ПУТИН И ВОЕННАЯ РЕФОРМА

Владислав ШУРЫГИН, Андрей ЖУКОВ

Условия для эффективной военной реформы созданы

За последнее десятилетие руководством нашей страны и лично президентом России Владимиром Путиным в военной сфере был осуществлён настоящий прорыв, нашедший своё выражение в определении национальной безопасности как самостоятельного и целостного понятия, не сводимого к простому сложению категорий военной, политической, экономической, информационной, структурной, организационной и т.д. безопасности.

Современная и будущая система безопасности России в первую очередь зависит от адекватности действий российского руководства в оценке внешних и внутренних угроз, системного и продуманного подхода к военному строительству, а также выверенной внутренней социально-экономической политики, не допускающей социальной дестабилизации общества и деградации населения.

Геополитические представления 90-х годов, исходившие из тезиса об отсутствии у России «внешнего противника» и провозгласившие стратегию односторонних внешнеполитических уступок, «уклонения» от прямых вызовов, что рано или поздно убедит Запад в нашем миролюбии и вынудит его принять Россию как равного партнёра в клуб «цивилизованных стран», показала свою полную несостоятельность.

Мы живём в быстроизменяющемся динамичном мире, в период очередной кризисной волны мировой экономики, которая провоцирует геостратегическую напряжённость в различных регионах планеты, в том числе — и по периметру границ России. За прошедшее двадцатилетие целый ряд государств, граничащих с РФ, вполне явно обозначил разного рода претензии к нашей стране: от сугубо экономических до территориальных. Многие из таких претензий могут в будущем спровоцировать конфликтные ситуации и попытки их разрешения силовым путём.

Основные стратегические внешние угрозы для РФ сегодня, как прежде, исходят от США и стран Запада, которые не заинтересованы в восстановлении нашей страны как «центра силы» глобального значения, а потому проводят политику, направленную на ослабление России, на оттеснение её к периферии мирового сообщества, фиксации её статуса как страны — источника сырья и мировой свалки отходов. При этом США и их союзники используют — с целью достижения решающего военно-стратегического превосходства над Россией — концепцию «мягкой силы», предусматривающую системное комбинированное воздействие трансформационных, информационных и деформационных действий. Одной из ключевых политико-дипломатических технологий разрушения нашей страны является навязывание ей несбалансированных соглашений по сокращению стратегического и тактического ядерного оружия. В свете этого следует с особой осторожностью подходить к подобным переговорно-дипломатическим предложениям Запада.

Обороноспособность нашего государства должна быть связана с внешнеполитическими действиями. Определяющую роль играет позиционирование политического руководства страны в нарастающем стратегическом противостоянии США и КНР. Это противостояние даёт России дополнительный диапазон для стратегического манёвра, позволяет оперативно варьировать свои отношения с каждым из указанных глобальных «центров силы» в зависимости от конкретных геостратегических, в том числе военно-политических обстоятельств, но при этом требует от России совершенствования и укрепления стратегических ядерных сил (СЯС) как главного фактора, обеспечивающего национальный суверенитет.

Войны ХХI века характеризуются многообразием форм и способов развязывания вооружённого конфликта и заблаговременным — задолго до начала боевых действий — нанесением максимального ущерба противнику с помощью «организационного оружия», этого ноу-хау современной войны. Что предполагает, прежде всего, дистанционное и «бесконтактное» нарушение функционирования структур управления атакуемой страны, инициирование раскола её политических элит, нарушение в этой стране социальной стабильности за счёт сочетания подрывных пропагандистско-психологических, экономических и специальных операций.

Фаза боевых действий характеризуется скоротечным характером сражений, стремлением в максимально короткие сроки нанести неприемлемый ущерб системам управления и военной инфраструктуре противника, ведением боевых действий как на всю глубину фронта, так и «по вертикали»: в воздушном и космическом пространстве. Технологически развитые армии стремятся к ведению боевых действий дистанционно, без прямого соприкосновения с противником. Поэтому приоритет сегодня отдаётся развитию средств разведки, автоматического управления и высокоточного вооружения как средству реализации преимущества в объёме и качестве получаемой информации, а также в сроках её обработки и использования.

Есть все признаки того, что Президент России Владимир Путин осознаёт перспективные угрозы военной безопасности России и пытается дать на них адекватный ответ. В последнее время им, как Верховным главнокомандующим Вооружённых сил страны, были предприняты беспрецедентные усилия реформирования военной сферы. Это проявилось:

— во-первых, в выделении до 23 трлн рублей до 2020 года на глубокую модернизацию армии и флота России;

— во-вторых, в публичном провозглашении стратегических установок на перспективное строительство Вооружённых сил (Послание Президента РФ Федеральному собранию от 12 декабря 2013 года);

— в-третьих, в постоянном личном участии во всех основных учениях и совещаниях по совершенствованию структуры Вооружённых сил и их боевой эффективности.

