«Колокол России»: Из ряда источников поступает информация, что Изборский клуб планируется переформатировать из собрания интеллектуалов-концептуалистов в более массовое общественное движение. Расскажите, каким образом это будет происходить, каковы цели этих изменений?
Виталий Аверьянов: Сам Изборский клуб не планирует преобразовываться в движение, но вокруг нас образование такого движения возможно – на базе нашей идеологии, с участием отдельных представителей ИК. Изначально мы формировались как группа людей, представляющих широкую палитру патриотических взглядов. В этом смысле все 40 с лишним постоянных членов клуба могут объединиться в полном и безоговорочном согласии, наверно, только в случае военной угрозы. В мирное же время это маловероятно – хотя бы потому, что у нас до конца не решена проблема «красных» и «белых». Есть магистральная линия, но есть также правый и левый фланги. И так по многим вопросам.
В начале этого года Александр Проханов предложил идею — учредить движение «Русская мечта». Несмотря на видимость идеализма, формулировка эта, как мне кажется, удачна – она сразу ставит определенную высокую планку для идеологического, интеллектуального, духовного и человеческого уровня участников движения. В течение полугода мы активно ведем консультации с разными общественными движениями, непарламентскими партиями. Причем многие структуры сами на нас выходят – налицо спонтанная активизация общественного процесса.
Думаю, что эта активизация является цикличной – последний раз нечто подобное можно было наблюдать в период 2003-2005 гг., это было своего рода «время надежд». Тогда родилось несколько значимых идеологических продуктов, наша группа, например, создала «Русскую доктрину». Это было связано с запросом общества на смену политического курса. На сегодня патриотический лагерь стал менее наивным в своих политических ожиданиях. При этом, на мой взгляд, среди патриотов появляется больше людей, готовых поступиться личными амбициями ради общего дела. Хотя не могу сказать, что от этого создание действительно консолидирующего движения становится простой задачей. Но приходит уже новое поколение, и новый психологический фон, надеюсь, будет способствовать такой консолидации.
КР: Да уж, в год столетия Октябрьской революции все известные разногласия между левыми и правыми снова расцвели пышным цветом. Как, по-вашему, все-таки сейчас в патриотической среде зреет ощущение угрозы и необходимой консолидации? Насколько я помню, идеология «Русской доктрины» базируется на синтезе духовного и технократического начала – здесь тоже можно усмотреть некоторые противоречия.
В.А.: Думаю, что в нынешних условиях консультации будут вестись вокруг нескольких консервативных центров. При этом, какой из них называть правым, левым или умеренным во многом дело вкуса. Сейчас вообще очень размыты границы между политическими течениями, а если спросите кого-то, чем правые отличаются от левых, чаще всего услышите в ответ какую-нибудь глупость. В том же коллективе «Русской доктрины» участвовало около 70 экспертов с разными воззрениями.
Я не считаю, что технократизм сам по себе в чем-то противоречит динамическому или эволюционному консерватизму. Русского Ивана уже давно заставили слезть с печи, мы продемонстрировали всему миру высокий уровень своих ученых, инженеров, изобретателей. Мы в значительной степени технократический народ, и это не мешает нам быть духовно самобытными.
Безусловно, революционная интеллигенция попыталась искусственно подогнать Россию под западные мерки. Это вообще свойство всех революционеров – рядиться в тогу «благородной древности», как говорил Карл Маркс. Для наших революционеров – как либеральных, так и лево-радикальных– образцами были английская и французская революции. Все события, все факты втискивались в схемы европейской истории. Даже когда у Троцкого возникли проблемы во власти СССР, он начал отзываться о происходящих в стане руководства большевиков переменах как о «термидорианском перевороте».
Но это все не очень близко к реальности. На мой взгляд, гораздо лучше объясняет ситуацию начала 20 века в России определение из отечественной историософии – «Смутное время». Это была фактически вторая Смута. Следующей стала Смута конца 80-х – 90-х годов, последствия которой мы до сих пор не изжили.
