Мистика и прагматика Победы
Александр Агеев
Великие переломы – канун войны
К июню 1941 года мало кто в СССР сомневался, что война не за горами. Это знало или предчувствовало высшее руководство, военачальники, курсанты, население. Страна после Русско-японской, строго говоря, и не вылезала из сменяющих друг друга войн, революций, подготовки к ним и расхлебывания последствий. Сначала Цусима, потом московское восстание и почти два года бунт за бунтом, террор, жесткое подавление. Краткий период до 1914-го, с убийством Столыпина и многих тысяч представителей власти и ее оппонентов. Затем 1 августа 1914-го, февраль и октябрь 1917-го, Гражданская. Иностранная интервенция. Тиф и голод. Кронштадт. Тамбовское восстание. Яростная борьба в верхах, в том числе за то, чтобы вести или не вести курс на мировую революцию.
Одними разговорами, ясное дело, не ограничивалось. За решениями ВКБ(б) и Коминтерна следовали действия, растрата сил и ресурсов страны, которую не всем было жалко. Речь шла о судьбе России, того пусть и немалого, но все-таки обрубка от империи: быть ей топливом для разжигания мировой революции, жертвенным ресурсным резервуаром или попробовать выстроить свою судьбу, свою субъектность. Это была битва очень больших сил. Они, в союзе и походя, ради и очень больших, и очень низменных целей, не ограниченными ничем средствами «расказачили», «раскрестьянили», «расхристианили», «разбуржуазили» десятки миллионов послушного, но и вольнолюбивого населения. Но в начале 1920-х эти силы столкнулись между собой.
А за пределами России ее, заплатившую миллионами жизней за спасение французских и английских союзников от поражения, ждал иск на 18, 5 миллиардов золотых рублей. Выход из войны обнулил все ее ожидания кое-каких выгод, вроде вожделенного контроля над проливами. Союзники отказались от своих обещаний, воспользовавшись русским форс-мажором. Страна-победитель стала страной — должником и парией. Россию-победителя в дипломатическом и экономическом статусе сравняли с проигравшей Германией. Иск превысил размер ее годового дохода, без погашения долгов, включавших проценты и неустойки от национализированной собственности. Сегодня победа советской дипломатии на Генуэзской конференции в 1922 году, прорвавшая блокаду страны, как-то выветрилась из исторической памяти потомков. Между тем, тогда, в ответ на иск Россия предъявила свои претензии, оценив ущерб от иностранной интервенции в 39 миллиардов рублей золотом. Урегулирование этой истории затянулось вплоть до конца ХХ века.
Однако для большинства уставшего народа НЭП все-таки стал передышкой. Очень большие силы продолжали вплоть до 1928 года жестко сводить счеты между собой, дав утомленному народу шанс чуть отдышаться и восстановить силы, родить детей, начать обустраивать быт и привыкать к новым флагам, лозунгам, начальникам, словом — ко всей злобе дня.
В 1929-м начался новый перелом, названный «великим». Сталин, спустя десять лет, назвал его также и «второй гражданской войной». Коллективизация и индустриализация были процессами колоссального масштаба, вызвавшими вновь, до самого основания потрясение основ народной жизни. Кто их пережил, перетерпел, перестрадал, тот потом уже мудрее относился к событиям Гражданской.
В 1931 году развернулась и Вторая мировая война, сначала на Дальнем Востоке. Правда, до сих пор даже многие эрудированные люди считают, будто эта мировая началась 1 сентября 1939 года. И ошибаются. СССР пребывал в состоянии военного напряжения с 1922 года, то есть с момента своего образования. И до самой кончины в 1991-м.
1 декабря 1934 года, когда выстрел Николаева поставил точку в жизни Кирова, начинается новая волна напряжения внутри страны. Так продолжился армрестлинг больших сил, менявших маски, но не менявших сути и своих устремлений. Только в короткий интервал 1938–1940 годов мы можем усмотреть признаки новой жизни, проблески благополучия.
