Бенефициарами этой приватизации могут стать спекулянты
Сергей Глазьев
Латание дыр в бюджете не должно стать смыслом новой волны приватизации государственной собственности, которую затеяли российские власти, уверен советник президента Сергей Глазьев. Приватизация должна вернуть доверие граждан к власти и стимулировать структурные реформы. Об этом — в эксклюзивном интервью Глазьева «Газете.Ru».
Объегорили-обгайдарили
— Правительство объявило о масштабной приватизации государственной собственности. Как избежать ошибок? Хотя бы тех, которые были в 90-х?
— Приватизация 90-х годов породила криминализацию. Это самая главная негативная ее составляющая. Поскольку в приватизации 90-х годов преуспели преступники, которые грубо нарушили свои обязательства перед государством и обществом.
— О каких обязательствах речь?
— Приватизаторы не выполнили инвестиционные планы, получив государственную собственность. Причем получили они собственность за бесценок. Миллионы граждан были обмануты мошенниками. Мы помним многочисленные финансовые пирамиды на базе ваучерных фондов, когда у людей забрали ваучеры и потом украли их имущество, при этом заработав сверхприбыли и использовав их для приобретения государственных активов.
Согласно отчету Генпрокуратуры Государственной думе, на один случай приватизации в среднем было зафиксировано одно преступление.
— А как вы оцениваете последствия для экономики? С приватизацией связывали повышение эффективности в управлении собственностью и в конечном счете рост экономики…
— Как вы понимаете, если собственность украдена, а не заработана, собственник едва ли будет ее рачительно использовать. Скорее всего, перепродаст при первом удобном случае, а деньги спрячет за рубежом. Именно это произошло с большинством предприятий обрабатывающей промышленности. Приватизаторы редко утруждали себя развитием производства. Типичной была иная картина: присвоение оборотных средств, распродажа запасов, невыплата зарплат и увольнение работников, затем демонтаж и распродажа оборудования, привлечение кредитов и банкротство предприятия. После этого — его перепрофилирование под склад, торговлю импортом или офисное помещение. Так что если какой-то рост произошел, то это был рост офшоризации экономики, складских и торговых площадей. Не будем также забывать о так называемых иностранных советниках, работавших в Госкомимуществе, которые немало злоупотребили своим служебным положением и поучаствовали в приватизации. Они приобретали российские активы, используя конфиденциальную информацию в личных интересах. На этот счет, кстати, есть решения американского правосудия, признавшего, в частности, вину двух гарвардских советников главного приватизатора в мошенничестве. С самого начала приватизация велась с максимально льготными условиями для иностранного капитала, у которого были гигантские преимущества, обусловленные многократной заниженностью стоимости приватизировавшихся предприятий. Не случайно главным финансовым оператором на рынке приватизационных сделок оказался один из американо-швейцарских банков.
Ну и самое главное, приватизация 90-х повлекла колоссальную хаотизацию экономики и резкий спад промышленного производства в силу разрушения технологических цепочек.
— Поясните, пожалуйста.
— Советская экономика была сформирована из крупных производственных и научно-производственных объединений. Каждое из них состояло из серийных и опытных заводов, конструкторских бюро и проектных институтов. Таких производственных объединений было около пяти тысяч по стране. Каждое из них насчитывало от пяти до ста тысяч работников, в зависимости от отрасли.
Если бы приватизировали эти производственно-технологические комплексы как единое целое, мы бы не получили резкого падения экономической эффективности, сохранились бы работоспособные структуры.
А когда приватизировали серийный завод отдельно, и опытный завод отдельно, и конструкторское бюро отдельно, то это привело к резкому росту транзакционных издержек, к разрушению кооперации, а в конечном счете к развалу производственно-технологических комплексов и экономическому краху всей высокотехнологической промышленности.
То есть изначальная стратегическая ошибочность той приватизации, о чем я, кстати, говорил еще до ее начала, в 1991 году, заключалась в том, что приватизировались не целостные производственно-технологические комплексы, способные к самостоятельному воспроизводству, а приватизировались юридические лица, которые в большинстве своем являлись производственно-хозяйственными единицами и никогда не функционировали в качестве целостных предприятий.
— Но не все же производственные цепочки развалились, некоторые предприятия нашли свое место под солнцем.
— Предприятия, которые могли экспортировать сырье, быстренько переориентировались на внешний рынок. А те, которые занимались выпуском готовой продукции, столкнувшись с резким ростом цен на сырье, были вынуждены свернуть производство. Эта приватизация обернулась катастрофическим разгромом отраслевой науки и проектных институтов, вследствие чего наша экономика распалась на нежизнеспособные кусочки, большинство из которых оказались неконкурентоспособными, потеряли связь с партнерами по кооперации и свернули свою деятельность. То есть приватизация обернулась экономической катастрофой.