Однако это не означает, что в России не было собственных, своеобразных зачатков и предпосылок социализма – таковы русская община, артель, русская кооперация (к 1917 году Российская Империя была лидером по числу кооперативов в мире). Вообще у русского народа всегда была тяга к «слабым» формам кооперации, естественной низовой социальной самоорганизации. Некоторые посылы, которые принесли эсеры и большевики, в этом смысле легли на благодатную почву. Нельзя сказать, что социалистический эксперимент был в конечном счете неудачным – неудачные эксперименты не создают режимы, которые существуют 70 лет и при этом побеждают в мировой войне, затем соревнуются на равных с объединенным Западом. «Красный проект», особенно после того как он преодолел свою террористическую фазу, стал цивилизационным и ему сопутствовал несомненный успех. Более того, многие считают, что и в 80-е годы у нас были хорошие шансы на победу – если бы не предательство высшей элиты, обусловленное множеством внешних и внутренних факторов.
КР: Есть сегодня конкретные примеры консолидации «красных» идеологов и правых сил вокруг единого центра?
В.А.: Собственно, что касается нашей «Русской мечты», которую некоторые окрестили левоконсервативным центром, – это попытка создания общественной силы, которая поднимет на щит идеи «Русской доктрины», синтеза красных и белых в том понимании, в котором Изборский клуб заявил об этом в 2013 году. Это идея великого государственного строительства, а не разрушения. Сегодня известно множество новых фактов относительно революции и Гражданской войны. За себя могу сказать честно, что в 1918 году не поддержал бы ни красных, ни белых.
Когда мы говорим о синтезе, под белыми мы понимаем, скорее, монархистов, а не февралистов, а под красными –советских консерваторов, которые мечтают строить великую державу. Великие русские монархи 19 века и более раннего времени – это наш капитал, все они были строителями России, точно также как и зрелый Сталин. Его вклад в развитие русской цивилизации сложно переоценить.
Безусловно, у каждого политика есть свои плюсы и минусы, политика вообще всегда складывается из кровавых противоречий. Тем не менее, мы убеждены, что многие заложенные в прошлом вещи нам необходимо восстанавливать, а от дурного наследия – избавляться. В частности, Ельцин зачем-то сохранил ленинскую национальную политику, слегка переделанную в либеральный формат. Это неоправданно ничем, кроме желания либеральной элиты сдержать развитие русского народа. При этом многое из того, что надо было оставить из советских достижений, в 90-е безжалостно уничтожили.
КР: Хотелось бы посмотреть на патриотов в деле, потому что многие граждане уже начали забывать, как они выглядят.
В.А.: В воздухе витает проблема, заложенная еще в бытность работы Владислава Суркова заместителем главы Администрации Президента – в России была искусственно зачищено поле патриотической оппозиции. При этом у нас на передний план постоянно вылезает либеральная оппозиция. Это не случайно, тогда так и было задумано – что крупным политиком-патриотом в России может быть только одна фигура.
Мы, конечно же, не можем с этим согласиться. Это очень удобно, когда есть крупная фигура во власти, использующая патриотическую риторику, и множество мелких, неприятных для большинства народа либеральных персонажей. Можно легко вести политическую игру, зарабатывать очки и привлекать избирателей. Но помимо этого есть еще и политическая динамика, развитие собственной программы, стратегии. На сегодня это слабое место политического режима.
Поэтому мы считаем, что нужны мощные фигуры на патриотическом фланге, которые бы помогли национальному лидеру и верховной власти сдвигаться ближе к повестке естественного, цивилизационного консерватизма России. Определенное движение в этом направлении произошло вследствие «обстоятельств непреодолимой силы» в 2014 г. – в связи с украинским евромайданом. Появилась реальная угроза потери Севастополя, Черноморской базы ВМФ, русских областей Украины. Русофобская ориентация киевской революции и ее ангажированность по отношению к неоконсерваторам в Вашингтоне была очевидна. Возникла реальная опасность появления передовых баз НАТО в Харькове и Донецке.
Тогда сами обстоятельства заставили нашу власть сдвинуться «условно-вправо». Не очевидно ли, что сдвигаться вправо или влево нужно в соответствии с внутренним замыслом, собственной стратегией, а не вынужденно? Мы предлагаем именно такой путь.
КР: Я ознакомился с доктриной Русского мира, представленной в одном из журналов ИК не так давно. Это логическое продолжение идей «Русской доктрины». И все-таки, почему сегодня стратегическим развитием государства у нас заведуют такие институты, как ВШЭ, РАНХиГС, АСИ и прочие структуры, для которых суверенитет и традиции России далеко не на первом месте?