Но случился удивительный эффект в жизни страны. В надрыве, колоссальной ломке всего прежнего уклада жизни, с эксцессами и в «головокружении от успехов», страна построила в ходе индустриализации девять тысяч(!) новых заводов и фабрик, сотни новых городов, сеть дорог, новые вооруженные силы и военно-морской флот.
Сегодня это еще более забытая сторона истории, чем Генуя. Это реальное экономическое чудо поддерживалось всеобъемлющей воспитательной и пропагандистской работой: через кино, радио, новые учебники, кампании борьбы с безграмотностью и беспризорностью и т.п.. После репрессий в отношении церкви, священнослужителей, принудительной отправки за границу пароходами и поездами нескольких сотен философов, писателей, инженеров, после процессов против «Промпартии», «Трудовой крестьянской партии», меньшевиков, бывших офицеров и других «врагов» на командных высотах в идеологической сфере, а главное — в сфере воспитания молодежи утвердилась новая идеологическая линия.
Если те, кто был уже взрослым в 1917 году, помнили матрицы ценностей прошлого, то родившиеся в начале 1920-х всего этого не знали и готовы были воспринимать новые социальные истины вне их запутанной логики, интриг, всей предыстории. Все трудности и неувязки было принято списывать на пережитки, козни оставшихся врагов, на короткий срок воцарения нового мира. А родители, в нужде, лишениях и бесконечных трудах воспитывавшие в это время детей, из любви к детям и из опасений за их безопасность уже научились помалкивать… Но каждый гражданин советский видел – идет не показная, а гигантская стройка нового.
Когда детям 1923, 1924, 1925-го годов рождения исполнилось 15–17 лет, они стали поколением, портрет которого так точно и пронзительно дал Борис Васильев в повести «Завтра была война», как и другие великие наши писатели, хлебнувшие горя войны. Именно это поколение принесет стране Победу, почти полностью отдав себя ей в жертву, вместе с теми, кто был постарше и моложе, а также с теми, кто остался жив, но стал неизбежно другим после войны. Там же, где происходит великое трагическое жертвоприношение, там возникает нечто космического масштаба, Богоподобное, сопоставимое с появлением великих религий. Это явление уловил еще в августе 1914 года малоизвестный тогда писатель М.М. Пришвин: «Россия вздулась пузырем – вообще стала в войну, как пузырь, надувается и вот-вот лопнет…, если разобьют, то революция ужасающая… Последствием этой войны, быть может, явится какая-нибудь земная религия».
Великая Отечественная для явления «земной религии» была еще более основательной причиной. Произошел, однако, невероятный и, пожалуй, беспрецедентный симбиоз земного и небесного. Первая мировая ниспровергла главную религию страны. Великая Отечественная своим великим жертвоприношением переплавила Веру и Победу, Голгофу и Воскресение.
Черный репродуктор: четыре обращения к народам
Никакая трагедия не уничтожает любовь: к близким, детям, к «родному пепелищу и отеческим гробам». И нравилась ли кому Советская власть, не нравилась ли, обижен ли кто на нее, ненавидит или вдохновлен социалистическими идеалами — все это 22 июня 1941 года вмиг перестало иметь какое бы то ни было значение.
Черная демоническая огромная сила, заявлявшая, что Бог именно с нею, Got mit uns, поставила вопрос предельно обыденный: как поступит обычный, советский теперь человек, которого оторвали от родословия, от сохи, от станка и вышвырнули на фронт, на поле боя, в мир внезапной смерти под двухдольный счет метронома: «За Родину! За Сталина!»?
А между этими долями, в голове бегущего в атаку воина проносился вихрь его личных «за» и «вопреки». За двор у дома, за илистый берег реки, за бегущие волны степной травы, за шершавые руки постаревшей матери, за волнующее дыхание любимой, за искренние глаза детишек, за жизнь. И — вопреки – всему, что ломало эту жизнь в юности и зрелости солдат, призванных на фронт. Вопреки власти, перекроившей их традиционный мир и столь беспощадной к своим реальным и мнимым врагам. И за эту власть, ставшую неотъемлемым свойством Родины. Как заметит хромой поручик в довоенном стихотворении К.Симонова: «Нелепая любимая земля».