Всё это позволяет с высокой эффективностью и в кратчайшие сроки доводить принимаемые решения до стадии реализации, но, к сожалению, на начальном этапе реформы был допущен ряд серьёзных ошибок, которые самым фатальным образом сказались на эффективности первого этапа военной реформы. Речь, прежде всего, идёт о назначении министром обороны бывшего руководителя федеральной налоговой службы Анатолия Сердюкова.

Вместо научно обоснованной, продуманной военной реформы новым руководством ВС РФ была начата тотальная ломка армии и волюнтаристское сокращение офицерского корпуса, мало чем отличающиеся от массовых репрессий 30-х годов. За три года из армии было уволено более 50% офицеров, 80% прапорщиков и мичманов, что привело к коллапсу военного управления.

Шла ломка всего и вся, прежде всего — систем технической поддержки и ремонта вооружений, военной техники и военного имущества, сворачивание военного образования, военной медицины, служб тыла. Сегодня стало очевидным, что концепция перехода на аутсорсинг глубоко и всесторонне не прорабатывалась, широко не обсуждалась и, видимо, специально не утверждалась.

Возобладало слепое доверие в этих вопросах к Сердюкову и выдача ему карт-бланша на соответствующие преобразования. Кадровые ошибки присущи любым организационным системам, однако их надёжность определяется не количеством сбоев и неверных шагов, а способностью выявлять эти отклонения и, главное, принимать назревшие меры по их исправлению и радикальному устранению.

В качестве образца своей реформы новое военное руководство выбрало американскую военную организацию, даже не потрудившись как-то адаптировать её к реалиям России. Всё это привело к тому, что к концу 2012 года Вооружённые силы России оказались в состоянии глубочайшего организационного кризиса, который был усугублён масштабной коррупцией, развившейся при попустительстве Анатолия Сердюкова в структурах Министерства обороны РФ. В этих условиях президент России был вынужден вмешаться и снять с должности министра обороны Анатолия Сердюкова, заменив его на Сергея Шойгу.

Болезненный урок сердюковщины ещё раз показал, что военное ведомство не может и не должно самостоятельно разрабатывать концепцию военной реформы, исходные требования к преобразованиям в боевой сфере следует формировать и контролировать только на уровне высшего политического руководства.

Можно бесконечно долго писать и обсуждать положительные и отрицательные итоги придания армии «нового облика», ответственности и безответственности должностных лиц, непонимания или предательства, но сейчас это уже не актуально. Несомненно, в ходе реформы сделано немало позитивного, но и недостатков предостаточно. Известный афоризм «кто не работает, тот не ошибается» — здесь неприменим. С реформой, а вернее — со строительством армии, ошибаться нельзя.

Но и забывать ничего нельзя. Нужно всё проанализировать, всё учесть, всё расследовать и дать объективную оценку. Сейчас должно быть предоставлено слово «товарищу маузеру», в лице военной прокуратуры и военной контрразведки. Без этих жёстких действий, без выжигания калёным железом коррупции, взяточничества, откатов, откровенного воровства, преступной халатности, обмана, без преодоления очковтирательства, показухи, безответственности, — новую армию построить невозможно.

Для нас важно другое — определение верной стратегии развития и боевого применения Вооружённых сил, проведение по-настоящему эффективной военной реформы, прежде всего — в сфере боевого применения, радикальное улучшение нынешнего состояния и перспектив боеготовности Вооружённых сил. Судя по всему, сейчас лишь только начались те процессы, без которых реальная реформа ВС непредставима. То, что эти принципиальные вопросы стали, наконец, предметом постоянного внимания Президента РФ и высшего руководства страны, внушает определённый оптимизм.

Новому министру обороны РФ генералу армии Сергею Шойгу предстоит решить сверхсложную задачу строительства и возрождения российской армии. С одной стороны, нельзя войти два раза в одну и ту же реку, а значит — нельзя вернуться к армии советского образца, просто этого не выдержит нынешняя экономика страны. С другой стороны, и это объективно видно даже поверхностным взглядом простых обывателей, нельзя продолжать то, что было реализовано в ходе придания армии «нового облика». И здесь меньше всего нужно слушать оценки и предложения либералов…

Отметим, прежде всего, следующее реальное позитивное решение — Президент РФ инициировал и неоднократно подтверждал намерение радикально модернизировать вооружение армии и флота, определив до 2020 года расходы на эти цели в сумме около 23 трлн рублей. Важно, однако, осознать, что только выделения финансовых ресурсов для решения проблемы эффективной военной модернизации явно недостаточно. Рациональное освоение огромных финансовых средств требует также ряда иных принципиальных решений на уровне Верховного главнокомандующего.

