Осень 2015 года началась под знаком резкой активизации боевых действий в Сирии.  После нескольких месяцев стратегического затишья под прикрытием огромной песчаной бури, накрывшей регион, перешли в наступление отряды исламистов и оппозиции. В районе Дамаска и Алеппо нанесли удар боевики так называемого «Джебхат-ан-Нусра», исламистского салафитского движения, ассоциированного с «Аль Кайдой». В районе Хомса  активные боевые действия начала так называемая Сирийская Свободная Армия – «Аль-джэйш ас-суурий аль-хурр», созданная в 2012 году при содействии США для борьбы с Башаром Асадом.

Одновременно с этим возобновились бои в районе сирийско-турецкой границы, где со стороны Турции начали наступать на Латакию отряды ИГИЛ, другой «фронт» ИГИЛ захватил район нефтяных полей Пальмиры. Стало ясно, что кураторы и военное руководство боевиков рассчитывают, наконец, покончить с официальной властью президента Ассада и начать делить сирийский пирог.

Было очевидно, что Дамаск изнемогает в этой войне. Правительству уже не хватало сил для ведения войны одновременно на  нескольких фронтах. Сирийская армия постепенно теряла один район за другим. Потери росли, моральное состояние войск падало. Началось дезертирство, национальные контингенты (друзы, курды) начали покидать армию и ополчение — народную самооборону, куда входили алавиты, друзы, христиане и исмаилиты, и отходить к своим населённым пунктам, чтобы защищать их уже после падения Дамаска.

Высокую боеспособность сохраняли лишь отряды ливанской «Хизбаллы», и иранских добровольцев из Корпуса стражей Исламской революции. К концу сентября под Дамаском сражалось от 5 до 7 тысяч бойцов «Хизбаллы». После двух недель наступления исламистов обстановка стала критической. Стало очевидно, что без вмешательства России официальный Дамаск обречён. Вот в этих условиях и было принято решение об оказании Сирийской Арабской республике военной помощи. Началась воздушная наступательная операция. Но успехи нашей авиации не должны провоцировать излишнюю эйфорию.

Необходим отдавать себе отчёт, что российские ВВС хотя и подорвали наступательные возможности сирийских террористических группировок, но до коренного перелома в ходе боевых действий ещё далеко. Сегодня сирийские фронты это фактически «слоёный» пирог районов контролируемых боевиками и сирийским правительством. И зачастую крупные правительственные гарнизоны вынуждены вести оборонительные бои, утратив контроль над коммуникациями и испытывая жёсткий недостаток боеприпасов, топлива и продовольствия, в свою очередь районы занятые боевиками блокированы сирийской армией и отряды боевиков, не имея возможности наступать, фактически зарываются в землю, спасаясь от огня артиллерии и ударов авиации.

При этом сирийская армия измотана тремя годами войны и понесла большие потери, мобилизационный потенциал её исчерпан и командование ведёт боевые действия уже не корпусами и дивизиями, а боевыми группами численностью до батальона, постоянно перебрасывая эти боевые группы из одного района в другой, затыкая бреши в обороне. И характеризуя сегодняшнюю обстановку, её можно назвать критической для обеих сторон конфликта – и для официального Дамаска и для фронта боевиков — исламистов.

Сирийская армия остро нуждается в резком наращивании своего боевого потенциала и прежде всего пополнении своих сухопутных войск и доведения их численности до уровня, обеспечивающего превосходство над исламистами в каждом из трёх основных районов боевых действий. Для исламистов же жизненно важно усилить свои отряды тяжёлым вооружением, бронетехникой и артиллерией, а так же получить в своё распоряжение современные средства ПВО, для ликвидации господства российских ВВС в небе.

Очевидно, что война в Сирии и участие в ней российских войск стало для нашего генерального Штаба отличным полигоном для реальной проверки российской техники и вооружения. В Сирию были переброшены все новинки отечественного ВПК от систем разведки и целеуказания до беспилотников и управляемых бомб и ракет.

Какие же цели сегодня ставит перед собой Россия в Сирии?

Три месяца войны показали, что резкого военного перелома не произошло. Армия Асада, хотя и начала теснить своих противников, но достичь стратегического превосходства не смогла. Очевидно, что российская разведка отдавала себе отчёт, в таком развитии ситуации и российское военное командование сразу ограничило участие Российских вооружённых сил лишь авиационной поддержкой и координацией. С другой стороны, наступление оппозиции и исламистов на Дамаск полностью сорвано. От решительного наступления они вынуждены перейти к глухой обороне. При этом господство в воздухе резко подрывает их боевые возможности и обескровливает.

В чем же тогда заключается «интерес» России? Прежде всего, Россия, вступив в эту войну как самый крупный и технически оснащённый участник, фактически стала координатором всех сил, ведущих борьбу против исламистов. И в этом качестве резко подняла свой статус, как мировой державы, способной отстаивать свои интересы в любой точке планеты. Вторым следствием вмешательства России стала полная бесперспективность продолжения войны в Сирии для всех её сторон. И для оппозиции и для исламистов стало очевидно, что достичь военной победы над Дамаском в ближайшем будущем невозможно. И это привело к расколу в их рядах.

«Светская» часть оппозиции, выступающая за уход Асада, но сохранение Сирии как единого независимого светского государства всё сильнее отдаляется от исламистов, воюющих за превращение Сирии в некий религиозно — фундаменталистский «халифат», растворённый в некоем «Исламском государстве». И это раскол может стать стратегическим переломом в этой затянувшейся войне.

Сохранение Сирии – вопрос наших стратегических приоритетов. Сирию и Россию на протяжении почти пятидесяти лет связывают особые дружеские и партнёрские отношения. Сирия остаётся одним из последних бастионов сдерживающих исламистов от прорыва к границам России через Турцию, и через Афганистан в постсоветскую Среднюю Азию. Кроме того, Сирия практически последний наш стратегический союзник на Ближнем Востоке.