Война спрямила все объяснения, стерла нюансы, все вопросы поставила ребром. Для понимания вдруг возникшей новой картины мира и ориентации в том, кто виноват, значение имел лишь один вопрос — кто первый напал. Ответ на него давал великую силу и энергию справедливости и правоты, критерий оценки патриотизма и предательства. Все остальное «было» теперь стало несущественно.
Эта черная сила была страшнее всех страхов и горя, испытанных народом за 27 лет до 1941-го.
Второй в СССР, после Сталина, человек перечислял: Киев, Севастополь, Каунас… Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской стороны и со стороны Финляндии… Вся ответственность за это нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германское фашистское правительство…»
Ранее в тот же день, когда немецкие бомбардировщики уже отутюжили заданные цели на территории СССР и на границе полным ходом шли бои, в большинстве своем крайне неудачные для советской стороны, Геббельс по Великогерманскому радио зачитал обращение Гитлера к немецкому народу и национал-социалистам.
Советскому обществу, естественно, это обращение не транслировали, но весь мир ждал гитлеровской интерпретации событий, а на столе у Сталина оно было буквально через несколько минут.
Лишь сейчас, спустя три поколения можно задаваться вопросами о комплексе причин и мотивировок войны.
Как свою агрессию обосновывал враг?
В стиле Гитлера, склонного к обильным разглагольствованиям, обращение давало его трактовку причин нападения и было призвано задать оценки и оснастить фактурой мотивы поведения и армии, и дипломатии, и немецкого общества, и населения оккупированных стран. В обращении было примерно 8 страниц убористого текста и на его прочтение Геббельс потратил около 20 минут.
Гитлер устами Геббельса начал с обвинения Англии, объявившей Германии войну 3 сентября 1939 года, умолчав, что 1 сентября после собственной же провокации в Глейвице Германия первой напала на Польшу. Суть претензии сводилась к тому, что Англия помешала консолидации Европы в борьбе против СССР, «самой сильной в данное время державы континента». Эта политика Англии, по Гитлеру, традиционна и восходит к подавлению Испании, Голландии, Франции. Оттоптавшись на тезисе во всем виноватой Англии, Гитлер нарисовал картину поверженной в 1918 году Германии, нищеты и нужды, позорного неуважения к народу, вспомнив попутно Клемансо с его словами о 20 миллионах лишних людей в Германии, которых «нужно устранить с помощью голода, болезней или эмиграции». И вывел именно из этого состояния начало национал-социалистического движения «по объединению немецкого народа и возрождению Империи».
Был обрисован и состав противников – «эгоистической всемирной коалиции богатства и власти», и состав союзников из числа народов, «которым тоже не повезло» и которым «даже формально запрещалось право… на свою долю в богатствах этого мира».
В этой картине мира требовалось объясниться и по поводу отношений с «самой сильной державой Востока». Объяснение адресовалось не только немецкому народу, но и особо — национал-социалистам. У партийной и эсэсовской элиты были свои упреки к вождю за известное сближение с СССР. Гитлер объяснил мотивы пакта о ненападении от 23 августа и пакта о дружбе от 28 сентября 1939 года стремлением противостоять британской «политике окружения» и тем, что хотел «длительного баланса интересов с этим государством», СССР.
Так клещи гитлеровской аргументации сомкнулись: у коварной Англии и наглой Советской России совпали цели — взять в свои руки «важную основу экономической жизни не только Германии, но и всей Европы». Имелись в виду союз с Грецией для англичан и Румыния как мишень для СССР. Румыния действительно была нефтяной базой для Рейха, а Греция — ключевым форпостом на выходах в Средиземное море и на Ближний Восток.
