Правительство говорит Западу: "Приходите и управляйте нами"
Сергей Глазьев
В ходе юбилейного, XX Петербургского международного экономического форума ведущий программы "Реальное время" на телеканале +Царьград+ Юрий Пронько пообщался с советником президента России, известным российским экономистом Сергеем Глазьевым.
Ю.П.: Сергей Юрьевич, если внимательно проанализировать выступление министра финансов, министра экономического развития и главы Центробанка — в общем-то, это одни и те же слова, которые я слышал и в прошлом, и в позапрошлом году, на всех петербургских форумах. Не могу понять: они не могут четко сформулировать, чего хотят в конце концов получить от российской экономики и какую хотят экономику построить? Кроме бравурных философствований, уж простите за прямоту, я ничего дельного не услышал от них.
С.Г.: И не ожидайте услышать. Потому что то, что они излагают, — это сохранение политики статус-кво, обоснование отсутствия необходимости перемен и фактически трансляция позиции МВФ. Вот если вы откроете сегодня меморандумы Международного валютного фонда, которые появились 20 мая этого года, и сравните выступления — вы увидите одни и те же мысли.
Скажем, политика таргетирования инфляции, которая два года назад стартовала, вся была описана в меморандуме МВФ от сентября 2014 года. То есть практически это трансляция рекомендаций МВФ, которые в свою очередь формируются в основном Международным департаментом американского казначейства для слаборазвитых стран, в целях создания максимально благоприятных условий для американских инвесторов, транснациональных корпораций. Для того чтобы им тут никто не мешал заниматься бизнесом так, как им хочется. То есть это, по сути, продолжение политики 1990-х годов, когда мы были вынуждены идти навстречу рекомендациям МВФ из-за огромного бремени долга. И МВФ работал как некая палка, которой нас били по голове если мы пытались проводить самостоятельную экономическую политику. И говорили, что если вы не будете следовать рекомендациям МВФ, то тогда не будут реструктурированы советские долги, и Россия окажется в состоянии дефолта. Но мы действительно оказались в состоянии дефолта именно благодаря тому, что шли курсом МВФ.
Набор идей, который излагается нашими ведущими экономическими ведомствами, — собственно, продолжение трансляции той же самой логики Вашингтонского консенсуса: не нужно вам никакой самостоятельной политики, не нужно вам управлять своим развитием — все за вас решат транснациональные, американские и европейские корпорации. Просто следуйте простым правилам, которые мы вам рекомендуем. А именно, не эмитируйте деньги, как следует из интересов ваших представлений о приоритетах экономического развития, не вводите ограничения на валютные трансакции трансграничные. Даже если они являются просто спекулятивными атаками. Приватизируйте как можно больше собственности. И вообще не вмешивайтесь в экономику — мы сами за вас разберемся. Вот, собственно, нехитрый набор идей, который транслируется из года в год. И надо сказать, что в тот период, когда Петербургский форум начинался, это было под эгидой председателя Совета Федерации — тогда Егора Семеновича Строева — на базе Межпарламентской ассамблеи СНГ. Тогда ставились в повестку дня как раз вопросы макроэкономической политики, вопросы содержательные, которые обсуждались учеными, специалистами и политическими лидерами стран СНГ.
А сейчас формат изменился. Петербургский форум стал больше презентационным, привлекательным для международных инвесторов. И как раз это послание, которое транслируют наши экономические ведомства, — в их адрес: "Приходите и управляйте нами".
Ю.П.: Но тем не менее, если говорить о макроданных, и Набиуллина, и Улюкаев, да и Силуанов говорят о том, что мы вышли из кризиса, мы прошли дно. Я, правда, уже не припомню, в который раз мы его проходим, но тем не менее пытаются эти люди, эти чиновники именно на цифрах доказать, что мы вышли из кризиса…
С.Г.: Есть элементарная статистика. Те, кто знаком с этим предметом, помнят лекции и классические учебники — там четко классиками экономической статистики сказано: "Погрешности в оценке макроэкономических индикаторов составляют, как правило, 1,5-2 процента". Поэтому все, что находится в пределах 1,5-2-процентного роста — это в пределах статистической погрешности.
Тем более, как вы понимаете, темпы экономического роста очень сильно зависят от того, как дефлятор считается. Если посмотреть счет дефлятора у нас и сравнить потребительскую корзину, то неудивительно, что люди ощущают инфляцию гораздо сильнее, чем показывают макроэкономические индикаторы с искусственно рассчитанным дефлятором. На самом деле, если посчитать, скажем, дефлятор по потребительской корзине, то может оказаться, что даже тех полпроцента нет. Из этого дефлятора исключены ряд товаров, цены на которые росли особенно быстро.
Выход из кризиса будет означать рост не менее 4 процентов: когда будет рост не менее 4 процентов — можно говорить, что мы вошли в траекторию подъема.
Ю.П.: И все же, та же госпожа Набиуллина подчеркивает: "Вот видите, валютный курс позволил нам повысить нашу конкурентоспособность, мы были правы. Таргет инфляции снижается. Валюта у нас наконец-то стабилизировалась". Это доводы действительно правильные, в пользу политики Центрального банка?