Во-первых, формирования концепции будущих войн и вооружённых конфликтов. Во-вторых, доработки и корректировки Доктрины боевого использования Вооружённых сил. В-третьих, разработки соответствующих научных и производственных программ создания новых вооружений и военной техники, т.е. таких управленческих и кадровых подходов, которые существовали в недавнем прошлом, но практически полностью исчезли сегодня.

То, что запущен, наконец, процесс реального осмысления фундаментальных вопросов военного строительства и будущего облика Вооружённых сил, проявилось в президентском Послании 2013 года — прежде всего, в высказанных соображениях, касающихся американской концепции обезоруживающего мгновенного глобального удара (концепция ОМГУ). Ранее на государственном уровне подобных серьёзных публичных рассуждений военно-стратегического плана не отмечалось. Сюда же можно отнести и высказывания руководства оборонно-промышленного блока правительства о своём видении видов и масштабов будущих военных конфликтов (например, осеннее выступление на эту тему Д.О. Рогозина). Всё это явно придаёт осмысленность процессам военного реформирования и призвано составить необходимую основу для определения перспективных программ разработки вооружений и военной техники.

Серьёзное значение для определения направления развития стратегических ядерных сил России имеет анализ эволюции военно-стратегической мысли потенциальных противников, прежде всего, США и НАТО. Не секрет, что строительство ядерной триады США и способов их возможного применения определяется соответствующими стратегическими установками, своего рода директивными указаниями, формируемыми и доводимыми до Вооружённых сил этой страны от имени президента США и его администрации. Эти же директивы (ядерные стратегии) являлись основой для заказа на конкретные системы стратегических вооружений.

Американская стратегия «массированного возмездия» была разработана вскоре после появления ядерного оружия и средств его доставки. Она исходила из возможности только всеобщей ядерной войны и даже теоретически не рассматривала каких-либо других способов использования ядерного оружия.

Столь примитивный подход сменился в 1961 году стратегией «гибкого реагирования», предусматривавшей уже выбор способов и средств ведения войны и разработку соответствующих стратегических ядерных средств. Упор делался главным образом на совершенствование наиболее мобильных средств доставки (авиационных и морских). Начались интенсивные разработки межконтинентальных ракет, оснащённых разделяющимися головными частями индивидуального наведения. Допускалась ограниченная ядерная война, в том числе в Европе. Вместе с тем подчёркивалось непреходящее значение обычных вооружений. Идеолог этой новой стратегии, министр обороны США Р. Макнамара подчёркивал, что «основной целью военной политики США с 1961 года является усиление неядерных возможностей». Стратегией впервые предусматривалась целесообразность межгосударственных переговоров в сфере ограничения стратегических вооружений и разоружения. В принятой в начале 1970-х годов стратегии «реалистического устрашения» все идеи Р. Макнамары были сохранены и развиты. Появилось обоснование важности привлечения ресурсов союзников США, расширялся спектр возможных военных угроз в отношении их противников: от скрытой поддержки и демонстрации силы до прямой военной интервенции. Особо выделялось значение фактора внезапности и средств его обеспечения.

В 1987 году президент США Р. Рейган сообщил о разработке новой концепции, получившей название «стратегия конкуренции», определившей основные направления американского военного строительства до конца прошлого века. Будучи сотрудником военно-политического сектора Международного отдела ЦК КПСС, один из авторов этих строк участвовал в подготовке докладной записки «на верха», раскрывавшей основное содержание указанной концепции. Материал готовился, естественно, с использованием информационных возможностей всех ведомств страны.

В записке, в частности, дословно говорилось следующее:

«Ключевая роль отводится технологиям, использование которых должно обеспечить создание роботизированной военной техники, наделённой «искусственным интеллектом». Предусматриваются также дальнейшие работы по формированию единых систем управления, связи и разведки (так называемые программы «си-куб-ай»). Считается, что совокупность этих мер позволит выйти на качественно новый уровень эффективности вооружённой борьбы, свести к минимуму непосредственное участие в ней человека.