Концепция агрессии, таким образом, была выстроена как в сказке о волке и Красной шапочке. Гитлер в роли последней смущенно помалкивал, пока грозный волк в тайном сговоре с издревле коварными англичанами не только готовил «окружение», но и ненасытно захватывал все новые и новые куски территорий вокруг Германии под мнимыми предлогами.
Вот и все. Вся аргументация нападения исчерпывается сказанным!
Чуть раньше это обращение в формате приказа было оглашено солдатам Восточного фронта. Оно, в отличие от публичной версии, заканчивалось словами: «Немецкие солдаты! Вы вступаете теперь в жестокую борьбу и на вас лежит тяжелая ответственность, ибо судьба Европы, будущее Германского Рейха, бытие нашего народа лежит отныне только в ваших руках. Да поможет вам в этой борьбе Господь Бог!»
Для полноты картины важно, что 22 июня сказал Черчилль. Он хорошо помнил заседание кабинета весь день 1 августа 1914 года, не знавшего, что предпринять, пока не пришло известие об объявлении Германией войны России. Не дожидаясь общего решения, морской министр тут же ушел и отдал распоряжения о мобилизации флота.
Теперь уже премьер-министр, методично расставляя смысловые акценты, Черчилль заявил, что «Гитлер — это злобный монстр, ненасытный в своей жажде крови и грабежа. Не удовлетворившись тем, что вся Европа либо находится под его стопой, либо в страхе вынуждена униженно повиноваться, он хочет теперь продолжить бойню и опустошение на бескрайних пространствах России и Азии. Ужасная военная машина… не может простаивать, не говоря уже о том, чтобы просто заржаветь или распасться на детали. Она должна находиться в постоянном движении, перемалывая человеческие жизни и растаптывая жилища и человеческие права миллионов людей».
Далее Черчилль, не отрекаясь ни от одного слова, сказанного против коммунизма, продемонстрировал способность подняться выше старых обид: «Прошлое, с его преступлениями, безумствами и трагедиями, отступает. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен… Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина… Я вижу серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи… За всем этим шумом и громом я вижу кучку злодеев, которые планируют, организуют и навлекают на человечество эту лавину бедствий».
Британский лидер заверил весь мир: «У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима… Мы будем сражаться с ним…пока с Божьей помощью не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига…».
Сталин достойно оценил фигуры речи Черчилля. Он знал его основательнее, чем тот мог даже предположить. Никаких иллюзий Сталин не питал в отношении Черчилля. Когда ему доложат в 1943 году, когда война будет в самом разгаре, о разработке по приказу Черчилля плана нападения на своего союзника, СССР, Сталин лишь усмехнется, проговорив: «Сколько волка ни корми…». Но 22 июня 1941 года позиция Черчилля значила для Сталина и для СССР многое. Будь Британия повержена, заключи перемирие с Берлином или присоединись к нему — такие расклады не сулили ничего хорошего.
Президент США Рузвельт выступил не сразу, лишь спустя два дня.
Еще в 1936 году в беседе с советским послом Рузвельт высказал свои предчувствия большой войны в Европе, в которой СССР и США станут союзниками и победят. А после этого перед ними встанет задача реконструирования мира на новой основе. В середине июня 1941 года США и Великобритания договорились помочь СССР в случае нападения на него Германии. Вероятность разгрома СССР американцы считали очень высокой. За несколько дней до нападения друзья американцев из германского посольства посоветовали им, по их примеру, отправить из Москвы домой жен. Женщин эвакуировали 21 июня. 22 июня в посольстве жгли бумаги. 23 июня большинство сотрудников были отправлены домой через Сибирь.
Ближайшие соратники Рузвельта, военный министр и министр ВМС, уверенные в быстром — за 1,5–3 месяца — поражении Москвы, советовали президенту помогать лишь Великобритании. Рузвельт думал, взвешивал. Выбор ему предстояло сделать между отношением к СССР как «временному попутчику» или как к серьезному стратегическому партнеру в войне и будущем мироустройстве.
