Мауизм как высшая стадия либерализма
Михаил Делягин
Владимир Мау — ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте России (РАНХиГС), призванной быть «кузницей кадров» для политического, административного и хозяйственного руководства страны. Выполнение этой важнейшей роли делает его ключевой фигурой для определения стратегического будущего России, так как именно он «по должности» отбирает тех, кто будет принимать наиболее значимые для нас решения, формирует их сознание и систему ценностей.
Для понимания потенциала Мау как администратора, политика и либерального пропагандиста следует знать, что вся жизнь этого приятнейшего в общении человека на протяжении долгих лет, если не десятилетий, была непрерывной, каждодневной, требующей постоянного напряжения всех душевных и физических сил мучительной и изматывающей борьбой с тяжелым недугом, — борьбой, в которой не было никаких гарантий, а часто и никакой надежды. И не просто его успешная карьера, а сама возможность вести обычную жизнь является, без всякого преувеличения, результатом подвига, совершенного его близкими и им самим, — подвига, масштаба и тяжести которого просто не в силах даже оценить обычные люди, не проходившие через что-либо подобное.
Под сенью Гайдара
Мау родился в конце декабря 1959 года в Москве. По его словам, примерно половина его родственников закончила Московский институт народного хозяйства имени Плеханова, — и он последовал их примеру в 1981 году, после чего десять лет работал в Институте экономики АН СССР. Там же в 1986 году закончил аспирантуру и защитил кандидатскую. После этого с 1988 года (и вплоть до 1992, когда он уже был советником Гайдара в правительстве) преподавал в МГУ экономическую историю, которая является предметом его научного интереса на протяжении всей жизни.
Во время учебы в аспирантуре в середине 80-х подружился с Кудриным.
С Гайдаром, который в его кругу воспринимался как «самый сильный экономист поколения», познакомился во время работы последнего в «Коммунисте»: «он собирал вокруг себя тех, кто был готов думать и писать, а я любил писать» (хотя напечатался в журнале только в 1992 году, уже находясь при вершине власти).
Трудолюбивый, пишущий, не борющийся за власть и влияние, но зато высказывающий интересные идеи Мау был находкой, и осенью 1990 года Гайдар позвал его в создававшийся «под него» Институт экономической политики, а через год (вместе с большинством сотрудников) — в правительство.
В силу идеологической и личной близости к Гайдару он был доверенным лицом, делившимся с Гайдаром мыслями и новостями, которые считал важными. Из-за интереса к истории Мау, хоть и считал себя экономистом, воспринимался как советник по политике.
После изгнания Гайдара из власти стал его заместителем в Институте экономических проблем переходного периода и начал преподавать в только что созданной Высшей школе экономики. В 1993 году защитил докторскую диссертацию «Государство и хозяйственный процесс: теоретические и идеологические основы экономической политики России, 1908−1929 гг». Когда Гайдар руководил фракцией «Демвыбора» в Госдуме, был его советником.
В 1997 году реформы в их первоначальном представлении были реализованы, и вопрос «что дальше» вставал все более ясно. Без создания нового долгосрочного и воодушевляющего плана реформ от них как рода деятельности отказались бы в пользу нормального развития, — и вместе с реформаторами.
Потребность рождает функцию — и либеральный клан вспомнил о Мау.
Назначению Мау руководителем РЦЭР сопутствовала история, наглядно иллюстрирующая способность либерального клана к управлению государством.
Его стремление к объяснению и оправданию реформ вселяли надежду в возможность продуктивного интеллектуального творчества, интерес к истории мог натолкнуть на пригодные для переноса в будущее механизмы, а многолетняя приятность и конструктивность в общении, скромность и лояльность требовали вознаграждения.
Инструментом выработки будущей стратегии стал захиревший к тому времени Рабочий центр экономических реформ при правительстве (РЦЭР). Он был создан в 1991 году в качестве параллельного аппарата правительства, так как сам по себе этот аппарат был советским по духу и не годился для разработки и проведения разрушительных либеральных реформ. Уже к 1994 году аппарат правительства был переработан реформаторами, РЦЭР лишился своих функций и прозябал по инерции.
Назначению Мау руководителем РЦЭР сопутствовала история, наглядно иллюстрирующая способность либерального клана к управлению государством. Это назначение поддерживалось всеми группами либералов и было согласовано на уровне правительства, но документ со всеми предварительными визами никак не поступал на главную подпись — к Чубайсу. Чубайс, который хорошо знал и поддерживал Мау, после ожидания, превысившего все разумные сроки, решил, что документ сознательно задерживается вредителями, и поручил найти их.
