ПРИДНЕСТРОВСКАЯ ПРОБЛЕМА: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ, ПЕРСПЕКТИВЫ. РУССКИЙ ФАКТОР И ПОЗИЦИЯ РФ
Полная стенограмма заседания в Институте динамического консерватизма
24 ноября 2011 года
М.В.Демурин. Институт динамического консерватизма рад приветствовать наших сегодняшних гостей: министра иностранных дел Приднестровской Молдавской Республики Владимира Валерьевича Ястребчака, заместителя министра иностранных дел ПМР Виталия Викторовича Игнатьева и директора Института истории, государства и права Приднестровского государственного университета Илью Николаевича Галинского. Мы рады приветствовать всех, кто к нам присоединился сегодня для обсуждения этой, как представляется коллективу ИДК, более чем актуальной проблемы. Нам хотелось обстоятельно поговорить на эту тему, затронув и предысторию вопроса, и современное положение, и перспективы в контексте общей ситуации, которая сегодня складывается на пространстве Исторической России. Предоставляю слово нашим гостям.
В.В.Ястребчак. Уважаемые коллеги! Прежде всего, хочу поблагодарить за приглашение и предоставленную возможность обозначить нашу позицию по достаточно широкому кругу вопросов, которые касаются актуальных проблем как для Приднестровской Молдавской Республики, так и, полагаю, для Российской Федерации, которая имеет свои интересы в нашем регионе и в более широком контексте. Без понимания этой взаимосвязи, безусловно, очень сложно увидеть, в чем эти интересы могли бы состоять и, что гораздо важнее, как они могли бы быть реализованы в интересах и Приднестровья, и Российской Федерации.
Когда мы говорим об истории сложившейся ситуации, очень важно понимать, что ее истоки никоим образом не сводятся к периоду распада Советского Союза, то есть к 1989, 1990 и 1991 годам. Основы конфликта закладывались гораздо раньше, и, на мой взгляд, это было частью той национально-государственной политики в Советском Союзе, которая предполагала создание некоторых, скажем так, «взрывоопасных точек», напряжение в которых потом регулировалось бы вмешательством союзного центра. В ситуации с Приднестровьем жесткого национального фактора не было, но при образовании Молдавской Советской Социалистической Республики в составе Советского Союза из различных составных частей – нынешней территории Приднестровья и Бессарабии — уже закладывались те противоречия, которые не могли не проявиться с ослаблением союзной власти.
К числу таких противоречий, конечно, стоит отнести и противоречия национальные, хотя, по наиболее расхожей идее, молдо-приднестровский конфликт не является межнациональным. Отчасти да, он таким не является, поскольку и в Республике Молдова, и в Приднестровской Молдавской Республике живут одни и те же этнические группы. Вопрос, однако, в процентном соотношении: если в Республике Молдова есть титульная нация, то в Приднестровской Молдавской Республике основные этнические группы – русские, украинцы и молдаване – представлены примерно поровну, и именно это способствовало формированию приднестровской идентичности, то есть того, что мы называем приднестровским народом. Это дает нам основание говорить о том, что конфликт имеет и национальную составляющую. По крайней мере, это конфликт между государственным образованием, где есть титульная нация, и государственным образованием, где титульной нации нет.
Кроме того, противоречия закреплялись в экономической сфере, поскольку при 17 % населения в Приднестровье было сосредоточено порядка 40% промышленности бывшей Молдавской ССР, причем речь идет не о сельхозобрабатывающей промышленности, а о таких отраслях как машиностроение и металлообработка. Это предопределяло достаточно большой удельный вес городского населения и, соответственно, привлечение в качестве специалистов представителей других национальностей. Кроме того, на протяжении всего периода советской истории Приднестровье было донорским регионом для всей Молдавской ССР, и за счет этого социально-экономические проекты по развитию городов Тирасполь, Бендеры, Рыбница тормозились для того, чтобы основные средства вкладывались в Кишинев, другие города Советской Молдавии. Все это, естественно, замечалось населением, но, так как существовало союзное государство СССР, смягчалось решениями центра. Естественно, как только центральная власть начала ослабевать и возникли другие процессы, которые получили такое название как «национальное возрождение», все эти вещи, конечно, стали проявляться.
