Мы 23 года сидели в отведенной нам конуре и боялись высунуться
Владислав Шурыгин
Ни одна из «горячих войн» так не истощает наши ресурсы, как шаткая ситуация внутри самой страны, считает военный обозреватель газеты «Завтра» Владислав Шурыгин. По его словам, Кремлю удалось воссоздать вооруженные силы, но против «тихого экономического ада» они бессильны. В интервью «БИЗНЕС Online» Шурыгин вспомнил о том, как в 90-е годы лейтенанты получали 30 долларов в месяц, рассказал, сможет ли РФ противостоять США и Турции и объяснил, каким образом Черное море стало внутренним морем России.
«СЛИШКОМ МНОГИЕ ПРИВЫКЛИ К МЫСЛИ, ЧТО С РОССИЕЙ МОЖНО ОБРАЩАТЬСЯ КАК УГОДНО»
— Владислав Владиславович, сегодня все говорят о значительном укреплении российской армии, ее небывалой со времен СССР мощи. Мы укрепляли вооруженные силы, предвидя, что отношения России с Западом зайдут в такой геополитический тупик?
— Думаю, что мы, безусловно, готовились к такому варианту событий. Было совершенно очевидно, что, как только Россия по-настоящему вернется в геополитику и всерьез заявит о своей позиции, это тут же вызовет негативную реакцию. Так и произошло. На самом деле Россия не сделала ничего из того, в чем ее обвиняют, наша страна просто пытается отстаивать свои национальные интересы. До этого мы 23 года сидели в отведенной нам конуре и боялись высунуться. И слишком многие привыкли к мысли, что с Россией можно обращаться, как угодно.
Внезапный слом этих стереотипов должен был породить «сверхреакцию». Но на самом деле эта реакция еще достаточно сдержанная, это мы должны понимать. Всем уже очевидно, что в военном отношении Россия находится на таком уровне, что пытаться на нее беспардонно давить и диктовать условия невозможно. Поэтому и перешли к режиму экономический санкций и враждебной риторике.
— Получается, западные спецслужбы проморгали усиление наших вооруженных сил?
— Самое главное, что Запад с самого начала проморгал Владимира Путина. Все остальное — производное от этого. Для западных политиков Путин в 2000 году был «серой лошадкой» — в нем видели прежде всего «менеджера по закрытию проекта». Никто не ожидал, что он проявит качества лидера и решит восстанавливать практически умерший проект под названием «Россия». А он сделал это достаточно эффективно.
Разумеется, у Путина при этом были… не то, чтобы ошибки, а заблуждения. Наверное, первое время, год-два у него были иллюзии, что Запад и США готовы принять новую, модернизированную Россию. И мы помним шаги, которые Путин делал навстречу Европе и Вашингтону. Но российский президент достаточно быстро понял, что сильная Россия никому не нужна. И тогда для него начался другой путь — к другому Путину, которого мы все теперь видим.
— Вы согласны с оценкой Барака Обамы, который на днях назвал вооруженные силы РФ «второй армией мира»? Это комплимент или угроза, что на вторую армию всегда найдется первая?
— Я бы назвал наши вооруженные силы одной из двух армий мира — так будет точнее. Является ли это угрозой со стороны Обамы? Пожалуй, эта фраза предназначена скорее для внутреннего потребления. Для американского президента сейчас очень важно заложить на будущее параметры военного бюджета и политики Белого дома. И совершенно очевидно, что такое неожиданное преувеличение роли русских, которые еще недавно оценивались исключительно как «упаднические» и «умирающие» — это просто некое назначение РФ на должность новых главных врагов. Это «внесение ясности», которое характерно для эпохи холодной войны: вот есть общий враг, против него надо объединяться. И это сразу делает американцев лидерами «цивилизованного мира» в борьбе против «русской угрозы».
— Первая армия мира — это все-таки United States Armed Forces?
— Наша армия и армия США — абсолютно разные по своим возможностям уничтожить друг друга. Мы эффективно решаем задачи, связанные с внешними угрозами, но мы значительно уступаем американцам в возможности создавать коалиции. За последние 30 лет США загнали в свою коалицию кого только возможно. Да, ВС РФ — одна из самых мощных армий мира, но при этом мы в одиночестве против целой коалиции, в которой, кроме условной «первой армии мира», найдется с десяток «седьмых», «восьмых» и прочих. Конечно, в этом случае потенциал несравним.
