Человек подобен велосипеду
Сергей Черняховский
Тема труда все более активно присутствует в политической повестке страны. Физическим воплощением ее стало назначения одного из основателей движения "В защиту человека труда" Игоря Холманских на пост полпреда президента в УрФО. Спустя год стала ясна необходимость появления идеологии человека труда и место его в современной экономической и социальной структуре. О том, должен ли труд становиться политическим понятием, нужно ли его сплетать с религией и о том, станет ли рабочий класс кадровым ресурсом президента, рассказал Накануне.RU член Изборского клуба, профессор Сергей Черняховский.
Вопрос: Сергей Феликсович, завтра отмечается традиционный праздник трудящихся — Первомай, несколько утративший свою значимость в нашей стране в последнее время. Что может сделать труд, а не обслуживание "трубы", снова актуальным? Например, эксперты Изборского клуба, обсуждая проблему труда, пришли к выводу, что православие и труд в русской ментальности тесно переплетены и лишь их взаимный союз может дать импульс для развития страны. Вы разделяете такой подход?
Сергей Черняховский: Я думаю, тут есть двойной процесс. С одной стороны, вполне естественно, что представители церкви обращаются к этой теме, потому что церковь, если она хочет быть актуальным фактором, то она должна говорить о том, о чем говорят и думают люди. С другой стороны, благословлять труд только тем, что церковь "за него", конечно, не вредно, но не это мобилизующий фактор. Хотя в определенном философском осмыслении, действительно происходит соединение или наложение полей такой материалистической концепции, как марксистская концепция и религиозная. С одной стороны, в конечном счете, все, что мы имеем, создано трудом, с другой стороны, мы сами созданы трудом, потому что человек просто-напросто формируется в процессе труда.
Уже достаточно давно я пришел к выводу, что разные алгоритмы трудовой деятельности разных социальных групп формируют разные алгоритмы социальной активности. Крестьянин в силу своего хозяйственного процесса мыслит в категории "что сейчас нужно делать" – сеять, убирать и т.д., у него есть некая вовлеченность в заведенный процесс. Представители буржуазии мыслят на какой-то момент достаточно прогрессивно – "как это можно использовать" – купить, продать, уехать в путешествие. Представитель рабочего класса мыслит категорией "как это можно изменить" – вот есть железная болванка, а из нее нужно сделать что-то полезное, ему нужен чертеж. Представитель интеллигенции в таких случаях мыслит категорией "кто виноват и что делать?" – нарисовать этот чертеж. Когда у нас соединяются два начала – начала рабочего и представителя умственного труда – интеллигент дает чертеж, рабочий его воплощает. Наше сознание зависит от того, в какую деятельность мы вовлечены.
Вопрос: То есть, распадение этой связи стало одной из естественных причин деградации общества, во всяком случае, его значительной части?
Сергей Черняховский: Тут очень важный момент, который нужно понять. С одной стороны, он нам всем понятен, с другой, мы его до конца не осознаем. Человек, он как велосипед – стоит, пока едет. Пока человек занят какой-то плодотворной деятельностью, он развивается и осознает себя как личность. Когда ему делать нечего, он начинает потихоньку превращаться в обезьяну, он теряет сознание, оно гаснет, он пытается возместить его каким-то образом от наркотиков до наиболее примитивных способов удовлетворения своих потребностей и опускается на четвереньки. Чтобы не остаться на четвереньках, человеку нужно интересное творческое занятие. Смысл марксистского коммунизма заключается в словах Маркса: создать условия, когда каждый человек, способный стать Рафаэлем, будет иметь реальную возможность стать Рафаэлем. Это освобождение труда и превращение труда, превращение средства добывания пропитания в способ творческой реализации личности.
Вопрос: Но тут возникает вопрос о системе выявления таланта и его реализации?