Неслучайно отправной точкой для перехода конфликта в открытую фазу стал вопрос о языках: в Молдавской ССР был принят закон о государственном языке и им стал только молдавский язык, причем на основе латинской графики, чуждой молдавскому языку, который возникал и развивался на основе кириллической графики. Одновременно начались увольнения по национальному признаку. Все это не могло не вызвать противодействия в Приднестровье.
Не вдаваясь слишком глубоко в исторический аспект конфликта, могу лишь сказать, что ни одно из этих противоречий не было преодолено. Более того, с учетом тех событий, которые произошли, эти противоречия лишь усугубились. Наверное, водоразделом стал 1992 год, хотя люди гибли и до этого. События 1992 года, вооруженный конфликт, агрессия (по-другому мы это охарактеризовать не можем, потому что защитники Приднестровья, мирные жители гибли на нашей территории) — все это привело к тому, что процесс формирования институтов государственной власти Приднестровья стал необратимым. Отдельно хочу прокомментировать тезис о том, что мы изначально были сепаратистами. Наши органы государственной власти и основные силовые структуры стали формироваться в 1992 году, уже после того, как начались боевые действия. Например, Министерство безопасности было сформировано в мае 1992 года, то есть спустя три месяца после начала открытой фазы вооруженного противостояния. Министерство иностранных дел (тогда – Управление внешних связей) появилось 1 июля 1992 года. Таможенные органы были созданы вообще в октябре 1992 года, то есть после прекращения боевых действий. Все это говорит о том, что мы старались найти пути и решения, которые могли бы позволить продолжать сосуществовать в мирных рамках, в тех рамках, которые можно было бы сохранить после распада Советского Союза. Пролившаяся кровь, однако, сделала эти процессы, наверное, необратимыми.
Забегая немного вперед, могу сказать, что, с политической точки зрения, точкой невозврата стал 2003 год. Буквально в эти дни восемь лет назад тогдашний президент Республики Молдова отказался подписать известный «Меморандум Козака», который на тот момент был очень хорошо, тщательно проработанной юридической моделью, но не устроил, прежде всего, западных партнеров, у которых нашлись более веские аргументы. Тем не менее, после 1992 года начался процесс поиска того устойчивого решения, которое могло бы устроить население и в Республике Молдова, и в Приднестровской Молдавской Республике, стать приемлемым в более широком контексте: так получилось, что внимание к нам приковано не только со стороны нашего населения, но и со стороны и России, и Украины, и известных международных структур, и внимание это только нарастает.
Именно поэтому с 1994 года был начат переговорный процесс между Приднестровской Молдавской Республикой и Республикой Молдова на уровне руководителей государств. Тогда, в 1994 году, был подписан первый документ переговорного процесса – совместное заявление двух руководителей. Правда, еще до этого, в 1993 году, коллеги из ОБСЕ зафиксировали, что, по мнению этой авторитетной структуры (ее авторитет, правда, в последнее время несколько пошатнулся), урегулирование конфликта не может быть достигнуто ни в рамках унитарного государства, ни в рамках независимости Приднестровья, и это, естественно, предполагает поиск компромисса. И вот в течение этого продолжительного времени мы пытались и пытаемся найти этот компромисс, пытаемся понять, в чем же он состоит. За этот период нашей стороной предлагалось достаточно много моделей урегулирования. Требования Приднестровья начинались всего-то со свободной экономической зоны и, проявив политическую мудрость и ответственность, достаточно легко было найти решения, которые обеспечивали бы минимальный уровень экономической самостоятельности и при этом сосуществование в рамках какой-то общности. Затем речь шла о конфедерации (это предложение было сделано еще в 1993 году), а в 2003 году — об упоминавшемся федеративном проекте. К сожалению, ни разу мы не встретили понимания в отношении наших инициатив о стороны официального Кишинева. Наша готовность договариваться, наша готовность искать компромисс неизменно воспринималась как то, что мы подвержены или можем быть подвержены внешнему давлению, как то, что свидетельствует о нашей слабости.