— А для власти какими оказались итоги приватизации?
— Для власти это обернулось государственным переворотом, который зафиксировал криминализацию российского общества. Попытка Верховного Совета воспрепятствовать хаотизации российской экономики и ее раздроблению, разграблению и криминализации привела, как вы знаете, к госперевороту, расстрелу Верховного Совета в 1993 году и к формированию криминально-олигархической диктатуры, которую можно назвать «какократией» — властью худших. Дееспособность государственной власти резко снизилась, государство обанкротилось, страна оказалась на грани окончательного краха. И только с приходом на пост президента Владимира Владимировича Путина государство восстановило структуру управления.
— Восстановило — это слабо сказано. Государство заменило собой все структуры общества, и уже никто не спорит, что нужны структурные реформы. Как сделать приватизацию частью структурных реформ?
— Смотря что понимать под структурными реформами. Если это реформы в целях модернизации экономики, то приватизация может стать ее частью. В качестве примера можно привести, скажем, английскую приватизацию в период правления Маргарет Тэтчер. Там были приватизированы некоторые из базовых отраслей экономики, исходя из долгосрочных планов их развития.
При этом государство получило большие деньги, а новые собственники не только вложили немалые средства в модернизацию и развитие этих отраслей, но затем еще заплатили налог на прирост капитала.
То есть опыт приватизации в Англии, в Европе в целом, в рамках создания европейского экономического чуда, очень поучителен. Можно найти много позитивных примеров, когда отрасли, которые государство восстановило после войны, на новой технологической основе, затем были проданы с выгодой для государства и с четким пониманием того, что новые собственники будут инвестировать в развитие этих предприятий.
В России приватизация проходила на основе инвестиционных конкурсов, но кто проверял потом, выполнены ли обязательства? В большинстве случаев инвестпланы выполнены не были. При этом собственность у новых владельцев никто не отобрал. Такого не должно повториться.
— В России средства от приватизации обычно проедаются? Правительство говорит о приватизации в связи с дефицитом бюджета и недостатком средств на выполнение социальных обязательств властей…
— Это все равно что распродажа имущества банкротом. Доходы от приватизации плохо подходят для финансирования текущих обязательств бюджета, потому что они зависят от рыночной конъюнктуры, носят нерегулярный характер и являются разовыми. Для финансирования дефицита госбюджета все страны мира прибегают к госзаимствованиям, источником финансирования которых обычно является кредитная эмиссия. К примеру, более 90% эмиссии долларов ФРС осуществляет под приобретение обязательств казначейства; эмиссия евро ведется под приобретение долговых обязательств государств ЕС; иены — под обязательства государственных институтов. Доходы же от приватизации стараются тратить на стимулирование инвестиционной и инновационной активности.
Можно ли по-другому
— Как развернуть приватизацию в нужном направлении? Это вообще возможно?
— Возможно. Управление государственными коммерческими институтами и имуществом должно вестись системно, как единое целое. И приватизация должна планироваться исходя из общего плана управления государственным имущественным комплексом. Сегодня у государства в собственности находятся крупнейшие коммерческие банки, институты развития, госкорпорации и другие организации, казенные предприятия, работающие на рынке и получающие прибыль. Каждый из них функционирует сам по себе, у руководителей нет обязанностей по выполнению планов развития экономики, они произвольно распоряжаются гигантскими государственными средствами, не неся реальной ответственности за результаты своей работы. Как показывают данные проверок Счетной палаты, они могут нанести ущерб своим партнерам, вывести средства за рубеж или просто разбазарить деньги на сомнительные операции, включая спекуляции против рубля.
Нет сомнений, что приватизация государственных активов при таком анархическом подходе к управлению госимуществом будет вестись столь же безответственно и волюнтаристски, исходя из субъективных ощущений и личных интересов уполномоченных должностных лиц соответствующих госструктур.
При таком подходе теряется смысл государственного управления имуществом, поскольку собственник плохо понимает, чего он хочет, не ставит перед менеджерами четких задач, и они начинают «рулить» государственными коммерческими организациями как личными фирмами по собственному усмотрению. Приватизацию они воспринимают как шанс это личное управление легализовать.
— И как же надо действовать?
— Гибче. Президент недвусмысленно указал на ограничения, которые должны соблюдаться при приватизации, она не должна быть самоцелью и использоваться в контексте решения задач повышения эффективности и модернизации экономики. Можно продавать активы, которые не нужны для решения государственных задач, для экономического развития. А в какое-то время, наоборот, государству стоило бы приобретать активы, необходимые для стимулирования экономического роста.
Возьмем, к примеру, инфраструктуру, которая традиционно является одной из важнейших составных частей государственного имущественного комплекса. Во всех странах. Почему государство владеет инфраструктурой и вкладывает в ее развитие? Потому что экономическая теория и практика говорят о том, что от инфраструктуры нельзя требовать максимизации прибыли. Транспортные издержки должны быть оптимальными для развития экономики, которая нуждается в определенной мобильности факторов производства, снижении расходов на перевозки товаров, повышении эффективности производственно-логистических цепочек.