Сергей Черняховский: У Стругацких была мысль о том, в чем будет стимул развития будущего коммунистического общества, их так называемая Высокая теория воспитания – у каждого человека есть талант, заложенный изначально, и если научиться выявлять этот талант, дать возможность его развить, человек всегда будет тянуться к некой полезной деятельности, соединенной с его талантом. Он будет работать, потому что ему интересно. Это не значит, что он будет работать, подыхая с голоду, и возьмется за вилы в какой-то момент. Но в принципе, выведенный из зависимости "работать, чтобы кормить себя", он будет работать, потому что ему интересно. На Западе уже в 70-80-е годы родилась такая концепция стимулирования труда более интересными видами труда – система Херцбергера. Поэтому разговор о труде — это действительно разговор с очень глубокой философской подоплекой. Это вопрос, касающийся, с одной стороны, экономики, потому что без производительного труда не будет страны, ее просто возьмут и разберут голыми руками, заберут ее ресурсы. С другой стороны, это действительно вопрос сохранения человеческого в человеке, то есть сохранения человека как творца. Религиозное сознание полезно, когда вносит свой штык во все это, но не оно, на мой взгляд, сегодня главное.
Вопрос: Но разве концепция выделения талантов и их реализации, акт творения и созидания – это не пересечение с религией?
Сергей Черняховский: Пересечение, конечно. Дело в том, что религия, на самом деле, создавалась в определенных условиях, как одна форма сознания, на тот момент очень прогрессивная, кстати. Потом появилось научное атеистическое сознание. Хочу обратить ваше внимание на то, что религию можно отрицать с двух позиций. С позиции человека, который лежит в грязи, и не хочет опереться на религиозный костыль – "я свободен", "я свинья", и с позиции человека, которому костыль не нужен, который уже стоит на ногах, но он признает все позитивное, что заложено в религиозном осмыслении мира. Просто он заходит дальше. И в этом отношении надо разделять атеизм и антитеизм. Антитеизм – это попытка порушить религиозный страх, атеизм – это уверенность в том, что человек должен жить по известным заповедям, несмотря на то, что ни бога, ни рая нет, а просто потому что он человек, в этом реализация его сущности.
Я здесь не вижу противоречия, а вижу потенциальную позитивную определенную помощь от религии, но в современном обществе, если какие-то слова начинать часто повторять, они обесцениваются, и слишком большое активное присутствие религии в некоторых случаях может ее только дискредитировать. Еще раз повторю, что сегодня она выполняет, в значительной мере, ряд позитивных функций, решает позитивные задачи. В любом случае, сама религиозная идея о том, что мир создан трудом создателя, и человек должен пройти путь до него, в поте лица своего – это, действительно, сущность, это то же, что говорит Энгельс: труд создал человека. В религии воплощено идеальное представление о человечестве, его стремление к созданию, созиданию, свободному труду, коммунизму, в каком-то плане, с религиозной точки зрения, это прохождение пути от грешника к богу.
Вопрос: На заседании Изборского клуба прозвучало предложение разделить труд и работу и труду придать политический смысл. В некоторой степени это уже происходит, "люди труда" получили свое движение и своего полпреда, заявляют о своей политической позиции. Как вы относитесь к приданию труду политического смысла?
Сергей Черняховский: Речь не столько о разделении труда и работы, это лишь термины, речь о разделении труда, как обреченности, когда ты должен себя прокормить, и труда, как своей реализации, когда ты работаешь не потому, что надо прокормить себя, а потому, что ты творишь мир. Можно, к слову, и за деньги делать что-то полезное и хорошее. Когда я пришел работать по специальности в Историко-архивный институт, поработав уже слесарем, я вдруг подумал, что это невозможно, что мне будут платить деньги за то, что я буду заниматься любимым делом. До этого это было разведено, хотя тот опыт тоже полезен и интересен. Здесь факт не в самом получении денег, дело в том, на каком месте они стоят. Со временем мы придем к ситуации, когда деньги по своей функции немного отомрут, но главный момент – это реализация человека, это экзистенциальный момент. А экономический, повторюсь, в том, что если у нас не будет заводов, то будем мы никем в этом мире. А так как мы не просто никто, а никто с огромными богатствами, то об это "никто" вытрут ноги, все отберут и оставят жить где-то на откосе.
Вопрос: Отношение к труду некоторыми экспертами трактуется едва ли не как линия водораздела между российским традиционным укладом и западным либеральным, олицетворяющим едва ли не вселенское зло. Хотя вот и Первомай — праздник международной солидарности трудящихся, возникший в рабочем протестном движении. Как к этому относитесь?