Кроме этого, Америка традиционно была военно-морской державой, она находится за два океана от нас и от Европы. Россия же изначально была континентальной державой, и флот в последнее время нам был нужен лишь для противостояния американцам. При этом наша задача заключалась не в том, чтобы уничтожить ВМС США, сколько предотвратить возможность для американских кораблей доставлять в Европу свои силы. Сейчас, когда противостояние со Штатами уже ни для кого не новость, мало кто удивляется интенсивной модернизации и переоснащению ВМФ РФ.
«Я ПОМНЮ ВРЕМЕНА, КОГДА ЛЕЙТЕНАНТ ПОЛУЧАЛ 30 ДОЛЛАРОВ, А ПОЛКОВНИК — 60»
— Как от постсоветской нищей армии, которая, чтобы выжить, приторговывала оружием и землей гарнизонов, мы смогли перешагнуть к современным вооруженным силам?
— Это следствие целой группы факторов. О роли Путина я уже говорил. Но один из главных факторов связан с тем, что в последние 8 — 9 лет в армию наконец-то пришло финансирование. Все 90-е годы и начало 2000-х вооруженные силы получали 10 процентов от того, что им было на самом деле необходимо. Армия находилась в угнетенном состоянии, людям начислялись нищенские зарплаты. Я помню времена, когда лейтенант получал в пересчете на американскую валюту 30 долларов, полковник — 60. Понятно, что ни для кого это не было стимулом к продолжению службы, кадры разбегались. Выпуски военных училищ практически в полном составе писали рапорта и уходили на «гражданку». В такой ситуации государство вряд ли могло добиться от ВС чего-то эффективного. Хотя даже в это сложное время армия смогла выполнить боевые задачи и в Чечне, и в других локальных конфликтах.
Неожиданно отношение к армии поменялось. Резко повысили зарплаты, началась интенсивная боевая учеба. А уже с 2006 — 2007 годов государственные деньги начали вкладываться в вооружение. Потом был очень сложный период «сердюковской» реформы, которая чуть не привела к новому кризису и краху. Министр обороны без погон принимал абсолютно непродуманные решения, которые приводили к еще большей дезорганизации.
— Роль Анатолия Сердюкова вы оцениваете, как сугубо отрицательную?
— Я знаю, что сейчас некоторые пиарщики из одной конторы работают на «отмывание» имиджа бывшего министра обороны, но его роль, на мой взгляд, однозначно отрицательная. Я не вижу за ним ни одной положительной заслуги. Даже если найдется какая-нибудь микроскопическая заслуга, она полностью перекроется тем огромным отрицательным эффектом, который получила армия от его правления. В защиту Сердюкова я могу сказать лишь то, что за военные решения несет ответственность не он один. Как министр он подписывал все документы, но при этом у него был глава генерального штаба по фамилии Макаров. Этот Николай Макаров, по моему мнению, и был настоящим автором тех безумных идей, которые едва не закончились масштабным кризисом. Но одновременно с этим значительные денежные средства были вложены в оборонный комплекс, стало внедряться новое вооружение, появились достойные зарплаты.
Однако самый значительный прорыв вперед связан с появлением Сергея Шойгу во главе министерства обороны. Шойгу стабилизировал зашатавшийся колосс российской армии, придал ей современный лоск, который мы все наблюдаем сегодня. Конечно, опять-таки не он один это сделал — целая команда с ним пришла: прежде всего новый начальник Генерального штаба Валерий Герасимов. Это новое руководство сконцентрировало в своих руках все управление и хорошее, на современном уровне финансовое состояние армии. Шойгу смог стабилизировать ситуацию морально, которая была уже крайне угнетенной, особенно в последний период пребывания Сердюкова и Макарова наверху. Он смог остановить непопулярные реформы, вернуть алогичные решения назад и восстановить разрушенные структуры. В этом плане его роль определяющая.
«КОЛЛЕКТОРЫ ВЫТАСКИВАЮТ ЛЮДЯМ КИШКИ, В ТО ВРЕМЯ КАК БОЛЬШИНСТВО НАСЕЛЕНИЯ ПОГРУЖАЕТСЯ В ТИХИЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АД»
— Какие перспективы у нашей страны выстоять в новом противостоянии с Западом? Достаточно ли для этого второй по мощности армии в мире?