3 июля к народу обратился Сталин: «Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!..» Это говорил вождь партии, тиран, гений индустриализации и политической борьбы за власть. «Братья и сестры!» — он обратился так, как обращались к своей пастве православные священники и друг к другу православные христиане. Тем самым Сталин показывал явно и на очень тонких подтекстах максимальную искренность сказанного далее. Ведь надо было доказать, что война была непредсказуема и нежелательна, что понесенные в первые дни боевых действий потери предугадать было невозможно: «Война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных для советских войск… Фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении,… не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей».
Однако Сталин не углублялся в геополитические хитросплетения и не оперировал пафосной фразой, переводя разговор с народом на уровень более личностный: «Прежде всего, необходимо, чтобы наши люди, советские люди поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение…
Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу».
А ведь именно с землей и хлебом, именно с порабощением и свободой народов всего лишь за 12 лет до 1941 –го разыгралась внутренняя трагедия, унесшая и искалечившая миллионы жизней, по сути — новая гражданская война. Можно ли представить, что в сознании многих лишенных хлеба и земли, шевельнулась мысль — отольются тебе теперь мои слезоньки, товарищ Сталин? Сталин предельно ясно предлагает новую картину мира — «война коренным образом изменила положение». Онемечение и рабство — вот пароль и суть врага, суть начавшейся битвы. А обиды мирного времени во время военное — забыть.
«Необходимо, далее, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам и дезертирам, чтобы наши люди не знали страха в борьбе и самоотверженно шли на нашу отечественную освободительную войну против фашистских поработителей… Основным качеством советских людей должны быть храбрость, отвага, незнание страха в борьбе, готовность биться вместе с народом против врагов нашей родины. Необходимо, чтобы это великолепное качество большевика стало достоянием миллионов и миллионов Красной Армии, нашего Красного Флота и всех народов Советского Союза».
Строго говоря, «великолепное качество большевика» целиком совпадало с казачьим, русским боевым характером, — и храбрость тут, и отвага, готовность биться, незнание страха… Но в эти понятийные нюансы никто во всей стране, наверное, не вдумывался. И слова эти говорились не столько для ума, они были нацелены в самое сердце всего советского народа и каждого советского гражданина. Всем вместе и каждому в отдельности предстояло совершить выбор, возможно, главный в этой жизни: за Родину. Возможно, нелепую, но безоговорочно – любимую.
Известно и абсолютно ясно было одно — эта война Священная. Стало ясно, что уже погибло, пострадало и уже порабощено много людей, что жертвы будут продолжаться, что это надолго.
Эта война была навсегда.
И Победа, которую принесут неимоверные жертвы и сплоченность, тоже будет навсегда.
Прагматика агрессии
У гитлеровской агрессии была фундаментальная экономическая подоплека. Не только планы «Барбаросса» и «Ост» диктовали логику войны. В немецкой секретной «Директиве о борьбе с экономической мощью противника (экономической войне) и о мерах защиты отечественной экономики» определялись вполне прагматические мишени: «Задача сухопутных войск – … в расширении германского жизненного пространства путем захвата территорий противника, имеющих особое значение для отечественной экономики… Высшим войсковым штабам надлежит установить, какие экономические объекты и сооружения службы снабжения на территории противника следует сохранить для их последующего использования в собственных интересах».
Нападение Германии на СССР во многом диктовалось невозможностью ее дальнейшего экономического развития на принципах сырьевой самодостаточности. Экономические потребности индустриальных гигантов и спрос силовых корпораций Германии указывали траектории ее территориальной экспансии, военные планы были тщательно увязаны с заявками промышленности и деловых кругов на конкретные предприятия и месторождения.