Расследование было серьезным и увенчалось полным успехом.
Однако с треском уволить «коммунистического диверсанта» Чубайсу не удалось: искомый документ был обнаружен в завалах бумаг на его столе.
Выработать что-либо приемлемое РЦЭР под руководством Мау так и не смог, но оказался почти идеальным местом, чтобы спокойно пересидеть бурные времена.
Во главе Академии
В 2002 году 70-летний ректор Академии народного хозяйства при правительстве (АНХ) академик Аганбегян собрался в отставку и предложил сменить себя Гайдару. Тот не имел вкуса к управленческой рутине и со словами «для Атоса это слишком много, а для графа де ла Фер — слишком мало» предложил кандидатуру Мау.
Тому пришлось потрудиться, чтобы нормализовать работу АНХ; рассказывают даже, что на ее территории нашлись незарегистрированные многоэтажные дома, в которых чуть не с начала 90-х жили армянские беженцы. Мау справился с оргпроблемами и в 2007 году был переизбран ректором.
В 2008 году «автор фундаментальных трудов по нэпу», в качестве которого он пытался стать членом-корреспондентом РАН, был отвергнут общим собранием академии. Ему пришлось удовлетвориться членством в наблюдательном совете Сбербанка, и орден Почета, полученный в 2009 году, стал, вероятно, слабым утешением. Злые языки утверждают, что в качестве одного из идеологов реформирования РАН «под самый корень» он сполна отомстил отвергнувшим его.
А в 2010 году Мау осуществил блистательную административную операцию: АНХ фактически поглотила Российскую академию государственной службы при президенте (РАГС).
К тому времени их первоначальные специализации были забыты. Когда-то АНХ создавалась для подготовки хозяйственных, а РАГС — Академия общественных наук при ЦК КПСС — политических и административных руководителей.
АНХ была ниже по статусу и меньше по размерам, чем РАГС, имевшая к тому же 12 региональных филиалов. Пусть и переживавшая глубочайший кризис, не имевшая внятного и авторитетного руководства РАГС тем не менее была крайне востребована и проводила обучение и переподготовку множества чиновников, — а о востребованности АНХ, опустившейся за постсоветский период на уровень среднего вуза, не приходилось и говорить.
Наконец, на ослабевшую РАГС, обладавшую колоссальным имущественным комплексом на Юго-Западе Москвы, включающим огромные общежития и гостиницы, к тому времени нацелился, как говорили, бессменный ректор ВШЭ Кузьминов, производивший впечатление гениального завхоза. Вероятно, это было его первое административное поражение за долгие годы.
Формальное объединение в сентябре 2010 года двух академий в Российскую академию народного хозяйства и государственной службы при президенте (РАНХиГС) под руководством Мау было неожиданностью, сравнимой с ударом грома. Его можно трактовать лишь как победу Давида сразу над двумя Голиафами — РАГС и ВШЭ. Это было первое самостоятельное административное достижение Мау: Гайдар умер в конце 2009 года.
Вероятно, причиной триумфа была надежда либерального клана на то, что его «фронтмен» Медведев сможет стать не «техническим», а полноценным президентом. Возможно, В.В.Путин не возражал против этой перспективы, — но полная ничтожность либералов лишила его возможности «уйти на пенсию».
Чего стоила убогая «Стратегия-2020», авторы которой не смогли даже проработать механизмы достижения произвольно собранных, не согласованных и не обоснованных целей! Ее разработчики спаслись от критики, расширив документ до почти тысячи страниц, что сделало его нечитаемым. Разработанная под руководством Юргенса и с активным участием Мау «Стратегия-2020» стала символом интеллектуального банкротства либералов.
РАНХиГС создавалась, вероятно, в преддверии обретения Медведевым реальной власти как центр подготовки кадров для новых реформ, но оказалась успешной и до этого.
В 2012 году Мау был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
В 2013 году возглавил рейтинг российских вузов по доходам (которые составили 36,9 млн руб.), но в 2014, увеличив их всего лишь до 38,8 млн руб., «съехал» на четвертое место. При этом ректорская зарплата, как сообщается, составляет лишь малую часть его доходов; главное — разнообразная «подработка».