В соответствии со «стратегией конкуренции» наивысший приоритет получают те системы оружия, которые отличаются особой точностью и трудностью для обнаружения. К таким системам, в частности, относят крылатые ракеты морского и воздушного базирования (для нанесения ударов с рубежей, недоступных для средств обороны противника), самолёты, выполненные по технологии «стелс» (стратегические и тактические), беспилотные средства поражения (в том числе для ударов по РЛС), разведывательно-ударные комплексы (для уничтожения групповых бронетанковых целей в глубине обороны противника).

Разрабатываемая концепция ориентирована, прежде всего, на неядерный конфликт. Её авторы исходят из того, что в силу своей высокой эффективности, определяемой сочетанием большой мощности, точности и скрытности, перспективные обычные вооружения будут способны решать практически все боевые задачи, включая стратегические».

Реализация перечисленных установок, сформулированных ещё во времена Рейгана, позволила американцам спустя примерно 15 лет перейти к реализации упомянутой В.В. Путиным концепции обезоруживающего мгновенного глобального удара (ОМГУ). Эта концепция была утверждена президентом США 18 января 2003 года. С этого момента стратегические ядерные силы (СЯС) России фактически перешли в разряд приоритетных объектов для удара американских неядерных высокоточных средств.

Ударные вооружения, отвечающие требованиям ОМГУ, в течение десятилетий планомерно разрабатывались в США, причём многие из них настойчиво и последовательно выводились американской стороной из-под каких-либо ограничений по международным разоруженческим договорам. Это — крылатые ракеты морского и воздушного базирования, число которых уже сейчас доходит до нескольких тысяч (возможно, десятков тысяч) единиц. На подходе — ударные гиперзвуковые беспилотные летательные аппараты (со скоростью до 6 тыс. км/час), масштабное боевое развёртывание которых намечено на 2020-е годы. Свою роль в этом сценарии могут сыграть и межконтинентальные баллистические ракеты в неядерном оснащении.

Очевидно, что появление новой американской концепции первого удара требует адекватной реакции с нашей стороны, прежде всего, внесения столь же принципиальных, концептуальных корректив в отечественные программы модернизации СЯС. Однако, судя по всему, каких-либо изменений в долгосрочные планы создания новых стратегических вооружений пока ещё не вносится.

Думается, мы стоим на пороге признания необходимости глубокой реформы принципов формирования отечественной ядерной триады сдерживания. Приоритет должны получить системы СЯС:

— во-первых, имеющие высокую скрытность и защищённость от обнаружения извне;

— во-вторых, обеспечивающие максимальное рассредоточение ударных ядерных боеприпасов по принципу одна платформа (носитель) оснащается предельно ограниченным числом боеприпасов;

— в-третьих, иметь способность непрерывного маневрирования на больших пространствах.

Всё перечисленное призвано максимально сузить возможности противника по выявлению, отслеживанию, надёжному наведению и гарантированному поражению отечественных СЯС — иными словами, радикально повысить степень неопределённости управления для ударных средств нападения США.

Суммируя сказанное, следует признать важнейшее значение научно-стратегического анализа в разработке перспектив военно-промышленной сферы в современных условиях.

Но, формируя новый облик наших Вооружённых сил, ни в коем случае нельзя забывать и о силах общего назначения. Именно им принадлежит ключевая роль в большинстве перспективных конфликтов XXI века. Тех, которые принято называть «войнами малой интенсивности».

Применительно к России в условиях будущих и нынешних вооружённых конфликтов только дивизии, в их обновлённой, новой структуре, способны выполнить поставленные задачи. Это основа Сухопутных войск, основа их мобилизационной готовности и способности в любых условиях выполнить задачи по отражению любой агрессии. Ни США, ни Китай, как основные страны современного мира, имеющие самые мощные вооружённые силы, не отказались от дивизионных структур. А на Европу, в которой некоторые государства отказываются даже от танков, равняться — себя не уважать.

Таким образом, воссоздав свои Сухопутные войска, Россия получит тот инструмент сдерживания, который не позволит просто так развязать вооружённый конфликт или войну на границах страны или против её союзников. Главное командование Сухопутных войск должно получить систему управления, систему разведки, основанную на возможностях соединений и частей, входящих в его структуру, и систему поражения, включающую средства поражения (артиллерия, АА, ракетные войска) и средства уничтожения, удержания, захвата (обновлённые дивизии и полки).

Вооружённые силы России в своём составе имеют кроме основных видов Вооружённых сил ещё и комплекс родов войск и специальных войск. Останавливаться на всех не представляется возможным, но первоочередные меры, которые, на наш взгляд, необходимо срочно предпринять, рассмотреть необходимо. Эти выводы сделаны на основе анализа развития складывающейся обстановки, угрозы развязывания, возможного расширения уже существующих конфликтов и угрозы их перерастания в более крупные вооружённые столкновения и войны.