Сергей Черняховский: Я бы не противопоставлял напрямую Россию и Запад, есть много особенного, но лично я считаю, что Россия – часть западной цивилизации. Во-вторых, те люди, которых сейчас принято называть либералами – это лишь их самоназвание и к либерализму они не имеют никакого отношения. Настоящий либерализм, что английский XVIII века, что российский XIX века, он всегда за сильную страну, за созидательные процессы, он всегда выступал с патриотических по отношению к себе позиций. Более того, либерализм в ХХ веке давно перестал быть рыночной идеологией. Это при Смите он был рыночной идеологией. Либерализм, начиная с Томаса Грина, воплощенный позже в рузвельтовских концепциях – это либерализм дирижизма, признание идей позитивной свободы, а не негативной – когда ты свободен не от чего-то, а свободен для чего-то. Для этого нужно создать условия. По Грину, нужно было дать гарантии образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения, пособия по безработице, вот тут рождался новый либерализм ХХ века.
Те же люди, которые сейчас обозначаются этим термином, это играющие на либеральной терминологии, но мало понимающие в сути либеральной деятельности и сугубо паразитарные. И они не тождественны Западу, потому что за многие из вещей, которые эти люди считают допустимыми у нас в стране, на Западе их бы уже давно посадили. По поводу того, что у западной цивилизации есть много проблем, что явление постмодернизма размывает подлинные либеральные ценности, идет много споров. И базовые европейские ценности, в какой-то мере, сохранены сегодня только в России, а не в западных странах – это реальность. И дело здесь не в традиционной российской модели, потому что и традиционная российская модель, и традиционная французская модель – традиционное феодальное аграрное общество. Дело в том, что у России, в силу массы факторов, ментальных, природных и т.д., были свои особенности, и в силу ряда вещей, при всей своей ужасающей катастрофе последней четверти века, Россия сохранила потенциал, которого внутри постазападной цивилизации сейчас уже не содержится.
Вопрос: Возвращаясь от философии к реальности, на ваш взгляд, Путин готов запустить этот падающий велосипед? Все же его политика производит впечатление некой двойственности, с одной стороны, он вроде бы начинает какую-то чистку среди коррупционеров, с другой, демонстрирует очень узкий кадровый резерв, того же Кудрина опять прочат на работу в администрацию президента.
Сергей Черняховский: Эта ситуация, конечно, замечательная. Сначала сказали, что он готов, потом Песков опроверг, потом Кудрин принял участие в совещании и так и непонятно, что в итоге. Группа Кудрина хочет его продвинуть, и с этой точки зрения критикуют правительство Медведева, которое сложно не критиковать, потому что оно ни на что не способно. С другой стороны, думаю, что Кудрин в этом плане еще менее способен, чем Медведев. Что касается Путина, то он хочет, и его указы показывают, что он хочет. По ряду таких ментальных характеристик ему это действительно внутренне нужно. Он хочет решить проблему страны. Вопрос в том, через что он готов переступить, а через что – не готов. Что получится – непонятно.
Вопрос: Как с этим соотносятся все же его заявления о национализации элит и им подобные?
Сергей Черняховский: Это для Путина ловушка, путь в тупик, потому что в обществе нашего типа это либо становится орудием одних кланов против других, и тогда надо всех прессовать, либо надо обнулить, сделать амнистию, кроме, пожалуй, залоговых аукционов и дальше ввести определенные правила. Вопрос коррупционности всегда вторичен. Даже абсолютно некоррумпированный, кристально честный в личном отношении Гайдар намного вреднее, чем предельно коррумпированный Александр Данилович Меньшиков или Григорий Потемкин. Если ты украл половину государственных алмазов, но присоединил Крым и Черное море – отработал. А если ты устроил дефолт и не смог спасти даже своих сбережений, то кому радость, что ты такой честный? Вопрос не в честности, а в полезности и вредности.
Вопрос: Говоря о человеке труда, наверное, можно сказать, что назначение Игоря Холманских полпредом – явление по-своему, уникальное, когда он стал федеральным чиновником, что называется, от станка. Эта категория сможет "развить наступление", стать источником для нового обновления элит?
Сергей Черняховский: Вот это "сможет" имеет два содержания. Может ли она по своей потенции – может. Может ли она в том плане, будет ли воздействована – не знаю. Но Холманских внушает надежды, и этот процесс надо расширять, углублять и ускорять.
Накануне.ru 30.04.2013