В.А.: Если называть вещи своими именами, в 90-е в России была искусственно создана система ментальной пустоты, когда народ живет своей жизнью, а политическая элита превратилась в «малый народ», обитающий в отдельном замкнутом мирке, предельно далеком от большинства граждан. Эта искусственная ситуация затянулась и до сих пор нами не изжита. Она связана с тем, что практически весь крупный капитал, весь финансово-экономический блок во власти не работают на восстановление цивилизационного суверенитета России. Они всячески стремятся тормозить историю. Движение к консервативному полюсу означает неизбежное очищение и обновление элиты. И это один из главных тезисов «Русской мечты».
КР: Председатель Изборского клуба Проханов не раз говорил о том, что есть только два вероятных сценария – революция сверху либо революция снизу. В последний год мы явно наблюдаем усиление протестных тенденций, особенно в среде молодежи. И идут школьники и студенты, как мы можем заметить, не за серьезными национальными концепциями, а за простыми антикоррупционными лозунгами, которые им предлагают «дерзкие революционеры» типа Мальцева и Навального. Они просто хотят скинуть действующую власть, а кто их ведет – это вопрос второстепенный. Вы видите опасность с этой стороны?
В.А.: Молодое поколение всегда было наиболее уязвимым, а сейчас особенно – в силу того что у нас демонтирована классическая система образования. Главная опасность заключается в том, что очень большие финансовые средства уже выделены тем же Соросом на поддержку нашей либеральной оппозиции.
Все это очень похоже на начало XX века, когда американский банкир Якоб Шифф фактически объявил войну самодержавию и несколько финансовых кланов объединились вокруг этой задачи. Причем из одного и того же центра финансировалась и февральская, и октябрьская революции. Важно понимать, что это не разовые планы, а длительная стратегия. В 1917 году начался относительно недолгий распад империи, которую сразу же стали собирать обратно большевики, в 1991 году распад был уже катастрофическим. Но, как видим, режиссеры этого процесса не успокоились и планируют дальнейший развал России. И в этом смысле «пятая колонна» внутри России – инструмент внешних сил, которые несут главную угрозу стране.
КР: Не могу обойти вниманием президентские выборы-2018. Как считаете, на новом сроке правления кандидат, победа которого наиболее вероятна, сможет в дальнейшем реализовать чаяния тех же изборцев?
В.А.: К сожалению, однозначного ответа на этот вопрос нет. И потому важная составляющая наших усилий направлена на то, чтобы убедить самого Владимира Путина и его ближайшее окружение совершить, наконец, резкий политический выбор в пользу страны, которая и произвела их на свет. Для этого надо, прежде всего, порвать те связи и принципы, на которых был построен условный «контракт», приведший Путина к власти. Ведь очевидно, что без согласия мировых финансовых кланов Путин не пришел бы к власти в 2000 году.
Соответственно, для разрыва этих связей нужна большая решимость и готовность пойти на серьезный риск. Мы считаем, что во властных политических кланах есть такая тенденция. Победит ли она – пока неизвестно, но мы будем всячески этому способствовать. Если же не увидим должной ответной реакции, то отправимся в свободное плавание и будем активно формировать в обществе среду единомышленников.
КР: Иными словами, тогда Изборский клуб станет более оппозиционной организацией?
В.А.: Да, вероятно. Надо будет поднимать во весь рост мощный консервативный полюс, чтобы влиять на власть, в каком-то смысле бросить ей вызов. В свое время один из крупных российских чиновников сказал забавную фразу о патриотах: «Поймите, пока вы не отрастили зубы, вы никому не интересны. Как только они у вас появятся, вы сможете на что-то влиять…» Такая циничная правда жизни.
КР: Как рассказывал читателям «Колокола России» в недавнем интервью политолог Михаил Ремизов, Россия после Путина может оказаться в ситуации, аналогичной с Российской Империей 1917 года. Тогда была полностью задвинута на второй план адекватная консервативная оппозиция, и к власти в феврале пришли радикальные западники. Почему же все окружение действующего президента состоит на 99% из либералов, почему даже после бурной критики со всех сторон в адрес финансово-экономического блока, главы Центробанка и т.д. Путин отзывается одобрительно об их работе?