Уже давно назрела необходимость создания полноценного командования Сил специальных операций и подчинение ССО непосредственно Президенту РФ через министра обороны РФ. Это вызвано ограниченностью сроков реализации, исключительной важностью и первоочерёдностью выполнения необходимых мероприятий. Задачи и состав сил и средств, выделенных в состав командования ССО на постоянной основе, определяются отдельно. Здесь можно сказать, что в их состав должны войти части и соединения от всех видов и родов войск ВС.

Не может не радовать то, что на регулярной основе начали проводиться внезапные учения. В войсках прошло более 170 крупномасштабных учений, включая командно-штабные и специальные учения, тактические учения с боевой стрельбой, которые, в свою очередь, позволили дать объективную оценку состоянию войск и их способности действовать по предназначению. В том числе проведённые учения позволили открыть глаза на неэффективность аутсорсинга.

Принято решение вернуть в армию офицеров, имеющих боевой опыт. Так, например, восстановлен на службе бывший командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковник Сергей Макаров, отправленный в отставку прежним министром обороны Сердюковым после конфликта с Грузией в августе 2008 года. Кроме того, заказ на подготовку кадровых офицеров будет увеличен и составит в 2013-2014 гг. более 15 тысяч человек. Таким образом, количество курсантов и слушателей военных учебных заведений вернётся к уровню, который был до начала реформы Сердюкова.

Изучив практику формирования, подготовки и применения Сил специальных операций ведущих государств мира, руководство Минобороны также приступило к созданию российских Сил специальных операций. Уже сформировано соответствующее командование, разработан комплект руководящих документов, определяющих направления развития, способы подготовки и применения этих сил.

Однако есть и недостатки. Собственно, то, что пока не сделали, не исправили или попросту на что пока не обратили внимания.

Например, по сей день спутниковая связь в армии — это удел генералитета. Рядовой и командный состав воинских частей и подразделений по-прежнему лишён возможности получать команды боевого управления непосредственно со спутника. Да что говорить, даже в аппаратной части ЕСУ ТЗ просто не заложена такая возможность.

Собственно, и со спутниковой связью у нас не всё в порядке. Есть ещё что совершенствовать и куда развиваться.

В настоящий момент пропускная способность телекоммуникационного спутника, имеющегося у России, за редким исключением, не превышает 45 Гбит/с, что в лучшем случае может обеспечить каналом цифровой связи порядка 300–350 тыс. абонентов. Этого явно недостаточно для создания системы управления войсками на основе концепции "BattleNet". Для того чтобы данная концепция перестала быть фантастикой и стала естественной реальностью, которую в качестве повседневной обыденности используют части, подразделения, штабы и отдельные военнослужащие ВС РФ, спутниковая группировка должна обеспечивать одновременное обслуживание порядка 30 млн абонентов, а для этого совокупная пропускная способность спутниковых каналов связи должна увеличиться не менее чем в 70 раз. А если учесть, что в настоящий момент на орбитах нет ни одного чисто военного телекоммуникационного спутника, то трудно говорить о том, что наша армия готова к ведению боевых действий в формате войн 5–6-го поколения.

Сегодня, благодаря энергичным усилиям Президента России Владимира Путина, созданы исключительные условия для проведения действительно эффективной военной реформы, которая сделает нашу армию надёжным гарантом безопасности страны в XXI веке. И цели этой реформы предельно ясны. Мы исходим из того, что Вооружённые силы России должны быть:

— надёжным щитом от угрозы военной агрессии, и для этого их нужно строить не на основе «экономически обоснованного» военного бюджета, а на основе целостной доктрины национальной безопасности, в которой определён весь спектр существующих и перспективных угроз, а также пути их отражения и нейтрализации (как следствие бюджет безопасности России, включая расходы на оборону, должен формироваться исходя из реальной потребности по приоритетам этих угроз, а не втискиваться в некие «правильные», но не имеющие никакого отношения к реальности пропорции);

— неотъемлемым силовым элементом российской политики, наличие и совершенство которого вынудит любого вероятного противника считаться с позицией России и учитывать её интересы. Мы должны быть готовы не только отгородиться от мира частоколом ядерных ракет, но и иметь возможность обеспечивать свои национальные интересы в любых ключевых для нас регионах.

Вслед за императором Александром III мы хотим повторить: «Во всём свете у нас только два верных союзника: наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас».