покинул Вологду и направился в Москву, а потом в Петербург. В Москве он побывал у Родиона Малиновского и после ухода от него заметил за собой слежку. Поэтому в Петербурге он решил остановиться у легально находящегося там земляка — студента университета Сергея Кавтарадзе — в случае ареста можно было сказать, что просто навещал знакомого.
«В один из зимних холодных и мрачных петербургских дней, — вспоминал Кавтарадзе, — раздался стук в дверь, и в комнату вошел Коба. Это было неожиданно. Я знал, что он находился в ссылке. С обычным весёлым и приветливым выражением лица, несмотря на трескучий мороз, в демисезонном пальто».
Через несколько дней Коба отправился на Кавказ. На встречу с находящейся в Тифлисе Еленой Стасовой, которая после Пражской конференции стала секретарем Русского бюро ЦК РСДРП. Стасова с августа 1907 г. жила на Кавказе из-за болезни и занималась партийно-пропагандистской работой.
В середине апреля Коба отправился по маршруту Ростов-на-Дону, Москва, Петербург. На этот раз он решал финансовый вопрос. Из Москвы направил письмо Кларе Цеткин, в котором сообщил о восстановлении ЦК партии в России и предложил вернуть находящиеся у нее на хранении партийные деньги. Организовал финансовую комиссию при ЦК. Принял в партийную кассу деньги на издание газеты «Правда». Они поступили от большевика Виктора Тихомирнова — сына казанского купца-миллионера, получившего в наследство после смерти отца 300 тысяч рублей. Через Вячеслава Молотова, который в то время стал студентом Петербургского политехнического института, часть из них была передана на издание легальной большевистской газеты «Правда».
Пока шла подготовка к выпуску первого номера «Правды», Коба руководил газетой «Звезда» и активно писал для нее материалы: «Новая полоса», «Либеральные фарисеи», «Беспартийные чудаки», «Жизнь побеждает», «Они хорошо работают», «Тронулись», «Как готовятся к выборам», «Выводы» — статьи появлялись практически в каждом номере.
Все это время Иосиф Виссарионович жил на квартире Николая Полетаева, которая была защищена депутатским иммунитетом. Полетаев являлся депутатом Государственной Думы III созыва и возглавлял большевистскую группу в социал-демократической фракции. Он же считался и официальным издателем газеты «Правда» с первого ее номера и до декабря 1912 г.
Первый номер «Правды» вышел в свет в воскресенье 22 апреля. Вечером того же дня Коба был арестован, на выходе из депутатской квартиры, и препровожден в Дом предварительного заключения. При личном обыске у него ничего преступного не обнаружили. В заключении он провел два месяца и десять дней. После чего Особое совещание постановило выслать И.В. Джугашвили в Нарымский край на три года под гласный надзор полиции.
Лидер русских большевиков
В Нарыме, расположенном на берегу Оби, заброшенном в таёжной глуши, окружённом лесами и болотами, Коба провел 38 дней. Уже 12 сентября он прибыл в Петербург и включился в избирательную кампанию по выборам депутатов Государственной Думы. Писал выступления, готовил инструкции выборщикам, выступал на ряде конспиративных собраний и совещаний. После этого Коба направился в Москву, где провел совещание по выборам.
В Думу от рабочей курии было избрано 13 человек: шестеро большевиков, шестеро меньшевиков и один беспартийный депутат. Председателем фракции стал меньшевик Николай Чхеидзе, его заместителем — большевик Роман Малиновский.
За несколько месяцев руководства партией большевиков в России Коба проделал неимоверную работу: организовал работу центрального аппарата, восстановил связи с региональным активом, воссоздал Петербургский комитет РСДРП, провел успешные выборы, наладил выпуск газеты, улучшил финансовое положение. Как передавала Крупская слова Ленина в одном из писем: «самое главное он уже сделал».
Коба стал главной фигурой в Русском бюро ЦК партии большевиков. Наработал хорошие связи в столице. Его многолетний революционный опыт делал его чуть ли не культовой фигурой среди всех социал-демократов.
Дважды в начале ноября и в конце декабря 1912 г. Иосиф Виссарионович побывал у Ленина в Кракове, куда добирался через Стокгольм и Берлин.
Первая поездка была обусловлена не только необходимостью согласования основных направлений работы, но и «ошибкой», как считал Ленин, Кобы — он поддерживал хорошие отношения с меньшевиками, а Ильич выступал против любого объединения и примирения с ними. Кроме того, Иосиф Виссарионович отклонил 47 статей Ленина, присланных для публикации в «Правде».
В последнюю поездку Ленин призывал его очень настойчиво и придавал важное значение этой встрече. Надежда Крупская писала от имени Ленина: «Для К. Ст. Дорогой друг, наконец, сегодня получили от вас более или менее подробное письмо. Между прочим, не совсем ясно, кажется, вы собираетесь, вопреки условию, сами не приехать на P. X. вместе с 4 друзьями. Если это так, то мы самым категорическим образом против этого протестуем. Безусловно, абсолютно категорически настаиваем на вашем приезде. Много вопросов ставится ребром, так что независимо даже от условий вашего здоровья ваше присутствие, безусловно, обязательно. И мы категорически требуем его. Вы не имеете права поступить иначе».
Следом пришло еще одно: «Дорогой друг. Мы настаиваем на том, чтобы приезжие (вы обязательно должны быть в их числе) привезли с собой самые точные и самые детально-подробные цифровые данные о бюджете — как о доходах, так и о расходах».
Чтобы не быть обнаруженным филерами, дежурившими на вокзале, Коба выехал из Петербурга на маневровом паровозе и сел в поезд на одной из ближайших к городу железнодорожных станций.
21 декабря он был уже в Кракове, где и закончился самый, пожалуй, насыщенный год его жизни, начавшийся в вологодской ссылке.
Внешне Коба не изменился за этот год: был таким же улыбчивым, энергичным, компанейским, при этом, одновременно, требовательным, недоверчивым. Его революционная борьба была не против власти как таковой, и, тем более, на этом этапе, не за власть. Это была борьба за просвещение народа, за справедливость, за искоренение зверя в человеке. Только для этого трудовому народу нужно было обеспечить достойную жизнь, избавить от унижения и нечеловеческих условий существования.