— На самом деле ни одна из ведущихся сегодня локальных войн всерьез не истощает российские ресурсы. Самый главный вызов — это ситуация внутри России. Это, кстати, очевидно и Западу: Россию не победить извне — ее можно победить только изнутри. Расшатывание ситуации изнутри на фоне очень нестабильной экономики и очень нестабильной работы правительства — это и есть главная угроза. Главное средство против внешней угрозы — это хорошо подготовленная армия и готовность отстаивать свои интересы. А вот с внутренней угрозой сложнее.
— Насколько реальна или маргинальна эта внутренняя угроза?
— Да, на данный момент эта угроза исходит от маргиналов. Но надо помнить, что в 1914 — 1916 годах большевики тоже считались маргиналами, а в условиях 1917 — 1918 годов превратились в эффективную мощную силу. Я ни в коем случае не сравниваю того же «оппозиционера» Михаила Касьянова с Лениным — эти личности несравнимые. Организационный гений Ленина и его роль в мировой цивилизации, разумеется, даже смешно ставить рядом с бывшим премьер-министром нулевых, перешедшим в лагерь радикальной оппозиции. Но когда дестабилизируется экономика, когда растет людское недовольство и возникает возможность социальных взрывов, волна выбрасывает наверх самую неожиданную пену. И в этом случае трудно просчитать, кто окажется на гребне этой пены. Поэтому основная угроза, которая сейчас актуальна для России, — это умение или, наоборот, неумение управлять собственной экономикой.
— Как мы можем взнуздать национальную экономику?
— Только одним: включением мобилизационного антикризисного плана, в условиях которого государство аккумулирует все ресурсы для поддержки своей промышленности, других сфер хозяйства и для поддержки социальных программ населения. Тем самым правительство обеспечит соблюдение социальной справедливости. Чтобы каждый понимал, что он защищенный и о нем государство думает. Вот это может быть программой стабилизации. Но не спасение банков, чьи коллекторы вытаскивают людям кишки, тогда как большинство населения погружается в тихий экономический ад. При этом по телевизору рефреном твердят, что «все хорошо, прекрасная маркиза». Вот при таких условиях внутренняя угроза возрастает превыше всего.
Таким образом, необходимы включение мобилизационного плана, резкая коррекция существующего экономического курса, замена части дискредитировавшего себя правительства. Вот тогда, наверное, у нас получится что-то улучшить.
«БАСТИОНЫ С КРЫМСКОГО ПЛАЦДАРМА СПОСОБНЫ ПОРАЖАТЬ ЦЕЛИ СЕВЕРНЕЕ БОСФОРА»
— Какую роль, на ваш взгляд, играл в военных конфликтах последних лет исламский фактор? Согласны ли вы с тем, что президент Путин смог сделать его грозной силой в борьбе с противником, начиная еще с войны 08.08.08, где батальон Ямадаева «Восток» шел в авангарде русского наступления? Да и теперь, если посмотреть состав добровольцев на Донбассе или тем более в Сирии, можно увидеть множество выходцев из исламских регионов…
— На мой взгляд, исламского фактора не существует — это некая выдумка, притянутая за уши. На самом деле в Грузии все решали не чеченцы, а 58-я армия. Несколько лет назад я опубликовал в газете «Завтра» интервью с командующим 58-й общевойсковой армией Северо-Кавказского военного округа генерал-лейтенантом Анатолием Хрулевым. Он подробно рассказывал, как начиналась эта война и каким образом удалось не позволить грузинам выйти к Рокскому перевалу и захватить Цхинвали. (В интервью, кстати, можно найти фразу про подвиг чеченского батальона «Восток» и Бердской бригады спецназа ГРУ, но «в награду» за это «на командование батальона «Восток» была устроена охота, и в процессе ее все оно погибло» — прим. ред.).
В Сирии судьбу кампании тоже решают наши ВВС, а не добровольцы. И во всех остальных случаях это выглядит примерно так же. Но, можно сказать, что в рамках восстановления нашей мощной державы, где в основе всего всегда лежал интернационализм, исламский фактор из деструктивного начинает становиться конструктивным. Там, где есть некое понятие о социальной справедливости, где есть работа на общее будущее, там исламские регионы превращаются в одну из самых эффективных наших опор.