Германии нужны были энергоресурсы, стратегические минералы, черноземы, удобные территории для продовольственного снабжения и расселения колонистов. Поражение СССР в этом ключе хоть и было стратегической целью, но отнюдь не самоцелью для Гитлера. За линией Архангельск – Астрахань даже по плану «Барбаросса» СССР мог существовать, пусть и в существенно ампутированном виде. Правда, реакция Японии, Турции и других ближних и дальних соседей на такой исход войны наверняка была бы не самой миролюбивой. О таком сценарии, между прочим, думал не только Гитлер, но и некоторые «неумные люди» в руководящих верхах СССР, о чем было открыто сказано в сталинском приказе 227 в июле 1942 года.
Вся предвоенная экспансия Германии имела во многом экономическую подоплеку. Так, для удовлетворения своих нужд в мирное время Германия импортировала 5 млн тонн нефти из Венесуэлы, Мексики, Голландской Индии, США, России и Румынии. В военное время почти все поставщики выпадали. Нужды военного времени составляли порядка 12 млн тонн. Только захват румынских нефтяных скважин, производивших 7 млн тон в год, мог покрыть этот дефицит. Добровольно Румыния не готова была бы так переориентировать поставки нефти в пользу Германии. Кроме того, Гитлер был одержим ощущением угрозы советского захвата Плоешти.
Было и еще два сюжета, повлиявших на нефтяное мировоззрение Гитлера. Первый был связан с едва не введенным нефтяным эмбарго против Италии из-за вторжения в Абиссинию. Второй связан с «освобождением» внутреннего нефтяного рынка Германии от господства «Стандарт ойл», «Шелл» и других иностранных фирм, среди которых оказались и сеть бензоколонок, которой владели большевики. История закончилась резким прекращением советских поставок в 1936 году со ссылкой на «трудности с иностранными платежами».
Неустойчивость ресурсной базы целей экономического подъема Германии требовала доступа к бакинской и грозненской нефти, углю Донбасса, урану, марганцу, ртути и железной руде Днепропетровско-Криворожского бассейна, черноземам Украины, рабской рабочей силе, удобным для расселения ландшафтам и сакральным объектам в Крыму, Поволжье и на Кавказе.
Одним только захватом Чехословакии Германии получила военные предприятия и имущество 35 дивизий, удвоив только в тяжелой артиллерии свои ресурсы. Доля контрибуций с оккупированных стран в госбюджете Германии в 1940-1944 годах непрерывно росла, превысив четверть всех доходов.
Помимо энергоресурсов и минералов, стратегическое значение имело продовольствие. Как заявил 20 июля 1941 года Розенберг, «немецкое народное питание в эти годы стоит, несомненно, во главе германских требований на Востоке… Южные области и Северный Кавказ должны будут послужить для выравнивания немецкого продовольственного положения».
В «зеленой папке» Геринга – директивах по руководству экономикой в июне 1941 года «Использование подлежащих оккупации районов должно проводиться в первую очередь в области продовольственного и нефтяного хозяйства. Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти – такова главная экономическая цель компании… Все нужные нам сырьевые товары, полуфабрикаты и готовую продукцию следует изымать из торговли путем приказов, реквизиций и конфискаций… Немедленный сбор и вывоз в Германию платины, магния и каучука…».
Стоит подчеркнуть, что установление оккупационного режима происходило под контролем военно-экономических штабов, развернутых во всей военной структуре Германии.
Но это был еще более мощный социальный интерес. Многие офицеры и солдаты вермахта в июне 1941-го думали: «Наконец-то Германия будет владычествовать над ubermenschами; скоро получу весомый надел чернозема на украинских землях, работников и работниц — рабов и рабынь».
В итоге за разными формами расширения сферы влияния Германии (аншлюс, оккупация, принуждение к союзу) легко просматривается сугубо экономическая логика – формирование необходимого спектра ресурсных запасов и поставок для экономической и военно-промышленной мощи, осуществления амбициозных технических и социально-экспериментальных программ.
СССР ни по одному виду добычи и производства (уголь, нефть, газ, марганец, железо и др.) в 1928 году, перед массированной индустриализацией, СССР не превосходил даже 1913 год. За три предвоенных пятилетки показатели минерально-сырьевой обеспеченности выросли в 5-10 раз.
