Заседание ИДК по приднестровской проблеме.
26.11.2011
Заседание ИДК: Глава МИД Приднестровья призвал Россию не "раскачивать лодку" и вместе строить Евразийский союз
Институт динамического консерватизма 24 ноября провел заседание на тему "Приднестровская проблема: история вопроса, современное положение, перспективы. Русский фактор и позиция РФ". На заседании свое видение сегодняшнего состояния переговорного процесса с Республикой Молдова, а также ситуации в самом Приднестровье и вокруг него изложил министр иностранных дел ПМР Владимир Ястребчак.
Отметив возросшую сложность нахождения взаимопонимания, министр указал на корни такого положения: за прошедшие со времени горячей фазы конфликта годы ни один из предпринимавшихся Тирасполем шагов навстречу позиции Кишинева, включая предложения о конфедеративном, а потом и федеративном устройстве общего государства, не вызвал встречного желания молдавской стороны искать компромисс. В результате стороны сегодня находятся на диаметрально противоположных позициях: унитарный характер государственного устройства (Кишинев) и независимость (Тирасполь). При этом приднестровское самоопределение в пользу создания независимого государства, как акцентировал Ястребчак, основывается на демократически выраженной в ходе нескольких всенародных референдумов воле всего населения Приднестровской Молдавской Республики, тогда как неоспоримые свидетельства того, что большинство населения Молдавии хочет объединения с Приднестровьем, отсутствуют.
Поддержав планы создания Евразийского союза, министр призвал Россию сохранить Приднестровье в качестве важного звена обеспечения своих политических, военных, экономических, культурно-информационных и других интересов в юго-восточной Европе и на европейском континенте в целом. Это, уверен Владимир Ястребчак, станет невозможным, если Россия будет стоять на позиции "объединения" Приднестровья с Молдавией, которая уже сделала исключающий такую возможность выбор в пользу евроатлантической интеграции. Как подчеркнул Ястребчак, России не следует забывать и об интересах проживающих в ПМР 160 тысяч российских граждан, а также о цивилизационном аспекте: Приднестровье, где за последние двадцать лет сформировалась своя приднестровская идентичность, является одним из немногих на пространстве бывшего СССР примеров того, как русский язык и русская культура служат основой для сосуществования и объединения нескольких народов.
Высказался министр и о непростой ситуации, которая складывается вокруг ПМР в контексте предстоящих там президентских выборов. Суть сказанного им сводилась к следующему: с учетом известных негативных изменений в сфере международной безопасности, на которые Россия вынуждена реагировать, на фоне нестабильности в Молдавии, процессов в других соседних странах и в самой Российской Федерации нет никакой жесткой надобности в том, чтобы конфигурация власти в Приднестровье менялась именно сейчас; если пытаться "раскачать лодку", нет гарантии, что в ней удастся удержаться.
Подводя итоги обсуждения, директор ИДК Виталий Аверьянов критически высказался о попытках навязать российскому общественному мнению и экспертному сообществу мысль о возможности за счет "компромисса" по Приднестровью удержать Республику Молдова в поле СНГ или в поле российского влияния. Это, по его словам, риторика для тех, кто либо не понимает, что происходит, либо хочет обманывать себя и других. Одной из существенных задач состоявшегося заседания и мероприятий, которые будут осуществляться в развитие достигнутого на нем взаимопонимания, Аверьянов назвал прорыв существующего дискурсивного паралича вокруг Приднестровья с целью донести до общественности, до премьер-министра России Владимира Путина информацию о том, как реально там сейчас обстоят дела.
Корень неспособности услышать и понять правду о Приднестровье Виталий Аверьянов видит в "смысловой и политической развилке, обозначенной в самой идее Евразийского союза как нового образования, которое будет способствовать более эффективному продвижению в Европу". "На мой политический и историософский взгляд, — сказал директор ИДК, — здесь либо присутствует недопонимание, либо некое умолчание. Умолчание о том, что в Европу в таком качестве двигаться нельзя: если Евразия начнет двигаться в Европу, то она просто "закатает" Европу. Евразийский союз может и должен двигаться не в Европу, а в мировую систему, действительно более эффективно представляя в этой системе каждого своего малого субъекта. Наша задача — как можно более громко говорить об этом".