Поэтому часто государство прибегает к частичному субсидированию перевозок. Наиболее знакомый путешественникам пример — субсидируемые авиабилеты на курорты. Испания активно прибегает к субсидиям на доставку туристов на Канарские острова.
Для того чтобы обеспечивать необходимый для их развития уровень спроса на туристические услуги. Или субсидии на поездки студентов. Или субсидирование дальних перевозок грузов в странах с протяженной территорией. Когда инфраструктурная отрасль начинает работать на максимизацию прибыли, это влечет повышение издержек у всех и ведет к снижению конкурентоспособности экономики.
— Например, платные дороги и система «Платон»?
— Это зависит от соотношения цены и эффекта. Если плата за проезд меньше транспортных издержек проезда по бесплатной, но перегруженной или просто плохой дороге, то платная дорога даст положительный эффект. Если же нет, то платность оборачивается негативом для граждан, которые не могут перемещаться свободно по стране из-за дороговизны билетов на поезда, самолеты, на междугородние рейсы автобусов. Для бизнеса транспортные издержки тем значительнее, чем больше значение удаленной кооперации и дальних рынков сбыта.
Если перед нами стоит задача повышения мобильности трудовых ресурсов, а такая проблема есть, значит, мы должны держать низкие транспортные издержки.
Раз уж мы большая страна, в которой граждане хотели бы ощущать себя единым народом, значит, мы должны субсидировать магистральные перевозки.
Мы должны субсидировать мобильность молодежи. Для этого мы можем доплачивать из государственного бюджета за проездные билеты, то есть субсидировать частный бизнес, который сидит на инфраструктуре. Либо мы можем субсидировать саму инфраструктуру. Во втором случае ее лучше держать в госсобственности.
То же самое касается ряда других инфраструктурных отраслей, связанных с социальной сферой. Это прежде всего жилищно-коммунальные услуги, где приватизация, если она будет проходить без планирования, скорее всего, выльется в повышение тарифов. То есть надо понимать, что бизнес если и захочет приватизировать имущество в этой сфере, то лишь для того, чтобы получать прибыль.
— Это естественно. Но если задача в другом, тогда что?
— Мы должны разделить госбюджет — на текущий бюджет и бюджет развития. Это было сделано Евгением Примаковым весьма успешно. И в Бюджетном кодексе появился большой раздел: бюджет развития.
Впоследствии по инициативе Алексея Кудрина бюджет развития был ликвидирован, и вместо него мы получили Стабилизационный фонд, который потом был разделен на две части. Деньги Стабфонда де-факто вкладывались не в развитие экономики, а в субсидирование американского бюджета.
— Были вложены преимущественно в доллары?
— В государственные обязательства США и других стран — членов НАТО, которые используют эти деньги в том числе на агрессию против нас же. Все доходы бюджета, которые носят конъюнктурный характер, включая доходы от приватизации, нужно тратить на развитие экономики через бюджет развития. В этот же бюджет развития необходимо завести все инвестиционные программы. Тогда мы будем понимать, что мы финансируем инвестиции в том числе за счет получения доходов от государственного имущества. Мы должны замкнуть этот контур.
Государство должно заниматься поддержкой инвестиций и инноваций, развитием инфраструктуры за счет тех доходов, которые получает от государственного имущества. И эта система должна работать исходя из принципов максимизации эффективности. Наше государство столь богато своими ресурсами, что за счет только недропользования можно наполнить бюджет развития. А сегодня эти доходы растекаются по сырьевым отраслям, по нефтяным компаниям, по карманам…
Я уверен, что, если мы систематизируем управление государственным имущественным комплексом, это управление будет давать прибыль. То есть мы снимем с бюджета нагрузку, связанную с государственными инвестициями. И государственную инвестиционную программу, в том числе для нужд оборонно-промышленного комплекса, можно будет финансировать в основном за счет доходов, получаемых от государственного имущества. И тогда нам в этой логике будет понятно, какие компании есть смысл приватизировать, а какие нет, что нам не нужно, а что, наоборот, мы должны наращивать. Без такого системного подхода эффективную приватизацию провести невозможно. Потому что это будет просто латание дыр.
Продать ликвидные активы сейчас, для того чтобы заткнуть дефицит бюджета, а потом авось как-нибудь перебьемся — это недальновидная позиция временщиков.
— В каком формате граждане могли бы участвовать в большой приватизации, в покупке «Роснефти», например? Или гражданам могут достаться только микропакеты в региональных и муниципальных объектах?
— Я думаю, что реально мы можем рассчитывать на участие в приватизации двух категорий граждан. Это, во-первых, те граждане, которые работают на приватизируемых предприятиях.
