Наша нынешняя политическая система оказалась заложницей старого стереотипа: чем меньше политики, тем спокойнее. Чем меньше смыслов, тем легче управлять массами.
Но социальная энергия никуда не девается, она копится и в конечном итоге, накопившись, приводит к социальному взрыву. Часто это определяется понятием «революция» и сменой формации.
Это происходило во всех обществах во все века. «Революция кшатриев», которая потеснила брахманов. Буржуазная революция, которая потеснила дворянство, потом пролетарии восстали против буржуа и потеснили их.
Сейчас мы наблюдаем реакцию общества на бессмысленность государства, на отсутствие идеи. Любое движение мысли фактически блокировано, отсутствуют легальные механизмы политического продвижения.
Активная часть общества не может встроиться в структуры государственной власти, управлять государством, общественными и социальными процессами, экономическими в том числе.
Происходит такое накопление энергии, которое выплескивается не там, где нужно, а там, где возникают слабые места. Когда отсутствует система ротации элит (сегодняшняя элита забаррикадирована и не пускает никого к себе, лишь имитируя, создавая симулякр социальных лифтов), безусловно, рано или поздно общество столкнется с накопившейся социальной энергией, которая формирует так называемую контрэлиту.
Но пока эта энергия копится. Возникают лишь какие-то точечные прорывы, которые выражаются в одиночных террористических актах активных людей, ищущих, пытающихся осмыслять приходящие процессы, желающих во что-то излить свою внутреннюю энергию, но не имеющие для этого никаких легальных выходов.
Легальная политика в стране отсутствует. Мысль не востребована, на нее нет заказа ни со стороны элит, ни стороны власти, ни со стороны государства.
Можно чесать языками о чем угодно, эти идеи нигде не будут ни учтены, ни применены, ни использованы. Можно сколько угодно биться в стену нынешней политической системы, в лучшем случае удастся лишь пройти вокруг ограждающего стадион бетонного забора, но ты никогда не окажешься на самом матче — ни в качестве игрока, ни даже в качестве зрителя.
Эта безысходность создает атмосферу отчаяния: у кого-то это выливается в апатию, у кого-то в агрессивную неприязнь и желание любым способом проявить себя.
Сегодня это единицы, но существуют и такие группы, как «Новое величие», различные экстремистские и террористические комьюнити.
Все это говорит о том, что эта социальная энергия нереализованности рано или поздно пробьется — сначала в единичных акциях, потом в коллективных, потом в массовых.
Нужно просто легализовать мысль, вывести из маргинального состояния вообще сферу идей, растабуировать политику, и в состоянии открытой конкурентной системы рокировать элиты для выявления лучших и тех, кто соответствует социальному запросу и тому коллективному архетипу, который свойственен нынешней России.
Либералы часто говорят, что отсутствует открытая система, поэтому им не удается никуда попасть. На самом деле, это уловка, самоуспокоение. Этим они объясняют свое историческое поражение.
Либерализм в принципе отторгается и русским народом, и российским обществом. Он является чужеродным для нас явлением. Вместе с тем закрытая практически система блокирует и маргинализирует те силы, которые действительно отражают позицию большинства — русского, консервативного, традиционалистского.
В открытой политической системе, при равных возможностях, никаким либералам просто ничего не светит, потому что либералы пришли к власти как раз с помощью революции — танков, расстрела Верховного совета и насилия.