Свое мнение о причинах возникновения и современном состоянии приднестровской проблемы, ситуации в переговорном процессе, международных прецедентах в подходах к самоопределившимся государствам, о ПМР как цивилизационном явлении высказали также заместитель министра иностранных дел ПМР Виталий Игнатьев, директор Института истории, государства и права Приднестровского государственного университета Илья Галинский, а из российских участников — эксперты ИДК Михаил Демурин, Борис Виноградов, Максим Калашников, Константин Черемных, общественный деятель, чрезвычайный и полномочный посол Валентин Фалин, сопредседатель Межрегионального общественного движения "Народный собор" Владимир Хомяков, старший научный сотрудник Института славяноведения и балканистики РАН Олег Неменский, исполнительный секретарь Международного комитета инициативы "Интернациональная Россия" Роман Газенко, главный редактор журнала "Балтийский мир" Дмитрий Кондрашов, кинодокументалист Борис Костенко, культуролог Александр Семенюк, шеф-редактор Западной редакции ИА REGNUM Сергей Колеров. Их выступления будут в ближайшее время опубликованы ИА REGNUM.
28.11.2011
Глава МИД ПМР: Приднестровье должно оставаться важным звеном в системе российской безопасности
ИА REGNUM публикует полный текст выступления министра иностранных дел Приднестровской Молдавской Республики Владимира Ястребчака на состоявшемся 24 ноября в Институте динамического консерватизма заседании на тему "Приднестровская проблема: история вопроса, современное положение, перспективы. Русский фактор и позиция РФ".
Уважаемые коллеги! Прежде всего, хочу поблагодарить за приглашение и предоставленную возможность обозначить нашу позицию по достаточно широкому кругу вопросов, которые касаются актуальных проблем как для Приднестровской Молдавской Республики, так и, полагаю, для Российской Федерации, которая имеет свои интересы в нашем регионе и в более широком контексте. Без понимания этой взаимосвязи, безусловно, очень сложно увидеть, в чем эти интересы могли бы состоять и, что гораздо важнее, как они могли бы быть реализованы в интересах и Приднестровья, и Российской Федерации.
Когда мы говорим об истории сложившейся ситуации, очень важно понимать, что ее истоки никоим образом не сводятся к периоду распада Советского Союза, то есть к 1989, 1990 и 1991 годам. Основы конфликта закладывались гораздо раньше, и, на мой взгляд, это было частью той национально-государственной политики в Советском Союзе, которая предполагала создание некоторых, скажем так, "взрывоопасных точек", напряжение в которых потом регулировалось бы вмешательством союзного центра. В ситуации с Приднестровьем жесткого национального фактора не было, но при образовании Молдавской Советской Социалистической Республики в составе Советского Союза из различных составных частей — нынешней территории Приднестровья и Бессарабии — уже закладывались те противоречия, которые не могли не проявиться с ослаблением союзной власти.
К числу таких противоречий, конечно, стоит отнести и противоречия национальные, хотя, по наиболее расхожей идее, молдо-приднестровский конфликт не является межнациональным. Отчасти да, он таким не является, поскольку и в Республике Молдова, и в Приднестровской Молдавской Республике живут одни и те же этнические группы. Вопрос, однако, в процентном соотношении: если в Республике Молдова есть титульная нация, то в Приднестровской Молдавской Республике основные этнические группы — русские, украинцы и молдаване — представлены примерно поровну, и именно это способствовало формированию приднестровской идентичности, то есть того, что мы называем приднестровским народом. Это дает нам основание говорить о том, что конфликт имеет и национальную составляющую. По крайней мере, это конфликт между государственным образованием, где есть титульная нация, и государственным образованием, где титульной нации нет.
Кроме того, противоречия закреплялись в экономической сфере, поскольку при 17% населения в Приднестровье было сосредоточено порядка 40% промышленности бывшей Молдавской ССР, причем речь идет не о сельхозобрабатывающей промышленности, а о таких отраслях как машиностроение и металлообработка. Это предопределяло достаточно большой удельный вес городского населения и, соответственно, привлечение в качестве специалистов представителей других национальностей. Кроме того, на протяжении всего периода советской истории Приднестровье было донорским регионом для всей Молдавской ССР, и за счет этого социально-экономические проекты по развитию городов Тирасполь, Бендеры, Рыбница тормозились для того, чтобы основные средства вкладывались в Кишинев, другие города Советской Молдавии. Все это, естественно, замечалось населением, но, так как существовало союзное государство СССР, смягчалось решениями центра. Естественно, как только центральная власть начала ослабевать и возникли другие процессы, которые получили такое название как "национальное возрождение", все эти вещи, конечно, стали проявляться.