Весь мировой опыт говорит о том, что вовлечение трудящихся в управление предприятием — это большая польза для корпоративного управления. Чем больше будет вовлеченность работников в управление, тем выше эффективность, потому что включается мотивация общего дела. Поэтому я бы даже допустил льготы для работников корпораций, которые будут приватизироваться, льготы для приобретения акций.
— Это и госбанков касается?
— И банков, конечно. Это одна часть граждан.
Вторая часть, на кого можно рассчитывать, — те граждане, которые активно участвуют на финансовом рынке. Таковых у нас примерно миллион, которые увлекаются куплей-продажей акций, то есть реально совершают сделки на финансовом рынке.
— А учителя, врачи, бюджетники, наемные работники частных компаний?
— Что касается остальных, а это подавляющее большинство, то приходится констатировать, что у людей просто нет денег для того, чтобы поучаствовать в этой приватизации.
И возможность существует только одна. И мне кажется, она очень интересная.
— Заинтриговали…
— Мы должны вспомнить обязательства государства по восстановлению сбережений, которые были обесценены вследствие замораживания вкладов в период гиперинфляции начала 90-х годов. У нас действует ряд законов, определяющих обязательства государства и порядок восстановления сбережений вкладчиков Сбербанка СССР. И если мы эти сбережения восстановим, с условием, что деньги, которые люди получат на счета в Сбербанке, могут быть использованы только на инвестиционные цели, тогда мы можем решить задачу вовлечения граждан в приватизацию. Они смогут выбрать, в какие предприятия вкладывать свои деньги. Деньги должны быть использованы исключительно для инвестиций в определенные государством активы — это может быть условием восстановления сбережений и одновременно решением проблемы приватизации.
Я убежден, что, если мы хотим добиться социального мира и гармонии, мы не можем игнорировать проблему восстановления сбережений вкладчиков Сбербанка. Это очень серьезная социальная проблема, о которой люди не забыли.
— Но власти отчитались, что погасили советские долги, пересчитали с коэффициентом и вернули…
— Нет, это было не восстановление, это была весьма незначительная, если не сказать символическая, компенсация.
— Многие не дождались ни восстановления вкладов, ни компенсации. А что получат граждане, родившиеся после развала СССР?
— Восстановление средств должно затронуть и молодое поколение россиян — наследников уже умерших вкладчиков. Так или иначе, основной долг по вкладам Сбербанка остается. Он зафиксирован в законах о восстановлении сбережений. Правительство делает вид, что таких законов не существует. Но проблема эта есть, и я думаю, что это путь к решению еще более серьезной проблемы, а именно сохраняющегося у народа глубокого недоверия к государству и к бизнесу после ваучерной приватизации 90-х годов. Люди считают, что их обманули. За те ваучеры, которые им раздали, они в итоге в подавляющем большинстве ничего не получили. Столкнулись с тем, что они потеряли не только собственность как граждане государства, но и личную собственность в Сбербанке СССР.
Если мы сумеем восстановить сбережения и вовлечь людей в управление приватизированным государственным имуществом, то мы этим самым и доверие к этой приватизации усилим, и это как-то смягчит тот раскол в обществе, который сегодня существует в связи с итогами приватизации.
Объегорили-обгайдарили
— Правительство объявило о масштабной приватизации государственной собственности. Как избежать ошибок? Хотя бы тех, которые были в 90-х?
— Приватизация 90-х годов породила криминализацию. Это самая главная негативная ее составляющая. Поскольку в приватизации 90-х годов преуспели преступники, которые грубо нарушили свои обязательства перед государством и обществом.
— О каких обязательствах речь?
— Приватизаторы не выполнили инвестиционные планы, получив государственную собственность. Причем получили они собственность за бесценок. Миллионы граждан были обмануты мошенниками. Мы помним многочисленные финансовые пирамиды на базе ваучерных фондов, когда у людей забрали ваучеры и потом украли их имущество, при этом заработав сверхприбыли и использовав их для приобретения государственных активов.
Согласно отчету Генпрокуратуры Государственной думе, на один случай приватизации в среднем было зафиксировано одно преступление.