Большевики видели все недостатки царской России, боролись с ними, но овладеть властью пока еще не могли из-за своей малочисленности. Они не использовали эсеровскую практику индивидуального террора, от которого погибли более двух тысяч чиновников и полицейских империи. Хотя на III съезде РСДРП по инициативе Ленина была принята резолюции о вооруженном восстании и создана Боевая группа под руководством Льва Красина для приобретения оружия, подготовки стрелков и подрывников.
В «Искре» тогда публиковались радикальные призывы: «Где только можно захватывайте городские учреждения и делайте их опорой революционного самоуправления народа. Прогоняйте царских чиновников и назначайте всенародные выборы в учреждения революционного самоуправления, которым вы поручите временное ведение общественных дел до окончательной победы над царским правительством и установления нового государственного порядка. Захватывайте отделения государственного банка и оружейные склады и вооружайте весь народ. Берите тюрьмы и освобождайте заключённых в них борцов за наше дело: ими усилите ваши ряды. Провозглашайте повсюду низвержение монархии и замену её свободной демократической республикой».
Но вскоре бесперспективность подготовки к вооруженному восстанию стала ясна. И уже к 1908 г. эта деятельность прекратилась. Основное внимание уделялось пропаганде. Коба называл царя «Николаем Последним», писал о царе и его приближенных: «Разрушители свобод, поклонники виселиц и расстрелов, воры-интенданты, грабители-полицейские, убийцы-охранники, развратники-распутины». Но все же больше был поглощён мессианской идеей улучшения жизни простых людей. Ему все также были близки раннехристианские идеалы, которые он выразил в своем юношеском стихотворении:
Ходил он от дома к дому,
Стучась у чужих дверей,
Со старым дубовым пандури,
С нехитрою песней своей.
А в песне его, а в песне –
Как солнечный блеск чиста,
Звучала великая правда,
Возвышенная мечта.
Сердца, превращенные в камень,
Заставить биться сумел,
У многих будил он разум,
Дремавший в глубокой тьме…
Часть 2. Преображение Иосифа
Боже, ты единый создал образ каждого творенья!
Укрепи меня, владыка, сатане на посрамленье!
Дай гореть огнем миджнура до последнего мгновенья!
Не карай меня по смерти за былые прегрешенья!
Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»
В начале века не существовало такого определения и такого термина, как «кризис среднего возраста». Он был введён только в 1965 г. канадским социологом и психоаналитиком Жаком Эллиоттом. Термина не было, а внутренний конфликт испытывали многие люди. Это состояние можно назвать кризисом смыслов, кризисом идентичности, переоценкой ценностей, возникающих в середине жизни. Как у Данте: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины».
Именно такое состояние переживал 35-летний административно ссыльный Иосиф Джугашвили, оказавшись в марте 1914 г. в полярном станке Курейка, где ему придется прожить более тысячи дней.
Разбитые мечты и несбывшиеся надежды
Он уже 13 лет находился на нелегальном положении. Из них почти половину — в тюрьмах и ссылках. За его плечами 8 арестов, 6 ссылок, 5 побегов. У него не было имущества, не было положения в обществе. Его 7-летний сын практически не видел отца, а несчастная мать утирала слезы по единственному сыну. У него не было даже имени собственного: фальшивые паспорта Гайоза Нижарадзе, Оганеза Тотомянца, Захария Меликянца, Петра Чижикова, Ставроса Пападопулоса; да партийные псевдонимы, самый известный из которых Коба — благородный мститель.
А ведь все могло быть иначе, и он имел шанс стать не просто уважаемым человеком, а значительной фигурой в империи. Он преуспевал в учебе, проявлял талант в занятиях живописью и драматургией. Получил признание как поэт, хотел стать писателем. Обладал блестящими музыкальными способностями: был певчим и регентом в церковном хоре, пел ради заработка на свадьбах.
Он принял волю матери, мечтавшей о церковной карьере сына. Одиннадцать лет провел в православных духовных учебных заведениях. Мог стать и епископом, если бы принял монашество. С такими способностями он точно был бы протоиереем в соборе и преподавателем в семинарии.
Не явившись на последний семинарский экзамен, он получил диплом об образовании, позволявший работать учителем. Он мог бы просвещать сельских ребятишек, или сделать карьеру, как сын портного Илья Ульянов, выслуживший чин действительного статского советника, равный армейскому званию генерал-майор или придворному — камергер.
В детстве он мечтал быть сельским старостой. А мог бы стать и чиновником. В феврале 1892 г. священники привели воспитанников духовного училища посмотреть на публичную казнь крестьян. Юный Иосиф сочувствовал казненным. Он сказал друзьям, что хочет стать чиновником, чтобы решать проблемы бедных людей. В 14 лет он начинает воображать себя народным мстителем, борцом за справедливость и вести себя соответственно в духовном училище, а затем в семинарии. Семинаристы дали ему прозвище «Царь Давид» — защитник угнетённых.
Мог бы стать метеорологом или астрономом. Два года он работал вычислителем-наблюдателем в Тифлисской физической обсерватории. Но уже в это время он вёл активную пропагандистскую и просветительскую деятельность в рабочей среде. Создавал революционные ячейки среди железнодорожников, а позднее — на предприятиях Ротшильда. А мог бы поступить к нему на работу и стать, например, управляющим завода. Ведь у Льва Красина получилось стать директором российского филиала немецкой фирмы «Сименс и Шуккерт».
Мог вообще «зарыть» данный Богом талант и пойти по пути отца — сапожного мастера. Или быть виноградарем, как дед Вано. Или — пастухом, как прадед Заза Дзукаев. А, может быть, садовником, как другой дед Георгий Геладзе. Это лишь альтернативные версии жизни. Судьба и Божий промысел распорядились не дюжими способностями молодого Иосифа Джугашвили иным образом.