С.Г.: Я бы сказал, что это вовсе не доводы. Потому что, во-первых, экономическая структура не изменилась. К сожалению, те преимущества, которые открылись после девальвации для диверсификации экономики и снижения ее с сырьевой специализации, использованы не были — именно вследствие политики Центрального банка по ужесточению условий кредитов. Для того чтобы предприятия могли воспользоваться эффектом девальвации рубля и нарастить производство (как на экспорт, так и в плане импортозамещения), нужны кредиты. А кредитные условия в России — угнетающие. Нормальная обрабатывающая промышленность, которая не ориентирована на какую-то ренту, взять кредиты под эти ставки не может. Они втрое превышают рентабельность. Поэтому предприятия пошли по пути повышения цен (вследствие девальвации рубля) и сворачивания производства (из-за высоких процентных ставок).
То есть политика резкой девальвации курса одновременно с повышением процентной ставки просто загнала экономику в стагфляционную ловушку. То есть цены потянулись вслед за ценами на импорт, который подорожал; производство особенно не расширилось, за исключением агропромышленного комплекса, где как раз были созданы специальные механизмы кредитования. Вот, благодаря тому, что удалось создать специальные механизмы поддержки инвестиций и кредитов в агропромышленном комплексе, там имеется рост. Во всех остальных отраслях процентная ставка превышает 12 процентов, по некоторым — 15 процентов, что в 3-4 раза выше рентабельности.
Потом, при всем желании предприятия могут наращивать производство только за счет собственных доходов. Они, конечно, есть. Но этого недостаточно для того, чтобы вытащить экономику на траекторию роста и обеспечить снижение инфляции не за счет сокращения спроса, а за счет расширения производства и повышения эффективности.
Ю.П.: Но председатель Банка России говорит, что не изменение ключевой ставки связано с возможным надуванием пузыря на финансовом рынке. И конкретно идет апелляция к излишней ликвидности в российском банковском секторе. Фактически сейчас банки уже кредитуют Центробанк. Алексей Юрьевич, для абсолютного большинства наших с вами соотечественников это вообще какая-то дикая и непонятная ситуация. Сотни миллиардов рублей в банках лежат мертвым грузом. И это, в общем-то, итог.
С.Г.: Это та же самая ситуация, как, предположим, у нас полки магазинов ломятся от товаров, а у населения сократилась реальная зарплата на 10 процентов, а у некоторых — на 20 процентов. Платежеспособный спрос упал, и у вас эти товары гниют, их никто не покупает. Хотя есть ощущение изобилия. Точно такую же картину создали на денежном рынке. Искусственно задрали цену денег до уровня, который не позволяет взять эти деньги предприятиям реального сектора, кроме нефтегазовой и химико-металлургической промышленности. Другим не позволяет рентабельность производства брать кредиты под 12-15 процентов. Поэтому возникает искусственный избыток денег, связанный с тем, что нет возможности принимать такие деньги под разумные процентные ставки.
И эти деньги действительно могут создавать благоприятные условия для финансовых спекуляций, тем более если Центральный банк как финрегулятор позволяет манипулировать рынком. То, что мы видим на валютной бирже, с моей точки зрения, имеет классические признаки манипуляции рынком. Во-первых, резкий рост объемов (пятикратный за последние два года) на фоне падения внешнеторгового оборота. Во-вторых, астрономическая рентабельность, доходящая до 100 процентов на валютных спекуляциях. И в-третьих, несмотря на такую привлекательность, количество игроков сокращается. Значит, кто-то имеет инсайдерскую информацию, наращивает объемы — остальные проигрывают. Но проигрывает в целом вся страна из-за этих колебаний курса, поскольку источником сверхприбыли у валютных спекулянтов является обесценение рублевых доходов и сбережений у всех остальных.
То есть, подняв процентную ставку, Центральный Банк просто переключил денежные потоки с реального сектора на спекулятивный сектор. И сам же стал, по сути, инициатором формирования финансовых пузырей. Если бы деньги находили приложение в реальном секторе (а для этого их цена, то есть процент должен соответствовать рентабельности), тогда бы они работали на рост производства. А поскольку деньги отсечены высокими процентными ставками от реального сектора, они зависают в сфере обращения и используются финансовыми спекулянтами, у которых норма прибыли зашкаливает за 50-70 процентов, и они могут брать кредиты под любой процент.
Ю.П.: Алексей Юрьевич, это наша первая встреча после небезызвестного, мягко говоря, заседания президиума экономического совета при президенте, где Владимир Владимирович сказал, что ни у кого нет монополии на последнюю инстанцию или на последнюю истину по выходу из кризиса. Можете доступным языком лаконично объяснить, так в чем все-таки принципиально план Глазьева отличается от предполагаемого, пока еще не разработанного плана Кудрина? Где вы с Алексеем Леонидовичем входили в такой жесткий клинч?