— А как вы оцениваете последствия для экономики? С приватизацией связывали повышение эффективности в управлении собственностью и в конечном счете рост экономики…
— Как вы понимаете, если собственность украдена, а не заработана, собственник едва ли будет ее рачительно использовать. Скорее всего, перепродаст при первом удобном случае, а деньги спрячет за рубежом. Именно это произошло с большинством предприятий обрабатывающей промышленности. Приватизаторы редко утруждали себя развитием производства. Типичной была иная картина: присвоение оборотных средств, распродажа запасов, невыплата зарплат и увольнение работников, затем демонтаж и распродажа оборудования, привлечение кредитов и банкротство предприятия. После этого — его перепрофилирование под склад, торговлю импортом или офисное помещение. Так что если какой-то рост произошел, то это был рост офшоризации экономики, складских и торговых площадей. Не будем также забывать о так называемых иностранных советниках, работавших в Госкомимуществе, которые немало злоупотребили своим служебным положением и поучаствовали в приватизации. Они приобретали российские активы, используя конфиденциальную информацию в личных интересах. На этот счет, кстати, есть решения американского правосудия, признавшего, в частности, вину двух гарвардских советников главного приватизатора в мошенничестве. С самого начала приватизация велась с максимально льготными условиями для иностранного капитала, у которого были гигантские преимущества, обусловленные многократной заниженностью стоимости приватизировавшихся предприятий. Не случайно главным финансовым оператором на рынке приватизационных сделок оказался один из американо-швейцарских банков.
Ну и самое главное, приватизация 90-х повлекла колоссальную хаотизацию экономики и резкий спад промышленного производства в силу разрушения технологических цепочек.
— Поясните, пожалуйста.
— Советская экономика была сформирована из крупных производственных и научно-производственных объединений. Каждое из них состояло из серийных и опытных заводов, конструкторских бюро и проектных институтов. Таких производственных объединений было около пяти тысяч по стране. Каждое из них насчитывало от пяти до ста тысяч работников, в зависимости от отрасли.
Если бы приватизировали эти производственно-технологические комплексы как единое целое, мы бы не получили резкого падения экономической эффективности, сохранились бы работоспособные структуры.
А когда приватизировали серийный завод отдельно, и опытный завод отдельно, и конструкторское бюро отдельно, то это привело к резкому росту транзакционных издержек, к разрушению кооперации, а в конечном счете к развалу производственно-технологических комплексов и экономическому краху всей высокотехнологической промышленности.
То есть изначальная стратегическая ошибочность той приватизации, о чем я, кстати, говорил еще до ее начала, в 1991 году, заключалась в том, что приватизировались не целостные производственно-технологические комплексы, способные к самостоятельному воспроизводству, а приватизировались юридические лица, которые в большинстве своем являлись производственно-хозяйственными единицами и никогда не функционировали в качестве целостных предприятий.
— Но не все же производственные цепочки развалились, некоторые предприятия нашли свое место под солнцем.
— Предприятия, которые могли экспортировать сырье, быстренько переориентировались на внешний рынок. А те, которые занимались выпуском готовой продукции, столкнувшись с резким ростом цен на сырье, были вынуждены свернуть производство. Эта приватизация обернулась катастрофическим разгромом отраслевой науки и проектных институтов, вследствие чего наша экономика распалась на нежизнеспособные кусочки, большинство из которых оказались неконкурентоспособными, потеряли связь с партнерами по кооперации и свернули свою деятельность. То есть приватизация обернулась экономической катастрофой.
— А для власти какими оказались итоги приватизации?
— Для власти это обернулось государственным переворотом, который зафиксировал криминализацию российского общества. Попытка Верховного Совета воспрепятствовать хаотизации российской экономики и ее раздроблению, разграблению и криминализации привела, как вы знаете, к госперевороту, расстрелу Верховного Совета в 1993 году и к формированию криминально-олигархической диктатуры, которую можно назвать «какократией» — властью худших. Дееспособность государственной власти резко снизилась, государство обанкротилось, страна оказалась на грани окончательного краха. И только с приходом на пост президента Владимира Владимировича Путина государство восстановило структуру управления.
— Восстановило — это слабо сказано. Государство заменило собой все структуры общества, и уже никто не спорит, что нужны структурные реформы. Как сделать приватизацию частью структурных реформ?
— Смотря что понимать под структурными реформами. Если это реформы в целях модернизации экономики, то приватизация может стать ее частью. В качестве примера можно привести, скажем, английскую приватизацию в период правления Маргарет Тэтчер. Там были приватизированы некоторые из базовых отраслей экономики, исходя из долгосрочных планов их развития.
При этом государство получило большие деньги, а новые собственники не только вложили немалые средства в модернизацию и развитие этих отраслей, но затем еще заплатили налог на прирост капитала.
То есть опыт приватизации в Англии, в Европе в целом, в рамках создания европейского экономического чуда, очень поучителен. Можно найти много позитивных примеров, когда отрасли, которые государство восстановило после войны, на новой технологической основе, затем были проданы с выгодой для государства и с четким пониманием того, что новые собственники будут инвестировать в развитие этих предприятий.
В России приватизация проходила на основе инвестиционных конкурсов, но кто проверял потом, выполнены ли обязательства? В большинстве случаев инвестпланы выполнены не были. При этом собственность у новых владельцев никто не отобрал. Такого не должно повториться.