В 22-летннем возрасте Иосиф Виссарионович из-за угрозы ареста перешел на нелегальное положение. Теперь его уже не называли детским именем Сосо — уменьшительно-ласкательным от Сослана (Сосруко) — богатыря из камня и стали, главного героя нартского эпоса. Он стал «кавказским Лениным» — революционным героем — человеком, готовым на любые трудности и лишения ради мечты о счастье и справедливости.
Впоследствии — в 1931 г. — в интервью немецкому писателю Эмилю Людвигу на вопрос «Что вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?» Иосиф Сталин ответил: «Нет. Мои родители обращались со мной совсем неплохо. Другое дело — духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма».
Революционное подполье позволило ему отчасти реализовать свои таланты организатора (он создаёт типографии и газеты), литератора (он пишет многочисленные статьи), оратора (он выступает на многотысячных митингах).
Жизнь в постоянной опасности научила разбираться в людях — царская охранка массово внедряла к подпольщикам провокаторов и агентов. Научила настоящей дружбе и верности.
Соратники по партийной работе и революционной борьбе высоко ценили способности Иосифа Виссарионовича. Он достаточно быстро вышел на общероссийский уровень. Благодаря партийным форумам он побывал в Швеции, Дании, Великобритании, Германии, Франции, Австро-Венгрии и Швейцарии. Он немного знал французский и немецкий языки, начал учить английский и венгерский.
В австрийской столице Джугашвили посещал примерно те же места, что и жившие там тогда же Адольф Гитлер, Иосип Броз Тито и Зигмунд Фрейд. Мог и пересекаться с ними. Общался со Львом Троцким. По стечению обстоятельств люди, значительно повлиявшие на мировую историю ХХ века, оказались в одно время в одном городе — столице «лоскутной» империи!
Человек из стали
Собственно в Вене у Иосифа Виссарионовича и появился его бессмертный псевдоним — Сталин. 12 января 1913 г. он подписал им свою статью «На пути к национализму», вышедшую в газете «Социал-демократ». Такая же подпись была поставлена и в статье «Марксизм и национальный вопрос», вышедшей в журнале «Просвещение».
Он тогда, конечно, еще не стал тем победоносным Сталиным, каким его знает весь мир. Но уже тогда у него были все основания стать марксистом западного — космополитического типа, сторонником идеи мировой пролетарской революции. Судьба и Божий промысел еще раз распорядились по-иному. Чреда событий приведших Иосифа Виссарионовича к преображению началась в 1912 году.
Разногласия с Лениным
На Пражской конференции 1912 г. большевики окончательно оформились в самостоятельную марксистскую партию нового типа. Для руководства разрозненными подпольными группами был создан общерусский центр — Русское бюро ЦК РКП(б). Его работу возглавил Иосиф Джугашвили, а в состав бюро вошли Серго Орджоникидзе, Сурен Спандарян, Яков Свердлов, Шая Голощёкин, Михаил Калинин (кандидат).
Иосиф Виссарионович стал и создателем первой легальной массовой ежедневной большевистской газеты «Правда». Официально он не был её главным редактором (за время выхода газеты в 1912-1914 гг. у нее было 46 редакторов, из них пятеро дважды назначались на этот пост), но вёл все дела издания вместе с секретарём редакции Вячеславом Молотовым.
Как лидер находившихся в России большевиков, не только руководил избирательной кампанией в Государственную думу IV созыва, но и писал предвыборные материалы, а позднее и тексты выступлений для депутатов — большевиков.
На газетном поприще у Иосифа Виссарионовича осложнились отношения с лидером партии. В.И. Ленин называл его поведение «глуховраждебным», т.к. «чудесный грузин» (как его аттестовал Ильич) отклонил почти полсотни ленинских статей и уменьшил ему ставку гонорара — Ленину платили по 3 копейки за строчку, меньше, чем другим авторам. Например, Демьян Бедный, получал 25 копеек за строку. Это произошло, конечно, не из-за политических разногласий или личного неприятия. Такого не было, и быть не могло. Ленинские статьи, особенно излагавшие детали теоретических разборок внутри партии, читатели порой просто не могли понять. Поэтому эти номера плохо продавались. Иосиф Виссарионович хорошо знал аудиторию газеты, и учитывал это обстоятельство в осуществлении редакционной политики.
Организаторский талант Иосифа Джугашвили и яростные публикации «Правды» (её тираж доходил до 40 тысяч экземпляров) дали свои плоды: впервые, после подавления Первой русской революции, начался резкий подъем забастовочной активности в стране. Этому способствовал и кровавый Ленский расстрел (150 убитых и 250 раненых рабочих). Партийные организации и комитеты восстановили связь с общерусским центром, проводили в рабочую массу большевистские лозунги.
Но вместо высокой оценки на Иосифа Виссарионовича было излито накопленное недовольство лидера большевиков. Это произошло на Краковском совещании ЦК РСДРП, проходившем в доме Ленина, в котором кроме него и Надежды Крупской жил еще и Григорий Зиновьев (Овсей-Гершен Радомысльский), возглавлявший Заграничное бюро ЦК партии. В совещании участвовали 11 человек, в том числе и Джугашвили. На этом совещании его назвали «рохлей» и отстранили от работы в газете. Курировать газету поручили Андрею Уральскому — Якову-Аарону Свердлову.
Ленин задержал Кобу Джугашвили в Кракове, предложив написать работу по национальному вопросу. Порекомендовал пожить в Вене — столице многонациональной дунайской монархии, для изучения их опыта. За это время Свердлов взял под контроль не только газету «Правда», но как «второй номер» Русского бюро ЦК, стал влиять на думскую фракцию большевиков.
Из всех депутатов Ленин выделял Романа Малиновского, называл его «хорошим парнем», рекомендовал Льву Каменеву сделать о нём доклад на Базельском конгрессе II Интернационала, как «выдающемся лидере и передовом рабочем». При этом Малиновский, отбывший три тюремных срока за воровство и кражи со взломом, состоял секретным сотрудником Охранного отделения департамента полиции. Жалование Малиновского как агента охранки составляло 8400 рублей в год (700 рублей в месяц). Это гораздо больше, чем оклад директора Департамента полиции, который равнялся 7000 рублей в год. При этом в пределах России на партийном содержании, из-за отсутствия средств, находился только один член ЦК — Коба. Ему было ассигновано 60 рублей в месяц. Он несколько раз отказывался от этих денег по принципиальным соображениям и тратил, в основном, не столько на себя, а на поддержку товарищей по подполью.