С.Г.: Сначала давайте абстрагируемся от фамилий. А то, что вы называете планом Глазьева, на самом деле — плод работы Научного совета по устойчивому развитию интеграции, который работает в Академии наук уже пять лет, и многочисленных дискуссий с ведущими учеными нашей страны, с использованием международного опыта. План, многократно обсужденный на секции экономики Академии наук. То есть это план российской науки. То, что мне приходится его постоянно пропагандировать, не говорит о том, что я являюсь единственным автором. На самом деле, это разумный подход к политике экономического развития на основе, во-первых, понимания закономерностей современного экономического роста. Во-вторых, понимания наших конкурентных преимуществ и возможностей. И в-третьих, знания механизмов: как запускается экономический рост через стимулирование макроэкономических рычагов, через активизацию микроэкономических возможностей; как надо связать деньги, производство, инвестиции и инновации институтами, программами, механизмами и обеспечить экономический рост. То есть это квинтэссенция понимания современных законов развития экономики и международного опыта, а также наших возможностей.
То, что понимается под планом Кудрина или, допустим, планом существующим… Во-первых, они не отличаются: то, что излагает Алексей Леонидович, — это примерно то же самое, что делает правительство, или пытается делать. Это трансляция тех рекомендаций, которые идут из Вашингтона. Если вы переведете на русский язык меморандум Международного валютного фонда — вы увидите, что это одно и то же.
То есть, с одной стороны — позиция российских ученых, бизнеса и прагматически настроенных менеджеров, инженеров, а с другой стороны — позиция Международного валютного фонда, которая отражает интересы международного капитала. Отсюда и все расхождения.
Мы говорим, что нужно планирование сочетать с денежной политикой, что нужно создавать механизмы стимулирования и финансирования инвестиций в паритетных направлениях экономического роста, поднимать новый технологический уклад, реализовывать стратегию опережающего развития и модернизацию нашей экономики путем создания механизмов долгосрочного кредита. Нам говорят: "Ничего этого не надо. С точки зрения МВФ, денег полно, бизнес, так сказать, готов их потреблять. Если ваши бизнесмены не умеют — научат транснациональные корпорации. В общем, вы не беспокойтесь, обеспечивайте защиту прав собственности, приватизируйте ненужное вам имущество, а мы за вас будем управлять развитием экономики". Вот. И это привело к тому, что сегодня мы фактически потеряли управляемость собственным развитием — вследствие именно этой политики.
Поэтому правительство бесконечно произносит эти слова, но эти слова не претворяются в жизнь, потому что не мы управляем развитием экономики: 70 процентов денежной базы сформировано под иностранные деньги. Это иностранные кредиты, инвестиции, которые сегодня пересохли из-за экономических санкций, вследствие чего денежная масса схлопнулась. Во-вторых, огромна задолженность наших корпораций перед западными источниками: из-за того, что внутри мы не создаем кредит, здоровый бизнес уходит кредитоваться за границу. И получает деньги уже не под те планы, которые нужны для развития экономики, а под те планы, которые нужны международному рынку. Отсюда и сырьевая специализация. Потому что мировому рынку нужны нефть, газ, сырье и наш потребительский рынок, как импортер. То есть мировому рынку, собственно, развитие самостоятельной устойчивой российской экономики ни к чему. Это их не волнует. Их волнует свобода движения капитала, свобода движения денег. И вслед за поиском кредитов предприятия уходят. Уводят и права собственности за рубеж. Больше половины прав собственности сегодня в нашей промышленности находится в руках у нерезидентов.
То есть сегодня получается, что правительство имитирует управление экономическим развитием. А на самом деле это управление зависит от внешних колебаний международной конъюнктуры, от внешних шоков и от тех решений, которые принимаются за рубежом.
Ю.П.: Но ваши оппоненты постоянно чуть ли не обвиняют вас в том, что вы против институциональных реформ. Что, дескать, Глазьев против того, чтобы была независимая судебная власть. В том числе в моей программе эксперты такие высказывали мысли.
С.Г.: Это полная чепуха. Потому что как раз наша программа исходит из необходимости формирования институтов обеспечения экономического роста. Собственно, институциональный подход является стержнем предложения по системе управления экономическим развитием. Поэтому мы так много внимания уделяем макроэкономике — потому что она стала сдерживающим фактором. Она не дает развиваться нашим собственным институтам долгосрочного кредита. Она привязывает механизмы экономического производства и экономического поведения наших субъектов к потребностям заграницы. Потому что мы внутри не генерируем: ни стратегией, ни планов, ни инвестиций. И без формирования собственных, внутренних институтов развития экономики мы ничего сделать не сможем.
А как раз наши оппоненты, транслируя сюда программу Международного валютного фонда, очень много говорят банальных слов про институты. Но за этими словами нет никаких действий. Потому что они ждут, что эти институты вырастут сами собой. Они не могут вырасти без производственной деятельности. Без этого у нас получается чисто спекулятивная биржа, которая не выполняет функций трансформации свободных денег в инвестиции, а выполняет функции раскрутки финансовых пузырей. У нас не работает механизм кредита, из-за чего формируются только те виды деятельности, которые кредитуются из-за границы, и они же растут. То есть мы становимся придатком иностранных институтов, а нам нужно создавать свои.
Поэтому здесь, как говорится, от лукавого такая критика идет.