В.А.: Президент в каком-то смысле вынужден играть в эту игру – когда его спрашивают про правительство, уже не один год следует ответ, что он удовлетворен его работой. Порой имеет место частная критика конкретного министра, не носящая идеологического характера. Все это говорит о том, что базовые принципы «контракта», с которым Путин пришел к власти, сохраняются до сих пор. Они включают в себя в том числе и вашингтонский консенсус, и привязку рубля к (нефте)доллару.
А что ты можешь сказать, когда благодаря т.н. бюджетному правилу ты не можешь включить на достаточную мощность свой эмиссионный центр, обеспечивать своего производителя дешевыми кредитами, развивать реальный сектор? Логика, в которой нас заперли, проста – не давать России развиваться. О чем говорить, если на сегодня у нас денежная масса в стране в 4-5 раз ниже необходимой для стабильного развития. Сверхжесткие условия созданы именно внешними силами, ведь тот же ЦБ не подчиняется президенту и правительству – это прямой рычаг внешнего управления.
КР: Об этом мы говорим годами, но, к сожалению, пока все остается по-прежнему.
В.А.: Если радикальное решение не может быть принято, потому что Кремль не хочет или не чувствует в себе силы поменять правила игры, если ему удобнее сидеть в этой ситуации до упора, тогда выходит, что политическая элита вполне консолидирована. Могут быть разные ходы, имитирующие динамику, но фактически «малый народ» остается у власти, и все эти игры с болотной оппозицией, с Навальным, с нынешними комичными кандидатками в президенты – это все некий театр для демонстрации относительной приемлемости нашей власти. Из серии «все могло быть и гораздо хуже». Однако на деле власть олигархическая и обслуживает интересы олигархии, которая в свою очередь является филиальной сетью олигархии глобальной. Любые популистские меры при этом – лишь прикрытие данной игры. В этом, кстати говоря, большой минус и особенность либеральной олигархии. Они не могут действовать с открытым забралом, они имитируют какую-то иную политику, чем реально проводимая. Они вынуждены использовать заклинания об отсутствии у государства идеологии, хотя всем понятно, что раз государство защищает чьи-то интересы, то идеология у него есть. Просто они стесняются открыто ее сформулировать.
КР: В «Русской доктрине» есть понятие «сверхнациональной русской нации». Сейчас, как известно, у русских с каким-то ясным статусом в собственной стране огромные проблемы. Глядя на Конституцию и нормативные акты можно подумать, что такого народа просто не существует…
В.А.: Отделение Изборского клуба в Адыгее стало первой ласточкой, предложившей «Русско-кавказскую инициативу», смысл которой – принятие закона о государствообразующем статусе русского народа. Как правило, либералы апеллируют к тому, что ключевая роль русских и так всем понятна де-факто, только не надо ее включать в особый закон, потому что тогда обидятся кавказцы, татары и так далее. А тут, пожалуйста – предложение поступило от самих кавказцев.
Конечно, если в условиях нынешнего режима такая поправка в Конституцию или закон будут приняты, сохраняется вероятность чисто декларативного решения. Если же за этим последуют выделение средств на культурное и духовное возрождение русского народа в рамках федеральных целевых программ, принятие мер по возрождению русской глубинки – это было бы очень полезно для России как цивилизации, в конечном счете, и для всех народов России.
А обычная декларация может пролить бальзам на сердце русских патриотов и этим ограничиться. Хуже того, она может еще и выглядеть как насмешка, ведь декларация никак не повлияет на негативную демографическую динамику русского ядра. Да, сейчас заметна тенденция к созданию многодетных семей, но она касается сравнительно небольшого процента населения. А в целом, увы, продолжается угасание, варваризация, люмпенизация, резко падает репродуктивная способность народа. Это все очевидные для любого гражданина России вещи, и у «Русской мечты» есть что предложить в качестве проекта государственной политики в данной сфере.
Вчера президент Путин «выдернул» из той нашей старой повестки (2006 год) еще несколько тезисов по поддержанию рождаемости, включая дотации на каждого ребенка и ипотечные программы. Спрашивается, почему так поздно? Ведь упущено целое десятилетие, золотое десятилетие, когда у коренных народов России было очень многочисленное поколение женщин репродуктивного возраста, желающих рожать. А теперь мы скатываемся в демографическую яму, число потенциальных мам резко сокращается. Так почему же так поздно, Владимир Владимирович?