— В России средства от приватизации обычно проедаются? Правительство говорит о приватизации в связи с дефицитом бюджета и недостатком средств на выполнение социальных обязательств властей…
— Это все равно что распродажа имущества банкротом. Доходы от приватизации плохо подходят для финансирования текущих обязательств бюджета, потому что они зависят от рыночной конъюнктуры, носят нерегулярный характер и являются разовыми. Для финансирования дефицита госбюджета все страны мира прибегают к госзаимствованиям, источником финансирования которых обычно является кредитная эмиссия. К примеру, более 90% эмиссии долларов ФРС осуществляет под приобретение обязательств казначейства; эмиссия евро ведется под приобретение долговых обязательств государств ЕС; иены — под обязательства государственных институтов. Доходы же от приватизации стараются тратить на стимулирование инвестиционной и инновационной активности.
Можно ли по-другому
— Как развернуть приватизацию в нужном направлении? Это вообще возможно?
— Возможно. Управление государственными коммерческими институтами и имуществом должно вестись системно, как единое целое. И приватизация должна планироваться исходя из общего плана управления государственным имущественным комплексом. Сегодня у государства в собственности находятся крупнейшие коммерческие банки, институты развития, госкорпорации и другие организации, казенные предприятия, работающие на рынке и получающие прибыль. Каждый из них функционирует сам по себе, у руководителей нет обязанностей по выполнению планов развития экономики, они произвольно распоряжаются гигантскими государственными средствами, не неся реальной ответственности за результаты своей работы. Как показывают данные проверок Счетной палаты, они могут нанести ущерб своим партнерам, вывести средства за рубеж или просто разбазарить деньги на сомнительные операции, включая спекуляции против рубля.
Нет сомнений, что приватизация государственных активов при таком анархическом подходе к управлению госимуществом будет вестись столь же безответственно и волюнтаристски, исходя из субъективных ощущений и личных интересов уполномоченных должностных лиц соответствующих госструктур.
При таком подходе теряется смысл государственного управления имуществом, поскольку собственник плохо понимает, чего он хочет, не ставит перед менеджерами четких задач, и они начинают «рулить» государственными коммерческими организациями как личными фирмами по собственному усмотрению. Приватизацию они воспринимают как шанс это личное управление легализовать.
— И как же надо действовать?
— Гибче. Президент недвусмысленно указал на ограничения, которые должны соблюдаться при приватизации, она не должна быть самоцелью и использоваться в контексте решения задач повышения эффективности и модернизации экономики. Можно продавать активы, которые не нужны для решения государственных задач, для экономического развития. А в какое-то время, наоборот, государству стоило бы приобретать активы, необходимые для стимулирования экономического роста.
Возьмем, к примеру, инфраструктуру, которая традиционно является одной из важнейших составных частей государственного имущественного комплекса. Во всех странах. Почему государство владеет инфраструктурой и вкладывает в ее развитие? Потому что экономическая теория и практика говорят о том, что от инфраструктуры нельзя требовать максимизации прибыли. Транспортные издержки должны быть оптимальными для развития экономики, которая нуждается в определенной мобильности факторов производства, снижении расходов на перевозки товаров, повышении эффективности производственно-логистических цепочек.
Поэтому часто государство прибегает к частичному субсидированию перевозок. Наиболее знакомый путешественникам пример — субсидируемые авиабилеты на курорты. Испания активно прибегает к субсидиям на доставку туристов на Канарские острова.
Для того чтобы обеспечивать необходимый для их развития уровень спроса на туристические услуги. Или субсидии на поездки студентов. Или субсидирование дальних перевозок грузов в странах с протяженной территорией. Когда инфраструктурная отрасль начинает работать на максимизацию прибыли, это влечет повышение издержек у всех и ведет к снижению конкурентоспособности экономики.
— Например, платные дороги и система «Платон»?
— Это зависит от соотношения цены и эффекта. Если плата за проезд меньше транспортных издержек проезда по бесплатной, но перегруженной или просто плохой дороге, то платная дорога даст положительный эффект. Если же нет, то платность оборачивается негативом для граждан, которые не могут перемещаться свободно по стране из-за дороговизны билетов на поезда, самолеты, на междугородние рейсы автобусов. Для бизнеса транспортные издержки тем значительнее, чем больше значение удаленной кооперации и дальних рынков сбыта.
Если перед нами стоит задача повышения мобильности трудовых ресурсов, а такая проблема есть, значит, мы должны держать низкие транспортные издержки.
Раз уж мы большая страна, в которой граждане хотели бы ощущать себя единым народом, значит, мы должны субсидировать магистральные перевозки.
Мы должны субсидировать мобильность молодежи. Для этого мы можем доплачивать из государственного бюджета за проездные билеты, то есть субсидировать частный бизнес, который сидит на инфраструктуре. Либо мы можем субсидировать саму инфраструктуру. Во втором случае ее лучше держать в госсобственности.