Как член либерального клана, Мау глубоко интегрирован в госуправление. Он является членом президиума Экономического совета при президенте и президентской комиссии по вопросам госслужбы. В правительстве Медведева Мау — председатель экспертного совета и член комиссий по экономическому развитию и интеграции, проведению административной реформы, координации деятельности открытого правительства и организации подготовки управленческих кадров для организаций народного хозяйства.
Он — почетный профессор Российско-Армянского (Славянского) госуниверситета.
Интегрированность Мау во власть видна и на примере его сына, советника первого вице-президента «Газпромбанка», члена общественного совета при Росмолодежи.
Энциклопедия либеральной пошлости
В заявлениях Мау не удается найти оригинальных мыслей: похоже, он оперирует расхожими либеральными штампами. Однако полнота их использования превращает его наработки в почти исчерпывающую энциклопедию либеральной лжи и пошлости.
Занимаясь политэкономией реформ, Мау демонстрирует экономический детерминизм, доходящий до фатализма. Он с лихвой превосходит самый вульгарный и догматический исторический материализм, отрицавший культурно-психологические и личностные факторы истории.
Стремясь оправдать либералов, Мау сводит все развитие России к динамике цены нефти. Мол, у Горбачева не было выбора: его «реформы — это прежде всего результат снижения цен на нефть». И тем более не в чем винить реформаторов Гайдара: они «лишь отвечали на вызовы, сформированные» внешними обстоятельствами. Непонятно, чем же гордится Мау, раз у либералов не было выбора.
Правда, поразительный фатализм связан не только с оправданием ада либеральных реформ, в который Мау вместе с Гайдаром погружали страну.
Рассматривая экономический рост как обязательный источник демократии, Мау выворачивает эту либеральную догму наизнанку и провозглашает демократию условием роста ВВП: «К первичным политическим условиям, необходимым для экономического роста, относятся гарантии неприкосновенности человека, его жизни и свободы».
Ректор РАНХиГС забыл об истории даже святых для либералов США? Бурный рост их экономики в XIX веке опирался на рабский труд и индустрию работорговли.
Экономический рост Италии и Германии при фашистских режимах тоже опирался на «гарантии неприкосновенности человека, его жизни и свободы»? А в Китае никакого роста экономики нет и не было? Можно вспомнить и Южную Корею, уголовный кодекс которой еще в начале 90-х был секретным, чтобы население трепетало при мысли о наказании, а на улицах было подозрительно много людей с ампутированными конечностями.
Разумеется, как всякий либерал, обслуживающий интересы глобальных монополий, Мау требует раскрытия рынков перед иностранным бизнесом: «Конкурентоспособность в условиях закрытого национального рынка эфемерна и не обеспечит подлинного суверенитета». Стоит сравнить «закрытый» на первом этапе реформ Китая с полностью «открытой» Латвией: выходит, суверенитет Китая не «подлинен», а его конкурентоспособность «эфемерна», а у Латвии, импортировавшей из США президента и лишившейся из-за безработицы четверти населения, все в порядке.
Игнорируя весь мировой опыт, Мау внушает: «Сильной будет только та страна, в которой действуют глобальные игроки, способные определять мировые тенденции развития технологий и финансовых потоков». О том, что «глобальные игроки» объективно заинтересованы не в силе, а, наоборот, в слабости осваиваемых ими стран и, как правило, грабят их, либеральная обслуга этих «глобальных игроков» не может и подумать.
Как опытный пропагандист, Мау перехватывает у разрушаемого общества механизмы его самозащиты и, выворачивая их наизнанку, обращает против него: «Если протекционизм, то протекционизм либеральный, предполагающий… защиту сильных, а не слабых… Он не закрывает рынок от глобальных игроков, а помогает своим игрокам выступать на глобальном рынке». Хотя «защищать сильных» бессмысленно, а эта схема предполагает лишь реанимировать политику 1992 года: пусть выживут только «сильные», а «слабые» — пусть даже 90%, погибнут, уступив рынок «глобальным игрокам». Как будут выживать люди, работавшие на «слабых» предприятиях, либералов не интересует: реформаторское «Они не вписались в рынок» недаром звучит в России так же, как «Каждому свое» — на воротах Бухенвальда.