После «Русской доктрины» мы создали еще целую серию работ, охвативших практически весь комплекс стоящих перед Россией острых проблем. Данная линия была закреплена в последние годы докладами Изборского клуба, в создании которых приняли участие наши коллеги Проханов, Глазьев, Ивашов, Делягин, Дугин, Малинецкий и другие. Это тот же столбовой идеологический вектор. Думаю, что с точки зрения разработанности и продуманности программы, мы представляем собой наиболее мощный патриотический центр в стране.
КР: Не могу не спросить о современном нашем тренде, о котором на всю страну рассказывал президент – цифровой экономике. Вы видите, что у нас есть потенциал и, главное, желание заниматься именно суверенным развитием новым технологий? Потому что если мы будем активно внедрять западное ПО, привлекать западные корпорации, делать все по готовым западным лекалам, то тут можно вообще растерять остатки имеющегося суверенитета.
В.А.: Я считаю, что минимум, необходимый для развития русской цивилизации в ближайшие десятилетия – это продовольственный и военный суверенитет. Чтобы в 21 веке обеспечить их, необходимо, в свою очередь, иметь информационную и финансовую независимость. Без этого ничего не выйдет.
Что касается конкретных мер по обеспечению цифрового суверенитета, параллельно идут несколько потоков мероприятий. Спецслужбы занимаются купированием опасных проявлений в интернете и технологиях связи. Что касается построения масштабной национальной цифровой системы, тут, на мой взгляд, мы продолжаем в целом двигаться на Запад и инкорпорироваться в его среду.
Для «малого народа» население России как было податным, безликим, безгласным, подлежащим сокращению, так и остается. Поэтому для него переход к цифровым системам контроля видится более прогрессивным и удобным. Задачи защитить население и государство от всевозможных информационных и электронных рисков попросту не ставятся.
В этом смысле, с нашей точки зрения, охватывание всего населения сетью так называемых электронных услуг – вопрос далеко вторичный. Нам надо поставить во главу угла информационный суверенитет и его защиту.
КР: Вы не разделяете позиций наиболее пессимистично настроенных экспертов: что следующим этапом будет отмена наличных денег, и далее человек превратится в существо, описанное в Откровении Иоанна Богослова? То есть грядет эпоха тотального электронного концлагеря… Или все это страшилки для взрослых?
В.А.: Только что вышел доклад Изборского клуба под моей редакцией, который называется «Русская цивилизация против антисистем» (журнал «Изборский клуб» № 7). Там дан, на мой взгляд, наиболее адекватный развернутый ответ на ваш вопрос. Я считаю, что глобальная антисистема в мире функционирует. Первые ее проявления были заметны еще в начале 20 века, сейчас она в значительной степени сложилась.
Речь идет об антисистеме в понимании историка Льва Николаевича Гумилева, хоть он тогда не писал о каком-то глобальном проекте. Сегодня ее существование, полагаю, никому доказывать не надо. Не так важно, какое из описаний данной антиутопии точнее. Ведь конечная ее цель – не построение мира рабов и господ, а полное уничтожение человечества. В ядре этой антицивилизации лежит человеконенавистничество. Мы достаточно точно описали данное мироощущение и его могущество в современной глобальной элите в другом докладе – «Барбекю на грани бездны». Это может показаться страшной сказкой, но ведь в человечестве кроме инстинкта самосохранения есть и инстинкт нигилизма, всеотрицания, самоуничтожения. Это суицидальный синдром антисистемщиков, но направленный на уничтожение в первую очередь не себя самих, а того мира, который они отрицают. И в конце цивилизационных циклов такой инстинкт приобретает не только уродливо-извращенные формы, но и просто опасные для всех остальных размеры. Ужас в том, что эта тенденция иррациональна – и рассчитывать на то, что этого не произойдет, уповая на разум глобальных игроков, не стоит. Необходимо рассчитывать только на свой разум и на свою совесть и активно противодействовать глобалистскому сценарию.
Поэтому миссия России сегодня гораздо круче, чем во времена войн с антисистемщиками прошлого: Наполеоном и Гитлером. Мы должны не просто представить альтернативу глобализму как идеологии антисистемы, а возглавить цивилизационный фронт, которого пока еще не существует (в него могли бы влиться Россия, Индия, Иран, Китай). Чтобы восстановить нормальный баланс человеческой цивилизации. Думаю, в этом и есть наше главное предназначение.