Неслучайно отправной точкой для перехода конфликта в открытую фазу стал вопрос о языках: в Молдавской ССР был принят закон о государственном языке и им стал только молдавский язык, причем на основе латинской графики, чуждой молдавскому языку, который возникал и развивался на основе кириллической графики. Одновременно начались увольнения по национальному признаку. Все это не могло не вызвать противодействия в Приднестровье.
Не вдаваясь слишком глубоко в исторический аспект конфликта, могу лишь сказать, что ни одно из этих противоречий не было преодолено. Более того, с учетом тех событий, которые произошли, эти противоречия лишь усугубились. Наверное, водоразделом стал 1992 год, хотя люди гибли и до этого. События 1992 года, вооруженный конфликт, агрессия (по-другому мы это охарактеризовать не можем, потому что защитники Приднестровья, мирные жители гибли на нашей территории) — все это привело к тому, что процесс формирования институтов государственной власти Приднестровья стал необратимым. Отдельно хочу прокомментировать тезис о том, что мы изначально были сепаратистами. Наши органы государственной власти и основные силовые структуры стали формироваться в 1992 году, уже после того, как начались боевые действия. Например, министерство безопасности было сформировано в мае 1992 года, то есть спустя три месяца после начала открытой фазы вооруженного противостояния. Министерство иностранных дел (тогда — Управление внешних связей) появилось 1 июля 1992 года. Таможенные органы были созданы вообще в октябре 1992 года, то есть после прекращения боевых действий. Все это говорит о том, что мы старались найти пути и решения, которые могли бы позволить продолжать сосуществовать в мирных рамках, в тех рамках, которые можно было бы сохранить после распада Советского Союза. Пролившаяся кровь, однако, сделала эти процессы, наверное, необратимыми.
Забегая немного вперед, могу сказать, что, с политической точки зрения, точкой невозврата стал 2003 год. Буквально в эти дни восемь лет назад тогдашний президент Республики Молдова отказался подписать известный "Меморандум Козака", который на тот момент был очень хорошо, тщательно проработанной юридической моделью, но не устроил, прежде всего, западных партнеров, у которых нашлись более веские аргументы. Тем не менее, после 1992 года начался процесс поиска того устойчивого решения, которое могло бы устроить население и в Республике Молдова, и в Приднестровской Молдавской Республике, стать приемлемым в более широком контексте. Так получилось, что внимание к нам приковано не только со стороны нашего населения, но со стороны и России, и Украины, и известных международных структур, и внимание это только нарастает.
Именно поэтому с 1994 года был начат переговорный процесс между Приднестровской Молдавской Республикой и Республикой Молдова на уровне руководителей государств. Тогда, в 1994 году, был подписан первый документ переговорного процесса — совместное заявление двух руководителей. Правда, еще до этого, в 1993 году, коллеги из ОБСЕ зафиксировали, что, по мнению этой авторитетной структуры (ее авторитет, правда, в последнее время несколько пошатнулся), урегулирование конфликта не может быть достигнуто ни в рамках унитарного государства, ни в рамках независимости Приднестровья, и это, естественно, предполагает поиск компромисса. И вот в течение этого продолжительного времени мы пытались и пытаемся найти этот компромисс, пытаемся понять, в чем же он состоит. За этот период нашей стороной предлагалось достаточно много моделей урегулирования. Требования Приднестровья начинались всего-то со свободной экономической зоны и, проявив политическую мудрость и ответственность, достаточно легко было найти решения, которые обеспечивали бы минимальный уровень экономической самостоятельности и при этом сосуществование в рамках какой-то общности. Затем речь шла о конфедерации (это предложение было сделано еще в 1993 году), а в 2003 году — об упоминавшемся федеративном проекте. К сожалению, ни разу мы не встретили понимания в отношении наших инициатив со стороны официального Кишинева. Наша готовность договариваться, наша готовность искать компромисс неизменно воспринималась как то, что мы подвержены или можем быть подвержены внешнему давлению, как то, что свидетельствует о нашей слабости.