Депутаты-меньшевики делились с Кобой своими подозрениями относительно Малиновского. Но Ленин отвергал все подозрения. Он не верил в его сотрудничество с охранкой даже после разоблачения Малиновского и его ухода из Думы, и требовал прекратить нападки на бывшего депутата. После разоблачения Малиновский уедет на родину в Варшаву, где с началом Первой мировой войны будет мобилизован в армию и вскоре попадет в плен. Когда прошел слух о его возможной гибели, то В. И. Ленин и Г. Е. Зиновьев написали прочувственный некролог о нем для газеты «Социал-Демократ», назвав «политически честным человеком», и что «легенда о провокации создана сознательными клеветниками». Когда стало известно, что Малиновский жив, Ленин писал ему в концентрационный лагерь достаточно теплые письма и отправлял посылки со сладостями (мёд, сгущённое молоко, шоколад). Сталин за четыре года своей последней ссылки не сможет позволить себе даже сахара.
Но это все будет позже. А пока, вернувшийся из Вены в Петербург, Иосиф Виссарионович был арестован в ночь с 7 на 8 марта 1913 г. в здании Калашниковской биржи. Обстоятельства ареста можно было бы назвать романтическими — это произошло во время бал-маскарада, на который он был приглашен Малиновским. Первоначально он не хотел идти, опасаясь провокации. Но Малиновский убеждал в безопасности, нарисовал расположение запасных выходов из здания биржи. Но все пути отхода оказались перекрыты. Жандармы пришли именно за Иосифом Джугашвили.
Несколькими днями ранее был арестован и Свердлов. Теперь Малиновский становился лидером Русского бюро ЦК, а вскоре стал и руководителем большевистской фракции в Думе.
На этот раз Коба провел в тюрьме больше 4 месяцев. У него было достаточно времени чтобы поразмышлять, кто его предал. Это было легко сообразить. Сложнее было определить, сделал ли это Малиновский инициативно или на то было согласие Заграничного бюро ЦК партии. В изоляции Джугашвили, имевшего хорошие отношения с меньшевиками и выступавшего за единство думской социал-демократической фракции, были заинтересованы и полиция, и Ленин, стремившиеся к разделению оппозиционной фракции. На этот вопрос не было ответа. Нет его и сейчас. Хотя известно, что информация о провокации и аресте ушла в Краков к Ленину, но не заинтересовала его.
Туруханская ссылка
В июле 1913 г. Иосифа Джугашвили высылают в Туруханский край под гласный надзор полиции на четыре года. Вопреки сложившемуся мнению, он вообще ни разу не был судим — только содержался в следственных изоляторах и отбывал административную ссылку в удаленных районах империи без лишения права состояния.
Дорога от Петербурга до Красноярска заняла полторы недели. Еще 26 дней занял путь в полторы тысячи верст вниз по Енисею на пароходе до села Монастырского, ставшего в 1912 г. центром обширного Туруханского края. Туруханск, находящийся на противоположенном берегу Енисея потерял статус города и обветшал. От него осталось только имя, которое он дал обширной территории Восточной Сибири. Другой дороги, кроме Енисея не существовало. В навигацию пароход успевал сделать лишь один рейс. Бежать отсюда было практически невозможно. Холода 8 месяцев в году. В январе до минус 50-ти градусов по Цельсию. В мае — минус 5. В июньский паводок Енисей поднимался на 15-20 метров и разливался на многокилометровую округу. В июле-августе — мошка и комары. В сентябре — первые морозы.
Но надолго задерживаться в этих местах Иосиф Джугашвили не планировал. Поначалу у него все складывалось весьма неплохо. Фактическим «хозяином» Туруханского края был полицейский пристав Иван Кибиров, имевший осетинское происхождение. В 1906-1910 гг. он служил в Бакинском полицейском управлении. Вполне вероятно, что он был знакомым с именитым революционером еще по Закавказью. И никаких препятствий и сложностей ему не создавал.
В Монастырском проживало четыре сотни человек, среди них и два десятка политических ссыльных. Действовал православный монастырь. Было почтовое отделение. Строились школа и больница. То есть теплилась, какая-никакая, культурная жизнь.
По прибытии в Туруханский край Иосиф Виссарионович узнал, что в 15 верстах к северу от Монастырского в селе Селиваниха отбывают ссылку Яков Свердлов и Шая Голощёкин. В конце сентября он нанес им визит.
В том же сентябре в Монастырском произошло невиданное событие: с севера, с устья Енисея прибыл теплоход с командой исследователей, во главе с Фритьофом Нансеном. Их экспедицию из Норвегии вглубь России по Северному морскому пути организовал американский бизнесмен для разведки этой трассы в торговых целях. Иосиф Джугашвили вместе с другими ссыльными присутствовал на встрече со знаменитым путешественником, который считал нашу Сибирь — страной будущего. Он и книгу по итогам своей экспедиции так и назвал — «В страну будущего: Великий Северный путь из Европы в Сибирь через Карское море». Команда Нансена делала фотографии на всем своем маршруте, таким образом, мы имеем возможность увидеть Туруханский край таким, каким его видел и Иосиф Джугашвили.
Из Монастырского Иосиф Виссарионович направил письмо Зиновьеву в Краков: «Я, как видите, в Туруханске. Я болен. Надо поправляться. Пришлите денег. Если моя помощь нужна, напишите, приеду немедля. Пришлите книжки Ейштрассера, Панекука и Каутского». Предлагая свои услуги и обещая приехать немедля, он еще не подозревал, что это будет его самая долгая и самая трудная ссылка.
