Новая сила на востоке
Шамиль Султанов
Всю прошедшую неделю Ирак, который, казалось бы, за последнее десятилетие привык ко всему, сотрясали поразительные события. Буквально за несколько дней «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), начав стремительное наступление на северо-востоке страны, взяло под свой контроль почти двадцать процентов иракской территории. Среди захваченных городов оказались Мосул – второй по численности город в Ираке, Тикрит – родина Саддама Хусейна, Самарра – библейский город в ста двадцати километрах от Багдада и другие.
Мосул с населением в два миллиона человек перешел под контроль вооруженных формирований ИГИЛ буквально за тридцать часов. Из более чем миллионной иракской армии в Мосуле были размещены на постоянной основе 52 тысячи солдат и офицеров. Но фактически никаких военных действий и не было: полторы тысячи боевиков не встретили какого-либо сопротивления, поскольку гарнизон просто разбежался. Количество беженцев из захваченного Мосула к воскресенью составило почти полмиллиона человек.
«Исламское государство Ирака и Леванта» – одна из наиболее радикальных суннитских организаций на нынешнем Ближнем Востоке. Некоторые западные эксперты относят ее к числу не только террористических организаций, но и наиболее заметных экстремистских такфиристских военно-политических механизмов в регионе. Но сразу надо отметить, что известные иракские суннитские богословы ИГИЛ террористической организацией не считают, указывая на ее «национально-освободительный характер».
Суннит как много в этом слове…
Исторически отношения между «Аль-Каидой» и «ИГИЛ» складывались достаточно сложно и противоречиво. «Исламское государство Ирака и Леванта» возникло изначально не как региональное подразделение «Аль-Каиды», а в качестве автохтонной радикальной суннитской структуры в Ираке, как реакция значительной части суннитского меньшинства на американскую военную интервенцию и уничтожение иракской государственности. В Сирии руководство «Аль-Каиды», которое по-прежнему сохраняет конфиденциальные связи с некоторыми спецслужбами Великобритании и США, прямо сделало ставку на «Джибхат-ан-Нусра» как на свое сирийское подразделение, противопоставив ее ИГИЛ. Дело доходило даже до прямых вооруженных столкновений между ними.
Сама же ИГИЛ считает себя не организацией, а протогосударственной структурой, постепенно разворачивающейся в полноценное исламское государство. Поэтому она сразу же, после установления контроля над большей частью северо-восточных провинций, ликвидировала несколько пограничных контрольно-пропускных пунктов на иракско-сирийской границе, чтобы формально консолидировать территории, контролируемые ИГИЛ в Сирии и Ираке.
Сенсационные изменения, которые произошли и продолжают происходить в Ираке, могут быть в полной мере поняты и объяснены только с учетом некоторых ключевых, но подспудных факторов.
Что происходит в Ираке?
Во-первых, надо констатировать, что процесс консолидации суннитского меньшинства на фоне этих происходящих событий вышел на качественно новый уровень. Суннитская элита не только сохранилась в стране, но и явно превращается в одного из важнейших игроков на иракской политической арене.
При Саддаме Хусейне такая элита представляла собой довольно сложное образование. Ее ядро составляли племенные вожди основных 18 племен. В эту суннитскую элиту входили влиятельные представители руководства БААС, армии, всех восьми иракских спецслужб саддамовского режима, государственных корпораций.
Судя по военно-силовому профессионализму ИГИЛ, проявленному и в Сирии, и в Ираке, прослойка бывших кадровых офицеров армии и спецслужб по-прежнему здесь весьма существенна. Понятно также, что они сохраняют тесные связи со своими коллегами и в нынешней иракской армии, и в специальных силовых структурах. Это одна из главных причин, но не единственная, почему армия фактически не сопротивлялась наступлению ИГИЛ.