Тем не менее, в настоящее время переговорный процесс ведется, хотя то, что происходит, я бы назвал даже не ходьбой на месте, а прыжками на месте, чтобы, раскачавшись, сделать какой-то шаг вперед. Надо, однако, отдавать себе отчет, что к настоящему моменту мы подошли к ситуации, когда какие-то реальные подвижки возможны только в областях, которые позволяют избегать политизации. Это восстановление транспортного сообщения, решение вопросов взаимодействия правоохранительных органов. Все эти вещи на слуху, обсуждаются, по ним есть определенные подвижки, но все понимают, что говорить о политике, о политической составляющей урегулирования на данном этапе очень и очень сложно или даже невозможно, потому что исходные позиции сторон диаметрально противоположны: Республика Молдова говорит только об унитарном характере государственного устройства, а в Приднестровье говорят о независимости.
Думаю, вполне понятно, почему я, несмотря на должность, исхожу из этой точки зрения: оснований для позиции, которую высказывает приднестровская сторона, на мой взгляд, гораздо больше. Почему я так говорю? Потому, что все решения, которые принимались у нас на общегосударственном уровне, принимались путем всенародных референдумов. Таких референдумов было восемь. На этих референдумах независимость провозглашалась, на этих референдумах независимость подтверждалась. Референдумы проводились в соответствии с международными правилами и стандартами. Говорить о том, что в непризнанном государстве подтасовать можно все, что угодно, наверное, можно, но история приднестровских референдумов говорит об обратном. Когда народ принимал другое решение, оспорить его было невозможно. В частности, так было с референдумом по вопросу о частной собственности на землю: люди просто не поддержали то решение, за которое агитировала власть. Люди отклонили это решение, просто проголосовав ногами, не придя на избирательные участки. Поэтому наша история, история нашего демократического движения имеет достаточно солидный опыт и достаточно много позитивных примеров того, как, вообще, должна строиться жизнь народа и как этим народом должны приниматься решения.
Безусловно, мы понимаем, что к нашей тематике, к тому, как у нас проходят те или иные демократические процедуры, прежде всего выборы и референдумы, приковано повышенное внимание. Если мы хотя бы на долю секунды позволим усомниться в том, что у нас все организовано и проводится на само высоком уровне, естественно, что нас могут смять. Наша задача – не давать повода сомневаться, и поэтому нам, как и нашим коллегам в Абхазии и Южной Осетии, приходится быть готовым к дополнительным сложностям и трудностям. Например, у нас предусмотрено предоставление в избирательную комиссию нескольких тысяч подписных листов, и любой кандидат в президенты должен собственноручно подписать каждый подписной лист. На мой взгляд, это требование излишнее, но это требование существует для того, чтобы потом нельзя было оспаривать законность предоставленного подписного листа.
Что касается нынешней ситуации вокруг переговорного процесса, то она, действительно, непростая. Дело в том, что относительно молдо-приднестровского конфликта существует много мифов и иллюзий. Прежде всего, это кажущаяся легкость достижения урегулирования. Казалось бы, что делить, люди жили сорок лет в одной стране, население состоит из примерно тех же самых этнических групп, люди достаточно свободно ездят друг к другу… Подчеркну, что эта легкость достаточно условная и эфемерная, и с этим пониманием сталкиваются все, кто приезжает к нам и начинает достаточно серьезно заниматься ситуацией. Есть много экономических интересов, есть много политических интересов, и, в конце концов, выросли целые поколения, которые живут в разных системах ценностных и политических координат.
Возьмем образование. Если в Приднестровье сохранены основополагающие принципы советского образования и в целом приднестровская образовательная система ориентирована на Российскую Федерацию, то в Республике Молдова образовательная система иная, в основе своей румынская, а элита там проходит постоянную подготовку в Румынии. На этот год Молдавии румынами было выделено порядка 5000 бюджетных мест против 100 – 150 мест для абитуриентов из Приднестровья в вузах России, выделение которых нам преподносится как большой успех и достижение. Но, в конце концов, именно так формируется элита государства, его будущий выбор, само это будущее. Хотелось бы, конечно, чтобы такое сотрудничество развивалось активнее.
Скажу и несколько слов о российских интересах в Приднестровье. Сейчас эта тема особенно актуальна. С точки зрения представителя Приднестровья я бы разделил их на две части. Первая часть позитивная; вторая – негативная.