Первоначально он был направлен для отбывания ссылки в Мироедиху, которая находилась на 25 верст южнее Монастырского. В Мироедихе отбывал ссылку член Русского бюро ЦК партии Иосиф Дубровинский, знакомый Кобе. Летом 1910 г. он был предан провокатором Малиновским, арестован и выслан на четыре года в Туруханский край. Он трагически погиб в конце мая 1913 г. во время ледохода на Енисее. То ли покончил собой, то ли утонул, то ли был убит уголовниками. Это так и осталось не выясненным. Суициды в среде революционеров иногда случались. Сказывалось громадное напряжение, материальные лишения, постоянные скитания, тяжелые болезни, преследования властей.
После гибели Дубровинского осталась библиотечка в несколько десятков книг, в основном по философии и политэкономии. Она оказалась бесхозной и Джугашвили забрал ее себе.
Через некоторое время Иосиф Виссарионович был направлен к новому месту отбывания ссылки — в деревню Костино, еще на 130 верст к югу от Монастырского. Там также находилось несколько политссыльных социал-демократов.
Полярный Робинзон
С субарктическим климатом Туруханского края Джугашвили познакомился уже в октябре месяце. Жизнь превратилась в борьбу за существование. Все припасы (85 рублей) ушли на одежду и обувь, которые были страшно дороги. Он в отчаянии пишет друзьям: «Пока еще доверяют в кредит, но что будет потом, ей-богу, не знаю… Рублей 20-30 было бы прямо спасением, и чем скорее, тем лучше, так как зима у нас в разгаре (вчера было 33 градуса холода). А дрова не куплены в достаточном количестве, запас в исходе». И уже в ноябре: «Нужда моя растет по часам, я в отчаянном положении, вдобавок еще заболел, какой-то подозрительный кашель начался. Необходимо молоко, но деньги, денег нет». «Кажется, никогда не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, общее состояние болезненное, нет запасов ни хлеба, ни сахару, ни мяса, ни керосина. Я не знаю, как проведу зиму в таком состоянии… У меня нет богатых родственников или знакомых, мне положительно не к кому обратиться… А околеть здесь не хочется».
Он отправил несколько писем Зиновьеву, но ни денег, ни книг от него так и не получил. Казалось, что о нём забыли. В январе он обращается к Зиновьеву с новым письмом: «Почему, друг, молчишь? От тебя нет писем уже 3 месяца».
Нет ответных писем и от Малиновского. В начале марте 1914 года Иосиф пишет ему: «Очень прошу не отвечать мне молчанием, как делал ты до сих пор».
Иосиф Виссарионович пишет письмо некоему Белинскому во Францию, и просит прислать ему «франко-русский карманный словарь и несколько номеров какой-либо английской газеты». Он хочет вырваться из изоляции, развиваться, изучать языки, писать статьи.
Меж тем в Кракове решили содействовать побегу Джугашвили и Свердлова из ссылки. Для этого было выделено 100 рублей. Но их отравили на имя Свердлова. Иосиф Виссарионович расценил это как намерение вытащить из ссылки только одного Свердлова. Да и Свердлов делиться деньгами не стал. У Джугашвили уже был случай в Вологде, когда ЦК направил ему 70 рублей через члена партии Иваняна на побег из ссылки. Но Иванян присвоил эти деньги себе. Такое, к сожалению, случалось и в среде большевиков.
О планах побега из ссылки агент Малиновский сообщил в Департамент полиции. Как результат, пристав Кибиров получил указания: «Гласно-поднадзорные Джугашвили и Свердлов предполагают с места высылки бежать. Если не удастся на юг, то к устью Енисея». Поэтому их надлежало «выселить на станок севернее с. Монастырского, где нет других ссыльных, и специально для наблюдения за ними приставить двух надзирателей».
Уже в марте 1914 г. Иосиф Джугашвили и Яков Свердлов были отправлены на 180 верст севернее Монастырского в заполярный станок Курейку. В Курейке было 8 домов, в которых жило 67 человек: 38 мужчин и 29 женщин. В среднем на один дом приходилось 8-9 человек. В одном из таких домов и поселились политссыльные. Не далеко от них разместились жандармские надзиратели Лалетин и Попов. Еще в нескольких домах квартировали уголовные преступники после окончания срока каторги.
Иосиф Виссарионович прожил под одной крышей со Свердловым меньше месяца, после чего они разошлись и не общались. Что за конфликт у них произошел, доподлинно не известно. Свердлова раздражали шумные хозяйские дети, с которыми подолгу играл Иосиф Джугашвили. Раздражали «тунгусы и остяки», с которыми подружился Оська. Со слов Свердлова мы знаем, что Иосиф Виссарионович перестал с ним разговаривать и дал понять, чтобы он освободил его от своей персоны. Свердлов писал о случившемся нескольким людям: «Со своим товарищем мы не сошлись характером и почти не видимся, не ходим друг к другу».
И это на станке, где было всего восемь домов! Но они не разговаривали и не виделись.
К осени Свердлова перевели в Монастырское. Вскоре к нему приехала гражданская жена Клавдия Новгородцева. Она стала заведующей метеостанцией. Они поселились в теплом и уютном служебном доме. У Свердлова появился рабочий стол, керосиновая лампа, мягкая кровать. Он стал давать платные уроки детям полицейского пристава, писать гонорарные статьи.
Иосиф Виссарионович остался на глухом станке, где нетрудно было потерять даже счет времени. Он ютился в ветхом доме сирот Перепрыгиных, живших в нищете: «в один день питались щами, в другой — Святым Духом». Семеро братьев и сестер теснились в одной, пропахшей навозом (у них была корова) комнате. А «грязную» комнатку с печкой буржуйкой по-черному (прирубок к дому) занимал ссыльный квартирант. Стекла в окнах были разбиты. Иосиф заклеил их старыми газетами. Керосина для лампы не было. Спал на топчане, к которому в морозные ночи у него примерзали волосы. У него было только ветхое пальто. От переохлаждения прогрессировал туберкулез. Организм, перенесший за недолгие годы жизни, оспу, корь, скарлатину, тиф, слабел с каждым днем.