Характерно, что, когда Мау говорит о суверенитете России, он «путается в показаниях»: «Суверенитет нам практически гарантирован, если только мы сами сумеем его себе обеспечить…» Это означает как раз отсутствие гарантии суверенитета, — при том, что автор пытается создать заведомо ложную иллюзию его гарантированности.
При этом он загодя готовит почву для обоснования отказа от суверенитета: он, мол, нужен не сам по себе, а лишь «когда обеспечивает экономическое благосостояние и конкурентоспособность». То, что благосостояние и конкурентоспособность для страны, не способной в силу своих масштабов вписаться в технологическую цепочку корпорации на правах ее «клеточки», возможно только в случае обеспечения суверенитета, а иначе такая страна будет разграблена и раздавлена, — Мау якобы не знает.
Главным препятствием для «выхода на орбиту глобальной конкурентоспособности», по его мнению, является «нефтегазовое богатство». Деньги, зарабатываемые Россией, «подрывают экономическую стабильность и оказывают разлагающее влияние на политическую систему»: отсюда один шаг до вывода, к которому заботливо подводят читателя эпигоны либерализма: надо просто избавить Россию от денег — и все будет в порядке.
Как в 90-е.
Отстаивание либеральных взглядов, несовместимых с выживанием, требует не только подтасовки фактов, но и насилия над логикой.
Подобно этому юргенсовский Институт современного развития (где Мау является членом правления) призывал Россию избавиться от ядерного оружия, которое-де мешает ее конкурентоспособности, — а, главное (о чем тактично умалчивают либералы), мешает США и их сателлитам по НАТО бомбить нас по своему произволу.
То, что нефтедоллары — это возможность развития (а без денег такой возможности нет), и что их надо направлять на благо народа, а не на оплату финансовой стабильности США, Мау замалчивает. Ведь развитие и социальная справедливость противоречат интересам глобальных монополий. А главное, — если признать, что Россия может использовать нефтедоллары, как тогда обосновать очищение ее карманов от денег?
Когда же либеральная политика завела страну в тупик, Мау виртуозно отвлекал внимание руководства страны от необходимости ее смены на нормальную, переключая его внимание на необходимость «создания институтов».
Так, в 2011 году на встрече В.В.Путина с экспертами (которые во главе с Мау и Кузьминовым дорабатывали безнадежную «Стратегию-2020») Мау говорил, что «основные проблемы экономики сейчас находятся не в экономической сфере. Они в сфере человеческого капитала и политических институтов… Без изменений в системе судопроизводства, образования и здравоохранения их не решить».
Логика проста: не надо обращать внимания на художества либералов в отданной им на откуп социально-экономической политике, главное — уничтожьте в соответствии с их рецептами образование и здравоохранение, дезорганизуйте судопроизводство (в те годы, например, сокращалась доля лишавшихся свободы коррупционеров), а заодно и политические институты измените в пользу Кудриных, Касьяновых и Навальных, — и будет нам, либералам, счастье.
Пока же это не случилось, Мау рассказывал В.В.Путину, что модели роста для России в мире не существует, тот шутя, предлагал назвать ее «маусианством», Греф — «мауизмом», а Мау оценивал происходящее как «огромный интеллектуальный вызов»…
И, хотя инстинкт самосохранения пока не позволил В.В.Путину выполнить все либеральные рецепты, в главном либералы достигли цели: их курс не ставился под сомнение. В результате за 4 года Россия перешла от роста в 4,3% в 2011 к 5%-му спаду в 2015 году и уверенно идет к Майдану, который отдаст власть в руки Мау и его коллег и вернет нас в 90-е, благословенные для них и смертельные для нас и страны.
Гордость маньяка: «Очень горжусь тем, что мы натворили»
Как и положено системному либералу Мау, похоже, презирает людей, не способных осознать ориентации либерализма на уничтожение России в интересах глобального бизнеса. Так, на вопрос, почему его, «специалиста в проведении провальных реформ, опять привлекают к их проведению», он ответил: «Судя по тому, что этот вопрос задается, у человека все хорошо. Если бы у него было что-то плохо, то он бы не занимался тем, что… вступал бы в полемику».
И дальше рассказывает и о «колоссальном пути», и что в конце 1991 года никто не хотел быть премьер-министром (хотя эта выдумка гайдаровского окружения нелепа: очень хотели и Скоков, и Лобов, и Сабуров, и Святослав Федоров), и что «уже к концу 1992 года у нас не было продовольственной проблемы» (за счет чудовищного падения потребления и вымирания страны).