— Из Сирии наши ВКС могут вернуться с победой?
— Надо понять, что сирийский конфликт не мы придумали — он давно существует сам по себе. Мы даже несколько запоздали вмешаться в него. Сегодня на территории Сирии и землях, смежных с ней, рождаются два абсолютно антироссийских проекта. Первый — это восстановление некой паносманской империи, который пытается реализовать турецкий президент Реджеп Эрдоган. И второй — это формирование салафитского халифата под руководством Саудовской Аравии. Оба этих проекта своим рожном будут упираться в наши исламские регионы. Если мы не остановим паносманизм и халифат, они со временем придут в Россию. Поэтому мы будем воевать в Сирии до полного разрушения антироссийских проектов. И мы видим сейчас все признаки того, что эти проекты действительно зашатались. Это видно по лихорадочному поведению Турции, по невнятным метаниям Саудовской Аравии на фоне впечатляющих военных успехов Башара Асада и поддержанной нами сирийской правительственной армии. Видим и требования США и Запада прекратить военные операции РФ в Сирии, заморозить их, и тем самым заморозить сам конфликт и наше в нем участие.
В настоящее время у нас есть реальная возможность эффективно воссоздать ту часть Сирии, которая традиционно поддерживает Россию как своего союзника, сохранить ее за собой и тем самым выполнить свои задачи на Ближнем Востоке.
— В последние дни все настойчивее говорят о возможной «лобовой войне» между Турцией и Россией. Даже французский президент Олланд не постеснялся сделать об этом заявление. Каково, на ваш взгляд, соотношение сил между Россией и Турцией?
— Реджеп Эрдоган сокращал свою армию, но даже сейчас ее боеспособное ядро составляет примерно 250 тысяч человек. По сравнению с миллионом российских военнослужащих четверть миллиона турок, конечно, выглядит незначительно. Но все равно это хорошо обученные и мотивированные к бою солдаты, офицеры. И не надо забывать, что за их спиной стоит альянс НАТО, который в случае лобового столкновения наверняка будет втянут в конфликт.
При этом турецкий флот, еще недавно господствовавший на Черном море, практически потерял свое прежнее значение. Как только Крым вернулся в состав России, оказалась решена задача, которую принято считать вековой российской мечтой, — мы вернули себе контроль над проливами, Босфором и Дарданеллами. Где бы теперь ни находились турецкие корабли, наши ракетные комплексы везде их достанут. Те же «Бастионы» с крымского плацдарма способны поражать цели в 60 милях севернее Босфора. Если же мы установим в сирийском Тартусе противокорабельные ракетные комплексы, то запечатанными окажутся и Дарданеллы. Реакция Турции на это понятна и предсказуема. Черное море фактически стало внутренним морем России.
— Многие из патриотов говорят, что Россия, с головой погрузившись в ближневосточные дела, фактически предала Донбасс, оставив его в руках «киевской хунты». Как вы считаете, это так?
— Ну здесь как раз все просто. Если бы люди знали, сколько ресурсов у России забирает поддержка Донбасса, все эти глупости умолкли бы сами по себе. По приблизительным оценкам экспертов, 70 процентов бюджета мятежных республик формируется за счет российской помощи. Это все-таки очень много.
— Имеете ли вы отношение к патриотическому «Комитету 25 января», объединившему тех, кто намерен противостоять угрозе либерального переворота в России? Если нет, как вы относитесь к созданию этого комитета?
— Нет, я не имею отношения к этому комитету и смотрю на него довольно скептически. К сожалению, я просто очень хорошо понимаю роль многих людей в этой организации. Комитет объединяет самых разных личностей, в том числе и одного моего очень хорошего друга. Я надеюсь, что он разберется во всем сам. А большинство участников комитета — это, на мой взгляд, этакие политиканы, истерики, которые, накачивая себя, пытаются создать в России ситуацию, о которой мы с вами уже говорили. Ситуацию политической нестабильности, при которой что-то где-то можно перехватить. Серьезной заботы о судьбах Отечества с их стороны я не вижу. Поэтому говорить об этой организации как о патриотической я бы поостерегся.