Позитивная часть – это, прежде всего, политические интересы Российской Федерации, это международные интересы РФ, это гуманитарные интересы России (в Приднестровье проживает порядка 160 тыс. граждан России) и это экономические интересы, так как основные предприятия Приднестровья принадлежат российскому бизнесу, российским собственникам. Крайне выгодное географическое расположение этих предприятий, то есть близость к Европе, и возможность получать источники энергии по весьма и весьма благоприятным ценам, — все это предопределяет то, что Россия имеет островок своего экспортного влияния в непосредственной близости от европейских границ, а по сути дела – в самой Европе. Мы считаем, что в интересах Российской Федерации было бы укреплять эту, если хотите, витрину российского присутствия: показывать, как живут те, кто не на словах, а на деле демонстрирует свою лояльность России из года в год, из десятилетия в десятилетие.
Наконец, есть пример успешной миротворческой операции, которая продолжается более 19 лет и показывает, что именно под российской эгидой миротворчество является успешным и люди не гибнут.
В свете недавних высказываний российского руководства я считаю, что потенциал Приднестровья может быть использован и в сфере военно-политического сотрудничества. Ведь у нас на протяжении длительного времени стоял и сейчас стоит мощнейший радиоретрансляционный комплекс «Маяк», который также сейчас входит в один из российских вещательных холдингов, и на котором (это не бог весть какой секрет) на протяжении длительного времени после распада союза стояло радиоподавляющее оборудование. Не думаю, что слишком проблематично было бы восстановить этот комплекс для тех целей, которые актуальны для обеспечения российской безопасности.
Другими словами, Приднестровье могло бы и – это не вызывает сомнений у всех здравомыслящих людей – должно оставаться важным звеном в системе обеспечения российской безопасности, как внешней, так и внутренней.
Мы были рады услышать важные и амбициозные планы по созданию Евразийского союза. Эту проблему надо рассматривать не только под углом того, как важно развивать это направление, но и под тем углом зрения, что шаги в этом направлении, естественно, вызовут противодействие со стороны тех, кто будет создавать какие-то альянсы в противовес этому союзу. Сильное Приднестровье как раз могло бы противодействовать таким планам.
Наконец, Приднестровье, на мой взгляд, – один из очень немногих примеров того, как российская культура, русский язык становятся основой для сосуществования нескольких народов. Мы говорим о появлении приднестровской идентичности и мирном сосуществовании различных этнических групп, но каждая из них развивается и чувствует себя частью русской, российской культуры, и говорит и думает на русском языке. На мой взгляд, пример такого культурного и языкового единения вполне востребован сегодня и в Российской Федерации.
Теперь о том, что касается негативной составляющей вопроса о российских интересах. Мы понимаем позицию российского государства относительно того, что принцип территориальной целостности является в нашей ситуации одним из основополагающих. Подтверждение этому прозвучало буквально позавчера в Кишиневе из уст господина Лаврова. Приятно ли нам это слышать? Конечно, неприятно, но это позиция Российской Федерации, и мы с уважением к этому относимся. Это, однако, вовсе не значит, что здесь наши позиции и интересы совпадают. Мы понимаем, откуда происходят эти интересы, потому что аналогичную позицию мы слышим и из Украины: нельзя открывать «ящик Пандоры» и нельзя еще дальше содействовать дроблению государств; если это сделать, то примутся за Россию или за Украину. Украинские коллеги, когда говоришь им о необходимости развития более тесных контактов с Приднестровьем, всегда при этом показывают на Крым. Мы также понимаем, что в Российской Федерации хотели бы показать альтернативность тем сценариям, которые были осуществлены в Косово, в Абхазии и в Южной Осетии – показать договороспособность, показать другую Россию, показать, что каждый случай уникален.
Наконец, мы понимаем, что Российская Федерация – это не просто региональный, а общемировой игрок и островок в лице маленького Приднестровья не так интересен, как более широкие геополитические конструкции в лице, к примеру, «всей Молдовы» – нейтральной, дружественной Молдовы. Только возникает вопрос: что изменилось с того же 2003 года и насколько усилилось российское присутствие в Молдове? Ведь тогда по щелчку, по окрику вашингтонского или брюссельского «обкома» Воронин, на каждом углу кричавший о своей лояльности, отказался от подписания уже парафированного меморандума и отправил восвояси первую группу лиц, которые должны были сопровождать В.В.Путина! Российское присутствие в Молдове с тех пор усилилось? В Республике Молдова пришли к власти пророссийские партии, и теперь все может быть реализовано? Русский язык стал вторым государственным? Или что-то еще поменялось?