То же самое касается ряда других инфраструктурных отраслей, связанных с социальной сферой. Это прежде всего жилищно-коммунальные услуги, где приватизация, если она будет проходить без планирования, скорее всего, выльется в повышение тарифов. То есть надо понимать, что бизнес если и захочет приватизировать имущество в этой сфере, то лишь для того, чтобы получать прибыль.
— Это естественно. Но если задача в другом, тогда что?
— Мы должны разделить госбюджет — на текущий бюджет и бюджет развития. Это было сделано Евгением Примаковым весьма успешно. И в Бюджетном кодексе появился большой раздел: бюджет развития.
Впоследствии по инициативе Алексея Кудрина бюджет развития был ликвидирован, и вместо него мы получили Стабилизационный фонд, который потом был разделен на две части. Деньги Стабфонда де-факто вкладывались не в развитие экономики, а в субсидирование американского бюджета.
— Были вложены преимущественно в доллары?
— В государственные обязательства США и других стран — членов НАТО, которые используют эти деньги в том числе на агрессию против нас же. Все доходы бюджета, которые носят конъюнктурный характер, включая доходы от приватизации, нужно тратить на развитие экономики через бюджет развития. В этот же бюджет развития необходимо завести все инвестиционные программы. Тогда мы будем понимать, что мы финансируем инвестиции в том числе за счет получения доходов от государственного имущества. Мы должны замкнуть этот контур.
Государство должно заниматься поддержкой инвестиций и инноваций, развитием инфраструктуры за счет тех доходов, которые получает от государственного имущества. И эта система должна работать исходя из принципов максимизации эффективности. Наше государство столь богато своими ресурсами, что за счет только недропользования можно наполнить бюджет развития. А сегодня эти доходы растекаются по сырьевым отраслям, по нефтяным компаниям, по карманам…
Я уверен, что, если мы систематизируем управление государственным имущественным комплексом, это управление будет давать прибыль. То есть мы снимем с бюджета нагрузку, связанную с государственными инвестициями. И государственную инвестиционную программу, в том числе для нужд оборонно-промышленного комплекса, можно будет финансировать в основном за счет доходов, получаемых от государственного имущества. И тогда нам в этой логике будет понятно, какие компании есть смысл приватизировать, а какие нет, что нам не нужно, а что, наоборот, мы должны наращивать. Без такого системного подхода эффективную приватизацию провести невозможно. Потому что это будет просто латание дыр.
Продать ликвидные активы сейчас, для того чтобы заткнуть дефицит бюджета, а потом авось как-нибудь перебьемся — это недальновидная позиция временщиков.
— В каком формате граждане могли бы участвовать в большой приватизации, в покупке «Роснефти», например? Или гражданам могут достаться только микропакеты в региональных и муниципальных объектах?
— Я думаю, что реально мы можем рассчитывать на участие в приватизации двух категорий граждан. Это, во-первых, те граждане, которые работают на приватизируемых предприятиях.
Весь мировой опыт говорит о том, что вовлечение трудящихся в управление предприятием — это большая польза для корпоративного управления. Чем больше будет вовлеченность работников в управление, тем выше эффективность, потому что включается мотивация общего дела. Поэтому я бы даже допустил льготы для работников корпораций, которые будут приватизироваться, льготы для приобретения акций.
— Это и госбанков касается?
— И банков, конечно. Это одна часть граждан.
Вторая часть, на кого можно рассчитывать, — те граждане, которые активно участвуют на финансовом рынке. Таковых у нас примерно миллион, которые увлекаются куплей-продажей акций, то есть реально совершают сделки на финансовом рынке.
— А учителя, врачи, бюджетники, наемные работники частных компаний?
— Что касается остальных, а это подавляющее большинство, то приходится констатировать, что у людей просто нет денег для того, чтобы поучаствовать в этой приватизации.
И возможность существует только одна. И мне кажется, она очень интересная.
— Заинтриговали…
— Мы должны вспомнить обязательства государства по восстановлению сбережений, которые были обесценены вследствие замораживания вкладов в период гиперинфляции начала 90-х годов. У нас действует ряд законов, определяющих обязательства государства и порядок восстановления сбережений вкладчиков Сбербанка СССР. И если мы эти сбережения восстановим, с условием, что деньги, которые люди получат на счета в Сбербанке, могут быть использованы только на инвестиционные цели, тогда мы можем решить задачу вовлечения граждан в приватизацию. Они смогут выбрать, в какие предприятия вкладывать свои деньги. Деньги должны быть использованы исключительно для инвестиций в определенные государством активы — это может быть условием восстановления сбережений и одновременно решением проблемы приватизации.
Я убежден, что, если мы хотим добиться социального мира и гармонии, мы не можем игнорировать проблему восстановления сбережений вкладчиков Сбербанка. Это очень серьезная социальная проблема, о которой люди не забыли.