В кромешной тьме полярной ночи, где пар изо рта превращался в снежинки и слюна замерзала на губах, он мог только обращаться к словам молитвы или к любимому «Витязю в тигровой шкуре». Эту поэму он почти всю знал наизусть:
«Человеческое сердце Богом проклято от века, –
То оно о счастье молит, то стенает, как калека.
В слепоте оно не верит даже глазу человека.
Не страшат его ни гибель, ни господская опека!»
В письмах друзьям он уже не просит ни денег, ни вещей, а о том, чтобы его не забывали. «Я буду доволен, если время от времени будете присылать открытые письма с видами природы. В этом проклятом крае природа скудна до безобразия — летом река, зимой снег, я до глупости истосковался по видам природы, хотя бы на бумаге!».
Здесь не было его любимых цветов: васильков и ромашек. Хотя были горы — в нескольких десятках километрах находились отроги плато Путорана. Изредка он получал посылки с сухофруктами из Грузии — от мамы. Да несколько раз переводы от нее — по 10 рублей, почти все её с трудом заработанные подённым трудом деньги.
Зов шамана
В скованной льдом сумрачной Курейке приходилось бороться за жизнь. Даже когда он ночью выходил на улицу по нужде, то стрелял из ружья, чтобы отпугнуть тундровых волков. Волчий вой раздавался повсюду. Иосиф Виссарионович не умер ни от мороза, ни от болезней, ни от тоски. Наоборот здоровье его стало улучшаться, а круг общения составляли соседи, с которыми он сдружился, и коренные народы Севера — тунгусы и остяки, для которых он стал своим — освоил их образ жизни, научился охотиться, ловить рыбу, управлять нартами с оленьими и собачьими упряжками. Он жил здесь как Робинзон, приспосабливаясь к окружающей обстановке. Он окружил себя таким ворохом сетей, неводов, морд, самоловов, переметов, капканов, плашек и дробовиков, что каждый побывавший у него диву давался. Стал ходить в оленьем сакуе — глухой шубе мехом наружу с капюшоном, в оленьих сапогах и шапке. Он ловко пилил и колол дрова, изготавливал неводы и сети, носил воду, топил печь, готовил еду. Посуду только не мыл — ставил тарелку на пол и собака Тишка её вылизывала. Он приметил, что все местные жители так поступали. Кстати свое чудесное исцеление от прогрессирующего туберкулеза он позднее объяснял тремя факторами: тем, что собака вылизывала посуду, что пил только талую воду, и своим утоплением в ледяном Енисее. Зимой он провалился в прорубь и ушел под лёд. Но не утонул, сумел выбраться в другой лунке.
Преданный и забытый многими товарищами, брошенный ими на произвол судьбы, находившийся на грани выживания, Иосиф Джугашвили не стал унывать, не поддался кризису среднего возраста. Он полюбил жизнь рыбаков и охотников, освоил жизнь в Заполярье. Стал охотником-одиночкой. Приобрел славу лекаря и шамана — этот «книгочей с трубкой» успешно лечил соседей. А остяки, глядя, как он ловко вытаскивает рыбу, говорили: «Ты слово знаешь».
Именно здесь сложился его, ставший позднее каноничным, образ: человек, пробивающийся через невзгоды, к священной цели; не имеющий ни чего, кроме веры; лишенный буржуазной сентиментальности; всегда в любой беде по-северному стойкий.
Именно здесь он стал подлинным русским. Он раскрыл главный секрет русской жизни — разумную достаточность. Проявил волю и стальной характер. Именно в Курейке он стал превращаться в настоящего Сталина, которого вскоре узнал весь мир. К нему вернулась молодость и веселье. С вдохновленного лица не сходила улыбка. Движение и взгляд были устремлены вдаль, в небесное пространство.
А ведь Свердлов панически описывал туруханскую жизнь: «Надо обладать сильным источником внутренней бодрости, чтобы не подвергнуться воздействию мертвечины. На большинство ссылка действует гибельно. Таков результат отсутствия широких интересов, живых связей с жизнью. Лишь некоторым удается сохранить «душу живу». Иосиф Виссарионович сохранил и приумножил.
Время, проведенное в ссылке на Енисее — в Курейке, Сталин позднее называл самым счастливым в своей бурной и плодотворной жизни, и часто рассказывал о своих сибирских приключениях.
Что давало ему силы? То ли христианское воспитание, то ли жажда жизни, то ли мечты о прекрасном будущем? Или покровительство Ангела-хранителя и помощь святого Николая Чудотворца (он родился на Николу Зимнего). Или убежденность в правильности революционного пути борьбы за народное счастье. Доподлинно на этот вопрос мы ответить не сможем.
Но известно, что именно в Курейке ему представился шанс побывать настоящим Кобой.
Коба — один из персонажей романа Александра Казбеги «Отцеубийца»: истории любви крестьянского парня Яго и красавицы-сиротки Нуну. Они хотят быть вместе, но на Нуну положил глаз продажный староста Григола. Григола женат, но намерен сделать Нуну своей любовницей. Он избивает Яго и по сфабрикованному делу сажает в тюрьму. Со своими людьми он похищает и насилует Нуну. Коба становится свидетелем преступления. И клянется наказать Григолу. Он освобождает Яго. Нуну сбегает от Григолы. Вместе с возлюбленным она направляется в Осетию. Но их настигает Григола и убивает Яго и обвиняет в этом Нуну. Нуну умирает от горя. Коба мстит за Яго и Нуну, убив Григолу. Коба в этом романе – благородный мститель, защитник правды, вершитель правосудия.
В мае 1914 г. в Курейке случилось чрезвычайное происшествие. Настолько серьезное, что в станок по уже тающему люду прибыл сам пристав Кибиров. После чего из Курейки были удалены все уголовники. Стражник Лалетин был заменен на Михаила Мерзлякова.