Тем не менее, в настоящее время переговорный процесс ведется, хотя то, что происходит, я бы назвал даже не ходьбой на месте, а прыжками на месте, чтобы, раскачавшись, сделать какой-то шаг вперед. Надо, однако, отдавать себе отчет, что к настоящему моменту мы подошли к ситуации, когда какие-то реальные подвижки возможны только в областях, которые позволяют избегать политизации. Это восстановление транспортного сообщения, решение вопросов взаимодействия правоохранительных органов. Все эти вещи на слуху, обсуждаются, по ним есть определенные подвижки, но все понимают, что говорить о политике, о политической составляющей урегулирования на данном этапе очень и очень сложно или даже невозможно, потому что исходные позиции сторон диаметрально противоположны: Республика Молдова говорит только об унитарном характере государственного устройства, а в Приднестровье говорят о независимости.
Думаю, вполне понятно, почему я, несмотря на должность, исхожу из этой точки зрения: оснований для позиции, которую высказывает приднестровская сторона, на мой взгляд, гораздо больше. Почему я так говорю? Потому, что все решения, которые принимались у нас на общегосударственном уровне, принимались путем всенародных референдумов. Таких референдумов было восемь. На этих референдумах независимость провозглашалась, на этих референдумах независимость подтверждалась. Референдумы проводились в соответствии с международными правилами и стандартами. Говорить о том, что в непризнанном государстве подтасовать можно все, что угодно, наверное, можно, но история приднестровских референдумов говорит об обратном. Когда народ принимал другое решение, оспорить его было невозможно. В частности, так было с референдумом по вопросу о частной собственности на землю: люди просто не поддержали то решение, за которое агитировала власть. Люди отклонили это решение, просто проголосовав ногами, не придя на избирательные участки. Поэтому наша история, история нашего демократического движения имеет достаточно солидный опыт и достаточно много позитивных примеров того, как, вообще, должна строиться жизнь народа и как этим народом должны приниматься решения.
Безусловно, мы понимаем, что к нашей тематике, к тому, как у нас проходят те или иные демократические процедуры, прежде всего, выборы и референдумы, приковано повышенное внимание. Если мы хотя бы на долю секунды позволим усомниться в том, что у нас все организовано и проводится на самом высоком уровне, естественно, что нас могут смять. Наша задача — не давать повода сомневаться, и поэтому нам, как и нашим коллегам в Абхазии и Южной Осетии, приходится быть готовым к дополнительным сложностям и трудностям. Например, у нас предусмотрено предоставление в избирательную комиссию нескольких тысяч подписных листов, и любой кандидат в президенты должен собственноручно подписать каждый подписной лист. На мой взгляд, это требование излишнее, но это требование существует для того, чтобы потом нельзя было оспаривать законность предоставленного подписного листа.
Что касается нынешней ситуации вокруг переговорного процесса, то она, действительно, непростая. Дело в том, что относительно молдо-приднестровского конфликта существует много мифов и иллюзий. Прежде всего, это кажущаяся легкость достижения урегулирования. Казалось бы, что делить, люди жили сорок лет в одной стране, население состоит из примерно тех же самых этнических групп, люди достаточно свободно ездят друг к другу… Подчеркну, что эта легкость достаточно условная и эфемерная, и с этим пониманием сталкиваются все, кто приезжает к нам и начинает достаточно серьезно заниматься ситуацией. Есть много экономических интересов, есть много политических интересов, и, в конце концов, выросли целые поколения, которые живут в разных системах ценностных и политических координат.
Возьмем образование. Если в Приднестровье сохранены основополагающие принципы советского образования и в целом приднестровская образовательная система ориентирована на Российскую Федерацию, то в Республике Молдова образовательная система иная, в основе своей — румынская, а элита там проходит постоянную подготовку в Румынии. На этот год Молдавии румынами было выделено порядка 5000 бюджетных мест против 100 — 150 мест для абитуриентов из Приднестровья в вузах России, выделение которых нам преподносится как большой успех и достижение. Но, в конце концов, именно так формируется элита государства, его будущий выбор, само это будущее. Хотелось бы, конечно, чтобы такое сотрудничество развивалось активнее.