Однако агрессор располагал к тому времени потенциалом всей Европы. В 1942 году союзники Германии обеспечивали ей 93% импорта нефти и нефтепродуктов, 70% бокситов, около половины свинца и цинка. Выплавляя в 1931 году лишь 21 тысячу тонн алюминия, основного металла для самолетостроения, в 1941 году Германия выплавила в 15 раз больше. Масштаб награбленных запасов металлов, моторного топлива и т.п в оккупированных странах превышал объемы годового дохода самой Германии в два раза.
В целом увеличение потенциала Германии за 4 года после аншлюса Австрии составило по нефти и бокситам – более 20 раз, железной руде – почти в 8 раз, по чугуну и стали – более 2 раз. Почти в 4 раза больше стало у Германии людских ресурсов. В итоге к моменту нападения на СССР Германия превосходила СССР по выплавке стали в 3 раза, добыче угля – в 5 раз, выработке электроэнергии – в 2,3 раза.
Всего же страны «оси» контролировали на 1941 год треть ресурсов и населения земли. Цель – установление мирового господства – на этом фоне отнюдь не казалась эфемерной. Не случайно в августе 1942 года, в самый трудный период Сталинградской битвы, и Лондон, и Вашингтон, всерьез рассматривали сценарии «краха русского фронта» и перспективу длительного доминирования держав «оси» в мире. Поражение СССР означало ликвидацию возможности для США и Англии разгромить Германию на длительный период.
Более того, в 1942 году нефти в СССР добыто меньше на треть, железной руды – меньше в два раза, стали выплавлено меньше вдвое, как и добыто угля. А ведь начавшаяся война была «войной моторов». С авиационным бензином положение было вообще критическим – его хватало только на четверть от нужд, а авиационных масел – лишь на 11%. Это означало почти полный контроль противником воздушного пространства.
Эти простые факты объясняют категорическую заинтересованность Сталина не только в открытии «второго фронта», но и поставках, прежде всего, авиабензина, масел и ряда металлов союзниками, а также некоторых категорий военного имущества.
Ради этого Сталин готов был идти на уступки, даже разыгрывать спектакли, что «все кончено». Молотов, перелетевший с риском для жизни в США в мае 1942 года для переговоров, рисовал мрачную картину сложившегося положения. Он прямо сказал Рузвельту:
— Мы не выдержим удара этим летом. Мы выдохлись в зимнем контрнаступлении.
Рузвельт поинтересовался конкретным состоянием линии фронта в случае неудачи русских. Молотов без обиняков ответил:
— Немцы займут Москву, Ростов и продвинутся к Баку.
И добавил:
— В итоге Гитлер будет опираться в своей экспансии на часть территории СССР, включая нефтяные районы.
Капитуляция СССР была абсолютно невыгодна ни США, ни Великобритании. Но в 1942 году максимум военной поддержки союзников исчерпывался теоретической возможностью десанта в 8-12 англоамериканских дивизий, тогда как с восточного фронта требовалось оттянуть как минимум 40 немецких дивизий. Не было в достатке и тоннажа для ленд-лиза. Стоит отметить, что на переговорах с Молотовым в мае 1942 года Рузвельт сделал акцент на «приободрении» русских: обещал помощь в восстановлении экономики – «потом», и предложил доктрину «четырех полицейских» как основе послевоенного устройства мира. Имелось в виду создание объединенной вооруженной силы США, Англии, СССР, Китая – для предупреждения любой агрессии. По сути – это было бы повторением формата «Священного союза» в посленаполеоновской Европе. Сталин был готов пойти далеко в реализации идеи. Рузвельт, однако, вскоре отступился от нее.
В целом, экономические причины и последствия Великой Отечественной войны Советского Союза как сердцевины Второй мировой войны – до сих пор остаются предметом напряженных исследования и неоднозначных толкований. Однако большинство из них так или иначе следуют оценке, данной в 193