Ситуация, наоборот, ухудшилась и, на мой взгляд, стала необратимой. К власти в Молдове пришла молодежь. В Приднестровье это не совсем так, но, если говорить о таких, как я, то я школу закончил в 1996 году. Подавляющему большинству моих сверстников не интересно, как будет строиться моя жизнь в объединенном государстве. У меня есть свое государство. Точно так же, думаю, размышляют и мои сверстники в Молдове. У Республики Молдова свой выбор: это евроатлантическая интеграция, и никакие слова о конституционном нейтралитете ни в коем случае не влияют на сотрудничество Молдовы с НАТО, которое в последнее время только активизируется. Никакие прагматичные подходы не заменят сохраняющегося членства в ГУАМ – это объединение мало кто сейчас вспоминает, но как резервный проект оно осталось. Поэтому говорить о «всей Молдове» и считать Приднестровье «якорем», на мой взгляд, можно было десять или восемь лет тому назад, а сейчас надо исходить из других реалий и видеть в Приднестровье не объект политики Российской Федерации, а субъект, с которым тоже надо считаться, учитывать его интересы, его мнение и позиции. В конце концов, этот субъект состоит из людей, многие из которых защищали и создавали это государство.
Очень надеемся на то, что здравый смысл возобладает и та очень не простая политическая ситуация, которая сейчас складывается вокруг Приднестровья, в том числе и в контексте предстоящих президентских выборов, будет здесь воспринята с правильной точки зрения: все надо делать в свое время и адекватным образом. Нет никакой жесткой надобности в том, чтобы конфигурация власти в Приднестровье менялась именно сейчас на фоне и колоссальной нестабильности в Молдове, и процессов у наших соседей, и процессов в самой Российской Федерации. Нам всем надо на минутку остановиться – я имею в виду, руководству Приднестровья и нашим российским коллегам — и просто задуматься: «Зачем? Зачем сейчас? Что из этого получится?» Если пытаться раскачать лодку, нет гарантии, что в ней удастся удержаться. Это будет не убаюкиванием, а созданием возможности из этой лодки выпасть. Поэтому мы стараемся максимально сгладить те противоречия, которые существуют. Сегодня в Министерстве иностранных дел России я в очередной раз передал послание, адресованное российскому руководству. Будем надеяться, что здравый смысл все-таки возобладает.
В.В.Игнатьев. Я также хочу начать со слов благодарности за предоставленную возможность выступить перед уважаемым собранием экспертов-аналитиков. Для приднестровцев такие возможности предоставляются не часто. В своем выступлении я продолжу тему региональной безопасности и коснусь серьезных изменений, которые происходят в Приднестровье и вокруг Приднестровья в контексте международных событий.
Так сложилось, что к молдо-приднестровскому конфликту применим термин «frozen conflict». Все считают его «замороженным», «тягучим», «многолетним», и с точки зрения политической динамики, безусловно, здесь есть рациональное зерно: он, действительно, заморожен. Но внутрирегиональная ситуация, включая все ее составляющие — и политическую, и военную, и социально-экономическую — находится в динамичном развитии, она не заморожена. Эта динамика, на наш взгляд, за последние годы складывается не в пользу Российской Федерации как большого регионального игрока, как мировой державы, как державы – наследника Советского Союза и державы, которая имеет более или менее сформированный проект на будущее не только для себя, но и для других народов и других государств.
Если еще в 2000-е годы было сложно сказать, что существует концептуальная осмысленная стратегия и пошаговая политика Европы, Соединенных Штатов Америки и других региональных участников, той же Румынии, то начиная с 2007 года очень четко и ярко проявилась системность в подходах наших западных партнеров в работе с Республикой Молдова, в их действиях в данном регионе. С 2007 года, после вступления в Евросоюз Румынии и Болгарии, политика Запада и политика Европейского союза являются, в целом, взаимодополняющими. Речь идет о выполнении общих целей и задач сразу по всему спектру актуальных тем.