— Но власти отчитались, что погасили советские долги, пересчитали с коэффициентом и вернули…
— Нет, это было не восстановление, это была весьма незначительная, если не сказать символическая, компенсация.
— Многие не дождались ни восстановления вкладов, ни компенсации. А что получат граждане, родившиеся после развала СССР?
— Восстановление средств должно затронуть и молодое поколение россиян — наследников уже умерших вкладчиков. Так или иначе, основной долг по вкладам Сбербанка остается. Он зафиксирован в законах о восстановлении сбережений. Правительство делает вид, что таких законов не существует. Но проблема эта есть, и я думаю, что это путь к решению еще более серьезной проблемы, а именно сохраняющегося у народа глубокого недоверия к государству и к бизнесу после ваучерной приватизации 90-х годов. Люди считают, что их обманули. За те ваучеры, которые им раздали, они в итоге в подавляющем большинстве ничего не получили. Столкнулись с тем, что они потеряли не только собственность как граждане государства, но и личную собственность в Сбербанке СССР.
Если мы сумеем восстановить сбережения и вовлечь людей в управление приватизированным государственным имуществом, то мы этим самым и доверие к этой приватизации усилим, и это как-то смягчит тот раскол в обществе, который сегодня существует в связи с итогами приватизации.
Против спекулянтов
— Вы не раз критиковали Московскую биржу за то, что там крутится спекулятивный капитал. В этой логике если рассуждать, то как раз спекулятивный капитал наверняка будет задействован в процессе приватизации?
— Спекулятивный капитал сегодня узаконен. Но в спекулятивных операциях есть незаконная составляющая, связанная с манипуляциями рынком. Манипуляции рынком — это тягчайшее преступление, за которое принято во всех странах очень жестко наказывать, вплоть до пожизненного заключения, как в Америке, или до огромных штрафов.
Я вас уверяю, что специалист, который понимает, как устроена биржевая торговля, легко увидит манипуляцию рынком. То, что в Центральном банке таких специалистов нет, в высшей степени вызывает удивление.
Поскольку в ЦБ влилась Комиссия по ценным бумагам, которая была призвана этим заниматься. По количеству сотрудников у нас Центральный банк самый большой в мире. И если у Центрального банка не хватает специалистов по расследованию манипуляций рынком, то тогда не нужно было приватизировать Московскую биржу, нужно было ее оставить как департамент Центрального банка, с тем чтобы самим контролировать биржевую торговлю.
Если уж денежные власти пошли на продажу Московской биржи, то они должны обладать необходимой квалификацией, для того чтобы контролировать ее работу. Тем более в ситуации, когда собственниками биржи стали финансовые структуры, сами участвующие в спекуляциях.
Прямая обязанность денежных властей, финмониторинга и других компетентных органов — провести тщательнейшее расследование механизма колебаний курса рубля, для того чтобы выявить цепочки притворных сделок, о которых биржевикам прекрасно известно.
И если сотрудники Центробанка пообщаются с людьми, которые раньше активно работали на бирже, но потом ушли с биржи, потому что не выдержали конкуренции с манипуляторами курсом рубля, можно получить прекрасную информацию о механизме манипуляций. Уверен, очень много для себя полезного узнают сотрудники ЦБ о том, как выстраиваются цепочки по манипулированию курсом рубля.
— Ключевыми «выгодоприобретателями» новой большой приватизации могут оказаться олигархи?
— За последние полтора года биржевые спекулянты заработали на манипуляции курсом нацвалюты около $50 млрд. Эти накопления не могут лежать долго мертвым грузом, они должны быть инвестированы. По этой причине крупные спекулянты договорились о возврате к принятой ранее программе приватизации госактивов. При этом они говорят, что сначала надо провести санацию неэффективных компаний и банков с помощью бюджета, убрать убытки при помощи государства, а потом можно и в приватизации поучаствовать.
Президент обозначил принципы новой волны приватизации: публичность, исключение госкредитов и офшоров. На таких принципах, если сравнивать с 90-ми, приватизация в России еще не проводилась. Если приватизацию действительно получится провести на названных президентом принципах, то она может быть эффективной.
И я надеюсь, что компетентные органы проверят, откуда взялись деньги у новых приватизаторов. Чистота и легальность капитала при приватизации госсобственности — незыблемое правило во всех цивилизованных странах. Это делается для того, чтобы приватизация не использовалась для отмывания незаконно полученных доходов.
— Ваш прогноз. Из того, что вы предлагаете, что будет сделано? В перспективе до марта 2018-го?
— Не ко мне вопрос.
— Не хватит политической воли?
— Понимаете, самое главное — системность и ответственность в управлении государственными активами. Если управление и дальше будет хаотичным и безответственным, то приватизация будет направляться частными интересами лоббистов, желающих нажиться на присвоении наиболее лакомых кусочков, и ничего хорошего не получится.