Скажу и несколько слов о российских интересах в Приднестровье. Сейчас эта тема особенно актуальна. С точки зрения представителя Приднестровья я бы разделил их на две части. Первая часть позитивная; вторая — негативная.
Позитивная часть — это, прежде всего, политические интересы Российской Федерации, это международные интересы РФ, это гуманитарные интересы России (в Приднестровье проживает порядка 160 тыс. граждан России) и это экономические интересы, так как основные предприятия Приднестровья принадлежат российскому бизнесу, российским собственникам. Крайне выгодное географическое расположение этих предприятий, то есть близость к Европе, и возможность получать источники энергии по весьма и весьма благоприятным ценам, — все это предопределяет то, что Россия имеет островок своего экспортного влияния в непосредственной близости от европейских границ, а по сути дела — в самой Европе. Мы считаем, что в интересах Российской Федерации было бы укреплять эту, если хотите, витрину российского присутствия: показывать, как живут те, кто не на словах, а на деле демонстрирует свою лояльность России из года в год, из десятилетия в десятилетие.
Наконец, есть пример успешной миротворческой операции, которая продолжается более 19 лет и показывает, что именно под российской эгидой миротворчество является успешным и люди не гибнут.
В свете недавних высказываний российского руководства я считаю, что потенциал Приднестровья может быть использован и в сфере военно-политического сотрудничества. Ведь у нас на протяжении длительного времени стоял и сейчас стоит мощнейший радиоретрансляционный комплекс "Маяк", который также сейчас входит в один из российских вещательных холдингов, и на котором (это не бог весть какой секрет) на протяжении длительного времени после распада союза стояло радиоподавляющее оборудование. Не думаю, что слишком проблематично было бы восстановить этот комплекс для тех целей, которые актуальны для обеспечения российской безопасности.
Другими словами, Приднестровье могло бы и — это не вызывает сомнений у всех здравомыслящих людей — должно оставаться важным звеном в системе обеспечения российской безопасности, как внешней, так и внутренней.
Мы были рады услышать важные и амбициозные планы по созданию Евразийского союза. Эту проблему надо рассматривать не только под углом того, как важно развивать это направление, но и под тем углом зрения, что шаги в этом направлении, естественно, вызовут противодействие со стороны тех, кто будет создавать какие-то альянсы в противовес этому союзу. Сильное Приднестровье как раз могло бы противодействовать таким планам.
Наконец, Приднестровье, на мой взгляд, — один из очень немногих примеров того, как российская культура, русский язык становятся основой для сосуществования нескольких народов. Мы говорим о появлении приднестровской идентичности и мирном сосуществовании различных этнических групп, но каждая из них развивается и чувствует себя частью русской, российской культуры, и говорит и думает на русском языке. На мой взгляд, пример такого культурного и языкового единения вполне востребован сегодня и в Российской Федерации.
Теперь о том, что касается негативной составляющей вопроса о российских интересах. Мы понимаем позицию российского государства относительно того, что принцип территориальной целостности является в нашей ситуации одним из основополагающих. Подтверждение этому прозвучало буквально позавчера в Кишиневе из уст господина Лаврова. Приятно ли нам это слышать? Конечно, неприятно, но это позиция Российской Федерации, и мы с уважением к этому относимся. Это, однако, вовсе не значит, что здесь наши позиции и интересы совпадают. Мы понимаем, откуда происходят эти интересы, потому что аналогичную позицию мы слышим и из Украины: нельзя открывать "ящик Пандоры" и нельзя еще дальше содействовать дроблению государств; если это сделать, то примутся за Россию или за Украину. Украинские коллеги, когда говоришь им о необходимости развития более тесных контактов с Приднестровьем, всегда при этом показывают на Крым. Мы также понимаем, что в Российской Федерации хотели бы показать альтернативность тем сценариям, которые были осуществлены в Косово, в Абхазии и в Южной Осетии — показать договороспособность, показать другую Россию, показать, что каждый случай уникален.