Во-вторых, почему эти события начались именно сейчас. Прошедшие недавно выборы в стране ознаменовались новыми скандалами, сопровождающими «победу» премьера аль-Малики. Дело в том, что эта укрепляющаяся суннитская элита вновь и в более острых формах столкнулась с прямой политической дискриминацией.
Как известно, сам аль-Малики – это согласованная между Вашингтоном и Тегераном фигура, претендующая, при поддержке иранцев и американцев, вот уже сколько лет на звание «сильного человека Ирака». В контексте грядущего окончательного вывода американских войск и соответственно усиления шиитского влияния суннитская элита оказалась фактически загнанной в угол.
Без системной поддержки всей этой суннитской элиты ИГИЛ не смогло бы добиться таких военно-силовых успехов.
Мосул пал, а кто поднялся
В-третьих, в Ираке на самом деле происходит бурный процесс радикализации исламского политического фактора не только на уровне отдельных военно-политических экстремистских организаций, но и на уровне масштабного сегмента всего иракского населения. И ключевым компонентом такой радикализации оказывается то, что идеологическая платформа ИГИЛ становится все более привлекательной для миллионов иракцев. И это, кстати, очень интересно, если вспомнить, что одним из наиболее важных императивов баасистской идеологии было требование объединения Сирии и Ирака.
В-четвертых, фантастическое по результативности наступление ИГИЛ продемонстрировало тупиковость развития нынешней «иракской государственности», фактически курируемой Вашингтоном и Тегераном. Оказалось, что неэффективный режим аль-Малики отнюдь не может претендовать на ореол нового иракского государства. И дело даже не в огромных масштабах нынешней коррупции, не в искусственности властных институтов, непрекращающейся борьбе за власть на разных уровнях и т.д.
Ирак – это великая страна, по крайней мере, по арабским меркам. И это не только самоидентификация иракского народа, но и исторически реальный факт. Страна не сможет сохранить свою территориальную целостность, не сможет реально выжить, если не будет выработана некая долгосрочная альтернатива баасизму, собственная идеология, собственная стратегия. Аль-Малики оказался слишком мелковат для решения этих задач, а вот ИГИЛ предложило свой альтернативный проект.
В-пятых, то, что происходит сегодня в Ираке, оказалось неожиданным и для Вашингтона, и для Тегерана, и для Анкары, и для Москвы. В значительной степени это уже спутало карты многим игрокам и повлияло на реализуемые здесь проекты. Иначе говоря, на иракском примере можно в очередной раз говорить об усилении стратегической неопределенности в мире.
Например, Вашингтону наверняка придется отказаться от такого компонента своей ближневосточной политики, как «Сунниты и так никуда не денутся».
В Багдаде все?
Каковы предварительные выводы «иракского синдрома»? С какими новыми рисками придется столкнуться?
Во-первых, объективно начался новый этап дестабилизации Ирака, в рамках которого межконфессиональное обострение отношений между суннитами и шиитами неизбежно.
Во-вторых, то, что сегодня происходит в Ираке – это специфическая форма революционного процесса, который угрожает практически всем значимым участникам в регионе – США, Ирану, России, Саудии, Турции, Сирии, странам Залива, Иордании и т.д.
В-третьих, ИГИЛ постепенно становится по-настоящему региональной силой, влиятельным региональным фактором, просто уничтожить который военными средствами уже невозможно. Это, кстати, ключевая причина, почему Вашингтон отказался помогать своими вооруженными силами нынешнему иракскому режиму, когда аль-Малики обратился с такой просьбой еще несколько недель назад.
В-четвертых, ставка США и ИРИ на аль-Малики как на «сильного человека» оказалась битой. Несмотря на победу на выборах, он в любом случае будет заменен в ближайшие два-три месяца.
В-пятых, нынешние иракские события демонстрируют растущую значимость идеологического фактора в региональных событиях на Ближнем Востоке, включая потенциальные метаморфозы исламского политического проекта.
Слово без границ 16.06.2014
