Об очередной премии имени Нобеля
Михаил Хазин
Мне повезло — вчера я летел с Родоса (где был на очередном форуме «Диалог цивилизаций: http://wpfdc.org ), поэтому удалось отвертеться от журналистских запросов об очередной премии им. Нобеля по экономике. Но поскольку эта тема почему-то многих интересует, несколько слов сказать нужно.
Прежде всего — пресловутая премия им.Нобеля — это не показатель научных заслуг, а классический пиар (от «public relations»), направленный на повышение капитализации конкретной группы (можно сказать, корпорации), занявшей некогда нишу в рамках глобального проекта «экономикс».
Напомню, что этот проект был разработан в конце XIX века как ответ на концепцию уже марксистской политэкономии, главным смыслом которого было убрать из общенаучного и публичного дискурсов концепцию конца капитализма. Поскольку эта концепция из макроэкономики Адама Смита вытекает практически автоматически (в связи с чем политэкономия и вообще глобальная концепция общественных наук, предложенная Марксом, и получила такое распространение во второй половине XIX века), необходимо было не просто как-то объяснить обществу, что оно ошибается в этой части, но и предложить ему какую-то альтернативу.
А поскольку общество к науке и ученым всегда относится с уважением, в данном случае нужно было предъявить не просто альтернативную науку (которую еще нужно было разработать), но и постоянно ее поддерживать в крайне пропагандистски активном состоянии, поскольку иначе логика Адама Смита все время вылезала на поверхность. И по этой причине эта пропагандистская составляющая все время вылезает в экономикс на первый план.
Детали и особенности этой «науки» (кавычки, все-таки, скорее всего, необходимы, хотя отдельные направления исследований в рамках этого проекта вполне имеют право на существование) я здесь излагать не буду, тема, все-таки, другая, детали можно прочитать в упомянутой мною выше статье, но отмечу, что само появление «Нобелевской» премии как раз проходит по разделу идеологии — со всеми вытекающими.
В частности, именно по этой причине в рамках «экономикс» до сих пор не существует более или менее внятного объяснения нынешнего кризиса, именно по этой причине премии «им. Нобеля» не присуждаются за исследования подобных причин. Про нашу теорию, которая как раз все уже давно объяснила, что за прошедшие с момента ее разработки 15 лет всем идеологически неангажированным людям стало понятно, и говорить нечего — она как раз входит в жестко табуированную в рамках «экономикс» часть экономической теории.
Понятен и перекос в микроэкономику в рамках «экономикс» — чем глубже детали, тем меньше видны глобальные тенденции и их причины, в том числе и те, которые были открыты Адамом Смитом. Отмечу, что здесь противоречия между политэкономией и экономикс наложились еще и на принципиальное отличие немецкой и англо-саксонской системой образования (Адам Смит еще попал в остатки старой, «аристократической» системы, которая постепенно исчезала в Англии и США и на сегодня исчезла практически полностью) — первая предполагает знание «ничего обо всем», то есть понимания мира в целом, вторая — «все ни о чем», то есть выращивают уникальных специалистов в крайне узких нишах.
Именно за такие крайне узкие темы и давали в последние годы премии «им. Нобеля». Но крайне широко их рекламируют. Последняя премия дана за исследования поведения домохозяйств, точнее за… "за анализ потребления, бедности и благосостояния". Получил ее, естественно, представитель той же самой корпорации, что и предыдущие премии — поскольку она является институтом этой самой корпорации. Но вот по доходам и расходам мне есть, что сказать — а потому и скажу.
Дело в том, что в 1989 году я пришел на работу в Институт статистики и экономических исследований Госкомстата СССР, который тогда возглавлял однокашник моего папы по мех-мату МГУ Эмиль Борисович Ершов. Пришел на вполне конкретный проект — разобраться, как можно более адекватно оценивать доходы и расходы граждан. Эмиль Борисович стал моим учителем в области экономики, и мне было очень больно, когда он в прошлом году умер. Но я хорошо помню его блистательные доклады о результатах его исследований в области статистики доходов и расходов, в начале которых я принимал участие.
Затем я столкнулся с этой темой, работая в Министерстве экономики, так получилось, что именно мой департамент, в числе прочего, готовил статистику по доходам населения (поскольку именно доходы населения составляли основу инвестиционных ресурсов в СССР, эта статистика был в департаменте кредитной политики). И могу сказать, что тема эта действительно очень сложная, особенно в части учета того, как меняется поведение семьи при изменении доходов.
Я не читал работы последнего лауреата премии «им. Нобеля», но вполне верю, что он могут быть очень интересны — мне, во всяком случае, с учетом старой моей работы. Однако сегодня, опять же, с учетом того моего понимания, я могу твердо сказать, что к пониманию кризисных механизмов они отношения не имеют. Дело в том, что эти работы связаны с психологией устойчивых групп в рамках этих групп — то есть, например, на что потратит лишний рубль нищий или, что перестанет покупать представитель «среднего класса», если у него немножко уменьшится зарплата. Это, кстати, страшно интересно маркетологам — так что эта работа даже практический смысл имеет, в отличие от многих других в рамках «экономикс».
Но сегодня проблема другая — это проблема исчезновения «среднего» класса, превращение его в «новых» бедных. Психология и исследования по «среднему» классу этих людей не описывают, денег у них практически нет. Аналогичные исследования по бедным тоже не годятся, поскольку их образование и привычки созданы деньгами, которых у «нормальных» бедных нет и быть не могло. И эти исследования очень нужны — но их пока никто не делал. Или же делал в рамках психологических лабораторий отдельных институтов, которые не очень любят раскрывать свои методы.
И, разумеется, эти исследования не имеют никакого отношения к кризису, его причинам или последствиям. Как, собственно, и должно было быть. Впрочем, пропагандистский эффект по повышению значимости «экономикс» от этих премий постепенно исчезает, потому как они не имеют никакого отношения к реальной жизни, а значит, интерес к ним падает. Со всеми вытекающими. А обсуждать абстрактные модели я не могу — даже если они лично мне интересны. Потому что времени нет. Если бы был жив Эмиль Борисович я бы ему позвонил и он бы мне рассказал — поскольку его научная и человеческая честность гарантировала, что он бы рассказал все как есть. А больше мне сейчас звонить некому — так что о деталях не очень актуальных исследования я писать не буду, уж извините.