Наконец, мы понимаем, что Российская Федерация — это не просто региональный, а общемировой игрок и островок в лице маленького Приднестровья не так интересен, как более широкие геополитические конструкции в лице, к примеру, "всей Молдовы" — нейтральной, дружественной Молдовы. Только возникает вопрос: что изменилось с того же 2003 года и насколько усилилось российское присутствие в Молдове? Ведь тогда по щелчку, по окрику вашингтонского или брюссельского "обкома" Воронин, на каждом углу кричавший о своей лояльности, отказался от подписания уже парафированного меморандума и отправил восвояси первую группу лиц, которые должны были сопровождать Владимира Путина! Российское присутствие в Молдове с тех пор усилилось? В Республике Молдова пришли к власти пророссийские партии, и теперь все может быть реализовано? Русский язык стал вторым государственным? Или что-то еще поменялось?
Ситуация, наоборот, ухудшилась и, на мой взгляд, стала необратимой. К власти в Молдове пришла молодежь. В Приднестровье это не совсем так, но, если говорить о таких, как я, то я школу закончил в 1996 году. Подавляющему большинству моих сверстников не интересно, как будет строиться моя жизнь в объединенном государстве. У меня есть свое государство. Точно так же, думаю, размышляют и мои сверстники в Молдове. У Республики Молдова свой выбор: это евроатлантическая интеграция, и никакие слова о конституционном нейтралитете ни в коем случае не влияют на сотрудничество Молдовы с НАТО, которое в последнее время только активизируется. Никакие прагматичные подходы не заменят сохраняющегося членства в ГУАМ — это объединение мало кто сейчас вспоминает, но как резервный проект оно осталось. Поэтому говорить о "всей Молдове" и считать Приднестровье "якорем", на мой взгляд, можно было десять или восемь лет тому назад, а сейчас надо исходить из других реалий и видеть в Приднестровье не объект политики Российской Федерации, а субъект, с которым тоже надо считаться, учитывать его интересы, его мнение и позиции. В конце концов, этот субъект состоит из людей, многие из которых защищали и создавали это государство.
Очень надеемся на то, что здравый смысл возобладает и та очень не простая политическая ситуация, которая сейчас складывается вокруг Приднестровья, в том числе и в контексте предстоящих президентских выборов, будет здесь воспринята с правильной точки зрения: все надо делать в свое время и адекватным образом. Нет никакой жесткой надобности в том, чтобы конфигурация власти в Приднестровье менялась именно сейчас на фоне и колоссальной нестабильности в Молдове, и процессов у наших соседей, и процессов в самой Российской Федерации. Нам всем надо на минутку остановиться — я имею в виду, руководству Приднестровья и нашим российским коллегам — и просто задуматься: "Зачем? Зачем сейчас? Что из этого получится?" Если пытаться раскачать лодку, нет гарантии, что в ней удастся удержаться. Это будет не убаюкиванием, а созданием возможности из этой лодки выпасть. Поэтому мы стараемся максимально сгладить те противоречия, которые существуют. Сегодня в Министерстве иностранных дел России я в очередной раз передал послание, адресованное российскому руководству. Будем надеяться, что здравый смысл все-таки возобладает.
30.11.2011
Борис Виноградов: Россия должна поддерживать Приднестровье стратегически
ИА REGNUM публикует полный текст выступления политика, члена Государственной думы IV созыва, экс-заместителя министра образования РФ Бориса Виноградова на состоявшемся 24 ноября в Институте динамического консерватизма заседании на тему "Приднестровская проблема: история вопроса, современное положение, перспективы. Русский фактор и позиция РФ".
Начну с нескольких слов об истории вопроса. Подтверждаю то, что очень точно сказал Владимир Ястребчак насчет точек дефекта структуры. В 1971 году в общежитии Белорусского политехнического института, где жили приехавшие на практику студенты с разных концов СССР, у меня возник конфликт со студентом Молдавского политехнического института. Когда этот "товарищ" заговорил о "Великой Румынии", конфликт дошел до мордобоя. Далее вспоминается 1991 год. Мой тесть, полковник, после выхода в отставку жил тогда в Кишиневе, в той части, которая называется Ботаника. В мае 1991 года он мне звонит и сообщает, что по району начали ходить молдавские ребята и предлагать за трехкомнатную квартиру 5 тыс. долларов. Иначе, говорят, порежем. Я договорился о встрече с заместителем председателя Верховного Совета Молдавии и прилетел в Кишинев. Этот зампредседателя был врач, в политике человек неопытный. Он мне ситуацию объяснил так: "Вы зна