Одно из объяснений случившегося таково: кто-то из уголовников пытался изнасиловать или даже изнасиловал сиротку Лидию Перепрыгину. Стражник Лалетин спокойно реагировал на их посягательства. Но за Лидию вступился горячий кавказец — Иосиф Джугашвили. Но Лалетин не поддержал Иосифа Виссарионовича, а наоборот ранил его шашкой. Учитывая обычную невозмутимость революционера-подпольщика, можно допустить, что в ярость его привело из ряда вон выходящее событие.
После этого Иосиф перешел жить в дом сирот Перепрыгиных, рано потерявших мать и отца. Фактически взял Лидию под свою защиту — поступил, как литературный Коба. У пятнадцатилетней Лидии было четверо старших братьев — Иона, Дмитрий, Александр, Иван, и младшие: сестра Наталья и 12-летний Егор.
Существует версия, что вскоре у Иосифа и Лидии завязались отношения, вспыхнула любовь. Если это и так, то не будет им завидовать, и посягать на тайну двоих.
Главное, что уже в следующем 1915 г. мы видим нового Иосифа Виссарионовича, угадываем в нем известные черты Иосифа Сталина. Энергичный, деятельный, рассудительный, заботливый, оптимистичный. Как в стихах Владимира Тан-Богораза, которые он часто цитировал:
Не скорбным, бессильным, остывшим бойцам,
Усталым от долгих потерь,
Хочу я отважным и юным сердцам
Пропеть свою песню теперь!
Пусть мертвые мертвым приносят любовь
И плачут у старых могил!
Мы живы: кипит наша алая кровь
Огнем неистраченных сил.
Благодатный дар прозорливости
В ссылке он встретился с друзьями-революционерами: ссыльные Сурен Спандарян и его супруга Вера Швейцер. От других ссыльных он держится в стороне, замкнут в себе, в своих собственных мыслях и планах. Но живо интересуется сибирской жизнью, вникает в историю крепости Туруханск — наследника златокипящей Мангазеи, обращает внимание на Троицкий монастырь, в котором покоятся мощи первого сибирского святого Василия Мангазейского. Житие этого святого произвело сильное впечатление на бывшего семинариста. Он позднее и сына назвал Василием, и пользовался псевдонимом Васильев. Житие Василия Мангазейского созвучно смыслу любимого 140-го псалма Иосифа Виссарионовича: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею, жертва вечерняя». Он был написан Давидом в тот период, когда псалмопевца хотели убить, обвинив в преступлении которого он не совершал. Василий Мангазейский был лишен жизни безвинным. Выбрал честь выше жизни. На Василия, 15-летнего юношу положил глаз купец-содомит, у которого он работал. Василий отверг домогательства мужеложника. Тогда тот обвинил его в воровстве, и Василия посадили в темницу. Скандалы о гомосексуальных домогательствах монашествующих к юношам иногда вспыхивали и в Тифлисской семинарии. Возможно, что бывший семинарист вспоминал в это время и о них.
Из жития сибирского мученика известно, что развратный купец передал через воеводу, что стоит Василию принять домогательства, как его освободят. Но целомудренный юноша не поменял честь на жизнь. Его били, требовали сознаться в воровстве, склоняли к гомосексуальному сожительству и, в итоге, убили. Растерзанный, оклеветанный юноша был закопан в болоте. Через несколько лет его тело явилось нетленным. Его мощи еще многократно перезахоранивали, но каждый раз чудесным образом они открывались. Простые русские люди стали молится праведному мученику. Почитали его святым тунгусы и остяки. И хотя не было официального церковного акта о канонизации, Василий был прославлен во святых явочным порядком простым народом.
Знакомые по ссылке стали отмечать, что у Иосифа Джугашвили появился, говоря церковным языком, дар прозорливости. Он обрел политическую проницательность и интуицию. Стал дистанционно разбираться в сложных вопросах и предчувствовал грядущие события. Хотя большую часть времени проводил один: или на охоте и рыбалке, или за чтением и написанием статей. Позднее он, шутя, рассказывал, что с собакой Тишкой любил разговаривать на международные темы.
В середине лета 1915 г. на поселение в Туруханский край прибыли сосланные члены большевистской фракции IV Государственной Думы: А. Е. Бадаев, М. К. Муранов, Г. И. Петровский, Ф.Н Самойлов, Н. Р. Шагов, а также Л.Б. Каменев и еще трое большевиков, проходивших по одному процессу с депутатами. Их арестовали за государственную измену — ленинский призыв к поражению в войне, которое приблизит революцию и европейскую гражданскую войну. На суде Лев Каменев отказался от непатриотичного пораженческого ленинского лозунга, но все равно был сослан в Сибирь. В Монастырском ссыльные товарищи хотели устроить над ним партийный суд. Но Коба поддержал Каменева и обосновал правильность его действий.
Ссыльные большевики часто собирались на встречи. Иногда их посещал Иосиф Виссарионович, и вел себя так, будто не было этих двух лет ссылки: он прекрасно разбирался во всех текущих вопросах и ситуации с военными действиями на фронтах Первой мировой войны. Газеты в Туруханский край приходили нечасто и с большой задержкой. Но Коба их внимательно перечитывал, особенно военные сводки. Уже будучи Верховным Главнокомандующим он будет приводить примеры ошибочных действий царских генералов, ссылаясь на газетные публикации тех лет.
И на следующем собрании, посвященном разбору чрезвычайного происшествия, Иосиф Джугашвили вел себя так, как будто был осведомлен во всей подноготной этого события. Многие ссыльные очень нуждались. Это обстоятельство подтолкнуло их на преступление. Несколько большевиков во главе со Степаном Шаумяном ограбили магазин, взяв сахар и теплую одежду. Это происшествие рассорило партийцев: одни заняли сторону похитителей, другие осудили их. Конфликт спровоцировал войну «всех против всех». Посыпались скандальные претензии. Спандарян обвинил Свердлова, что он «морально разложившийся агент охранки». Были упреки и в адрес Голощекина, который как зубной врач-дантист пломбировал зубы полицейским и их женам.
На товарищеском суде при голосовании один Коба воздержался, заявив, что все неправы и этим усмирил товарищей.