За последние годы Республика Молдова получила очень серьезную финансовую, политическую и военно-техническую поддержку со стороны западного мира. Европейский союз, во многом, работает в режиме «soft power»; Соединенные Штаты нацелены, в основном, на демонтаж миротворческой операции и на конструирование системы жесткой безопасности при лидирующих позициях блока НАТО. За эти годы сложились масштабные трансрегиональные проекты поддержки Республики Молдова. Это проект «Compact», проекты Европейского инвестиционного банка и Европейского банка реконструкции и развития. Общая безвозмездная финансовая помощь Республике Молдова со стороны Европейского союза на 2011 – 2013 годы должна составить 550 миллионов евро. На этот же период Румыния, одна из беднейших стран Евросоюза, не скупясь, выделяет 100 миллионов долларов исключительно безвозмездной помощи (мы не говорим о гуманитарной помощи и о масштабных инвестициях как по линии межгосударственно поддержки, так и в частном направлении).
Даже молдавские политологи совершенно объективно отмечают, что за эти годы в Молдове установилась комплексная, четкая и взаимосвязанная система внешнего управления. На политическом уровне это ориентация на Вашингтон и Брюссель, на правовом уровне это ориентация на европейские правозащитные структуры, Европейский суд по правам человека и так далее, а на военном уровне это, безусловно, взаимодействие с НАТО.
У Молдовы уже много лет действует индивидуальный план партнерства с НАТО. В рамках этого плана формально нейтральное государство проводит свои учения и участвует в учениях с НАТО. Совсем недавно, как раз тогда, когда к нам приезжали уважаемые представители гарантов и посредников в молдо-приднестровском урегулировании в формате «5 + 2», в зоне безопасности в районе города Бендеры рвались снаряды и звучали выстрелы: молдавская армия проводила очередные масштабные учения с участием десятков единиц тяжелой техники, артиллерийских систем и так далее.
Эти процессы, безусловно, не могут не волновать приднестровцев как на уровне государственных чиновников и политических менеджеров, так и на уровне простых обывателей. Если некоторые чиновники, которые отвечают за какие-то вопросы, рискуют просто креслом, то приднестровцы рискуют собственными жизнями. Будем говорить открыто: события начала 1990-х годов, особенно кровавые события 1992 года, – это очень серьезный водораздел не только в политическом, но и в психологическом плане; это серьезная травма, и на всех уровнях за прошедшие годы этот водораздел только расширяется и углубляется. Молдавское руководство не принесло даже формальных извинений за то, что тогда погибло более 800 человек, половина из которых мирные жители! Половина погибших погибло в городе Бендеры, причем многие были расстреляны. Бендеры – это своеобразный Цхинвал Приднестровья. Понятно, что прямых параллелей проводить не стоит, но тем не менее это так. И что мы видим сегодня? Весь комплекс отношений Молдовы с Приднестровьем строится через призму силы, через призму давления, причем на всех уровнях.
Граждане Приднестровья очень болезненно реагируют не только на заявления и выступления, но и на те стратегические проекты, которые выдвигаются, прежде всего, Российской Федерацией. В этом плане хотел бы вновь обратить внимание на недавнее заявление действующего президента Российской Федерации по вопросу о ПРО. В контексте данного заявления, даже если абстрагироваться от каких-то абсолютно неоспоримых геополитических оснований, есть формальный повод для того, чтобы актуализировать тематику Приднестровья как раз через призму вопросов региональной безопасности.
Повсеместно и ежедневно ведется работа на размывание ценностей и завоеваний совершенно уникальной миротворческой операции. Объединенная контрольная комиссия, которая контролирует зону безопасности, образовавшуюся после прекращения боевых действий между сторонами, работает в настоящее время в авральном, экстренном режиме, проводятся выездные заседания, и все эти мероприятия накапливаются как снежный ком. Вопросы, которыми вызваны эти экстренные заседания, носят, возможно, частный характер, но количество и системность проблем, инспирируемых молдавской стороной, говорят сами за себя. Приведу последний пример. Молдавская сторона проложила в Дубоссарском районе трассу, не поставив в известность компетентные структуры и руководство Объединенной контрольной комиссии, что она была обязана сделать в соответствии с имеющимися международными обязательствами и соглашением о прекращении огня. В итоге Приднестровье вынуждено было реагировать уже по факту. Для того чтобы избежать неконтролируемых процессов, мы установили там свой пост, и из-за этого возникла очередная «горячая точка» на фоне и так достаточно сложной ситуации. Другая конфликтная ситуация связана с тем, что полиция Республики Молдова задерживает граждан Приднестровья в одностороннем порядке в городе Бендеры на территории зоны безопасности. По заведенным уголовным делам они их увозят в Молдову, причем вопреки имеющимся решениям молдавские представители присутствуют в Бендерах с оружием без соответствующих разрешений. Все эти моменты представляют собой целенаправленную системную работу, ориентированную на демонтаж миротворческой операции как успешной операции, которая может сохранить мир и которая является для приднестровцев стержневым элементом безопасности и гарантией личного будущего для них и их детей. Это, действительно, комплексная проблема.