Абстрагирование от неудобной реальности необходимо либералам, но именно Мау довел его до совершенства.
Среди достижений либералов Мау отмечает, что в конце 1992 года «у нас не было сопредельных ядерных государств»; о Китае ректор РАНХиГС якобы не знает.
Подобно Немцову, когда-то с упоением начавшему рассказывать, как «они с товарищами спасали страну после дефолта 1998 года», Мау без стеснения объясняет рост «нулевых» «реформами 1990-х годов». Разумеется, полностью игнорируя как взлет (более чем в 14 раз за 10 лет) цен на нефть, так и катастрофический дефолт, до которого довели Россию обожествляемые им «реформы 90-х».
Абстрагирование от неудобной реальности необходимо либералам, но именно Мау довел его до совершенства.
Чего стоят его рассуждения о том, что «традиционная советская система здравоохранения, образования и пенсионного обеспечения могла функционировать лишь…, когда люди жили недолго и небогато», — притом, что советская продолжительность жизни была превзойдена лишь в 2011 году, а на протяжении либеральных реформ оставалась недостижимой. Что касается «небогатой жизни», то большинство россиян, кроме не более 15%, действительно выигравших от реформ, так и не восстановило позднесоветский уровень жизни (включая бесплатные или почти бесплатные услуги, предоставлявшиеся через общественные фонды потребления, и уровень безопасности).
По мнению Мау, «сейчас уровень пенсий приемлемый, а бедность и пенсионер не синонимы… Раньше (то есть в СССР — М.Д.) об этом можно было только мечтать». А сейчас «вполне типичная стратегия для москвича среднего возраста — купить квартиру, а затем ее сдавать и жить только на доходы от аренды». Правда, тут же Мау предлагает подумать о том, как отказаться от всеобщей пенсионной системы и повысить пенсионный возраст, — похоже, чтобы средний гражданин вновь перестал доживать до пенсии.
По мнению Мау, советская бесплатная медицина была возможна, лишь когда на жизнь среднего человека смотрели как на период, когда он «поживет и под конец жизни немного полечится». В наше же время человек «всю жизнь лечится либо оздоровляется — является объектом заботы врачей», что государство якобы не может профинансировать. Между тем как раз в СССР человек благодаря системе санаториев мог оздоровляться всю жизнь, а сейчас благодаря либералам доступность здравоохранения катастрофически падает даже в Москве.
Естественно, отстаивание либеральных взглядов, несовместимых с выживанием, требует не только подтасовки фактов, но и насилия над логикой. Так, Мау говорит: «когда первокурсник окончит вуз, структура рынка знаний будет уже другой» — и поэтому-де неправомерны сетования на то, что «много выпускников работает не по специальности». Получается, что, поскольку мы не знаем, какие профессии будут востребованы через 6 лет (о формировании спроса на них программами развития, как делают развитые страны, либерал не может и заикнуться), надо продолжать калечить жизнь молодым, обучая их заведомо ненужным профессиям!
А вдумайтесь в эти изыски: «Импортозамещение… должно быть экспортноориентированным… Если говорить о смысле импортозамещения — разве государство должно кормить население? Когда происходило реальное импортозамещение в 1998 году, никому никаких денег не выдавалось».
Здесь прекрасно все: и подмена импортозамещения стимулированием экспорта — по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька». И подмена импортозамещения прямой раздачей денег населению, не имеющей к нему отношения. И представление в качестве образца импортозамещения, возможного в наше время лишь в результате комплекса мер (предоставления мощностей или доступных кредитов, доступа к инфраструктуре и рынкам сбыта, подготовки кадров), заведомо неприемлемого сейчас опыта девальвации 1998 года, — просто чтобы не дать намека на необходимость активной государственной политики, противоречащей либеральным догмам.
В ноябре 2012 года, когда рост ВВП упал с 4,3% в 2010 и 2011 годах до 3.4%, а инфляция вновь ускорилась, Мау заявлял: «Экономическое положение России… сейчас лучшее за последние 50 лет». Хотя, возможно, это было просто способом похвалить Кудрина и привязать В.В.Путина к чудовищной либеральной политике: «министр финансов не может действовать без одобряющей поддержки президента».
***
Нахождение кузницы кадров государства — РАНХиГС — в руках верного соратника Гайдара опасней развязанной Западом против нас новой холодной войны: это гарантия нежизнеспособности России.