Тогда же он получил письмо от Зиновьева и отправил ему саркастический ответ: «Наконец-то получил ваше письмо. Думал было, что совсем забыли раба Божьего, — нет, оказывается, помните еще. Спрашиваете о моих финансовых делах. А почему вы об этом спрашиваете? Не завелись ли у вас случайно денежки, и не думаете ли вы поделится ими со мной? Что же, валяйте, клянусь собакой, это было бы как нельзя более кстати». Он не жаловался больше не нехватку денег, что не прислали гонорары за несколько отправленных им статей — он просто шутил.
А когда получил посылку от Аллилуевых, то откликнулся очень чувствительным посланием: «Никогда не забуду вашего заботливого отношения ко мне. Прошу только об одном — не тратиться больше на меня: вам деньги самим нужны. Я буду доволен и тем, если будете присылать открытые письма с видами природы».
Ратник ополчения
1916 г. для Иосифа Виссарионовича также был богат на события. Одно из них было печальным: в возрасте 33 лет умер от туберкулеза Сурен Спандарян.
Коба все больше времени проводил один. В начале лета он соорудил чум на енисейской косе Половинка и находился там до самых холодов. Правда, один раз он отлучился с острова, его видели в Енисейске, Костино и Мироедихе. Житель Курейки Федор Тарасеев, давший ему лодку, получил полтора года тюрьмы. Самого Иосифа не наказали — в начале октября 1916 г. он записался добровольцем на фронт. Его и других призывников из Курейки провожали как образцовых патриотов. Он раздарил все свои вещи и отправился в Монастырское. Там он вошел в первую партию из девяти ссыльных и был отправлен в Красноярск на медицинскую комиссию. Перед отъездом товарищи упрашивали Кобу помириться со Свердловым и подать ему руку. Но он отказался.
Призывники поехали настоящим парадом на оленьих упряжках по одному человеку в санях. Во всех селениях, а их было 25, всем жителям было предписано предоставлять ратникам «постель, пуховые подушки, молоко, рыбу, мясо». В каждом поселке процессия останавливалась по нескольку дней. «Немцам на котлеты еще успеем попасть», — говорил Коба, который сразу же взял на себя роль лидера. Полицейские, сопровождавшие ратников, телеграфировали приставу Кибирову, что Джугашвили превратил путь на войну в двухмесячное веселье на оленьих упряжках. В Красноярск они прибыли только к середине февраля.
Призыву не подлежали лишь неблагонадежные ссыльные, выступающие за поражение нашей армии и страны в войне. Иосиф Виссарионович в пораженчестве замечен не был. Но медицинская комиссия признала его «негодным к военной службе» из-за повреждённой руки.
Кобу оставили отбывать последние полгода ссылки в Ачинске. К тому времени там проживал Лев Каменев, работавший бухгалтером конторы Русско-Азиатского банка. К нему приехала супруга — Ольга Бронштейн (родная сестра Троцкого). Они снимали просторный дом и организовали салон для местной интеллигенции. В Ачинск ссыльные узнали весть об отречении царя и революции в Петрограде. 8 марта 1917 г. они направились в столицу.
Коба был убежден, что исторический прогресс приведет к революции. Даже Ленин порой переставал верить в победу революции, но Иосиф Джугашвили этой веры не терял никогда. «Русская революция так же неизбежна, как неизбежен восход солнца! Можете ли остановить восход Солнца?» — писал он в 1905 г. и с тех пор не изменил своего мнения. Он, хотя и не выступал публично с призывами о захвате власти, но получил шанс поучаствовать в формировании новых институтов государственного управления.
12 марта в Петроград прибыл уже Сталин. В принципе он уже был Сталиным, когда в конце февраля 1917 г. не подал руку и не стал разговаривать с Власом Мгеладзе, которого давно и хорошо знал по Кавказу. Причина этого была в том, что Мгеладзе сотрудничал с «Союзом освобождения Украины», который финансировался германским генштабом.
В семье Аллилуевых, где Коба остановился, пытались уловить, в чем он изменился. — Та же одежда, такое же лицо. Изменились глаза, излучающие неугасающую насмешливую улыбку. Он выжил. Прошел инициацию — перешел на новую степень развития. Принес себя в жертву. Победил. Прошел тяжелейший тернистый путь — и ни разу с этого пути не свернул.
В Петрограде Сталин берет под свой контроль газету «Правда». Фактически с середины марта и до возвращения Ленина он снова был первым большевиком в России. Уже в день приезда в Петроград он пишет для «Правды» статью «О Советах рабочих и солдатских депутатов», где четко обрисовал перспективы революции. Он призвал солдат сплотиться «вокруг русского народа, единственного верного союзника русской революционной армии». Позиция Сталина в этот период не была ленинской. Он отвергает антивоенные установки лидера партии. Публикует в «Правде» только два из пяти ленинских «Писем из далека». Сталина тепло принимают меньшевики Николай Чхеидзе и Ираклий Церетели. При помощи меньшевиков он организует торжественную встречу Ленина на вокзале. И хотя Ленин сделал разнос Сталину и отстранил его от руководства «Правдой», он не потерял своих позиций. На I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов Иосиф Сталин был избран в состав Центрального исполнительного комитета.
В июльские дни 1917 г. Сталин спас партию от разгрома, тактично проведя переговоры с Временным правительством. В июле — августе он руководил VI съездом большевиков. В сентябре он отклонил поспешные требования Ленина по захвату власти. И в этот раз Ленин признал правоту Сталина. Он поддержал курс Ленина на вооружённый захват власти накануне Всероссийского съезда советов в конце октября 1917 года. И осуществлял подготовку этого переворота: контактировал с руководством Военного министерства и офицерами Генерального штаба, координировал создание рабочих дружин, обеспечивал выпуск газеты «Рабочий путь».
Он стал народным комиссаром (министром) первого советского правительства и членом Бюро ЦК партии «для решения наиболее важных вопросов, не требовавших отлагательств», в которое входили: Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов.
Завершился этап жизни семинариста, интеллигента, революционера Иосифа Джугашвили. Началась новая жизнь, целая эпоха, государственника и патриота Иосифа Виссарионовича Сталина.