Безусловно, очень сложно наблюдать за появляющимися в средствах массовой информации сюжетами, суть которых сводится к тому, что Приднестровье – это разменная монета; мол кто-то уже составил некий план и в рамках этого плана фигуры будут поставлены так-то, а костяшки домино переложены как-то по-другому. Вслед за Владимиром Валерьевичем я хочу сказать, что во многом на это провоцирует иллюзия «простоты» этого конфликта. Большей частью этим грешат наши европейские коллеги, которые видят милых людей, белокожих людей, которые к тому же разговаривают на английском языке, и они думают: конечно, это не Косово, конечно, это не Балканы, здесь все по-другому, конечно, можно легко решить все проблемы. У них возникает мысль, что это простой конфликт элит: здесь одни элиты, там другие элиты. Никто не углубляется в корни этих проблем, никто комплексно не исследует генезис ситуации, позицию тех людей, которые двадцать лет переживают все эти сложные состояния. А между тем нельзя забывать, что все эти годы простые жители Приднестровья, которых, несмотря на трудовую миграцию, остается полмиллиона, живут в условиях осажденной крепости, в условиях постоянного давления.
В отношении Приднестровья до сего дня действуют те блокадные меры, которые были предприняты в 2006 году. Но если в 2006 году Российская Федерация, правительство Москвы и руководство еще нескольких регионов отправляло караваны гуманитарной помощи, а по дороге к ним присоединялись автомобили от Партии регионов Украины, то сегодня вроде бы «все нормально», караванов нет, информационного внимания к этой ситуации нет. Между тем, в отношении нас работает ущербный, абсолютно не соответствующий международным договорам в рамках молдо-приднестровского процесса механизм. В соответствии с этим механизмом, наши предприятия вынуждены получать временную регистрацию в Молдове, они платят таможенные сборы и все сопутствующие платежи в бюджет Молдовы, вынуждены работать исключительно через территорию Молдовы. У нас нет никакого железнодорожного транзита, и мы вынуждены с нашими экспортными и импортными товарами делать многосоткилометровые крюки, чтобы молдавская таможня их проверила и получила соответствующую мзду. Они работают недостаточно оперативно, и в результате многие наши предприятия, в частности металлургический завод, долгое время простаивали, а это те предприятия, которые являются для нас очень значимыми с точки зрения государственного бюджета. Этот элемент некой простоты – мол, можно все решить одним махом — в определенном смысле, является недоработкой в том числе и Приднестровья. Надо прямо акцентировать внимание на том, что выросло уже не одно новое поколение, которое не понимает, что такое Республика Молдова и как мы в ней можем жить.
Если говорить о территориальной целостности Республики Молдова, то надо иметь в виду, что Республика Молдова образовалась без Приднестровья и позже Приднестровья. Если бы кто-то говорил, что он выступает за территориальную целостность Молдавской ССР, вот здесь были бы вопросы. Но как можно, например, сегодня, после событий 2008 года, восстановить границы Советской Грузии? И я не понимаю, как сейчас можно серьезно разговаривать о границах Советской Молдавии, подразумевая под ними территориальную целостность Республики Молдова. Тем более, если говорить юридическим языком.
Подобных моментов очень много, и они имеют не только стратегический характер. Все эти моменты, как мы полагаем, имеют непосредственное отношение к интересам населения России, к интересам российского государства и, в конечном счете, к перспективам тех геополитических проектов, которые предлагает Россия. Мы с большим оптимизмом смотрим на идею Евразийского союза. Мы считаем, что у Приднестровья, у нашего народа хватит сил сохраниться и дождаться прорывных концептуальных действий на нашем направлении.
С другой стороны, лично я по роду своей деятельности хотел бы апеллирова
