— Александр Андреевич, Вам, конечно, довелось немало ездить по нашей стране, по командировкам. А что Вас подвигло отправиться в наши края — на Дальний Восток?
— Я вот уже четыре месяца непрерывно в пути, в дороге. Я посещаю одну землю за другой, одну нашу республику за другой. Я в третий раз хочу объехать всю нашу Россию. Под старость лет мне выпадает такая удача, пока ноги носят, ещё в голове рождаются мысли, хочу объехать нашу Родину. Я хочу сформулировать такую категорию, такое понятие как Русская мечта. Потому что все народы — мечтатели, и некоторые народы сумели сформулировать своё мечтание. Американцы сформулировали свою мечту как град на холме, крепость на горе. Китайскую мечту внесли даже в документы компартии Китая, она связана с Великим шёлковым путём, это мечта о восстановлении достоинства. А мы, русские, один из самых мечтательных народов, не решаемся всё ещё сформулировать. Я взял на себя эту смелость — может быть, даже гордыню — сформулировать русскую мечту.
— Это как-то связано с поиском национальной идеи, о чём тоже часто говорят?
— Национальная идея — это что-то неподвижное, живущее в нас, как какой-то драгоценный камень. А я говорю о мечте как о порыве, который ведёт, переносит нас через чёрные ямы истории, влечёт за видимый горизонт. Это то, что восхитительно недостижимо. Поэтому мечта — это категория больше, чем национальная идея или цель.
И вот я двигаюсь по всем регионам. Был на Ямале на ледовых полях, во Пскове — в самом божественном крае России, в Чечне, в Марий Эл, на Брянщине, на Урале… И в каждом месте я стараюсь определить, как я понимаю эту землю, её историю, этих людей, и сформулировать мечту — куда мчится эта русская птица-тройка.
Езжу я не один, а с телевизионным оператором, и каждое воскресенье на канале «Россия-24» выходит мой документальный фильм, который так и называется — «В поисках русской мечты». Вот уже вышло десять 20-минутных фильмов о такой региональной мечте. Теперь этот поиск меня привёл сюда — на Дальний Восток, и я как кладоискатель хожу и отыскиваю эту мечту в людских сердцах.
— Вы пытаетесь понять, чем люди живут в каждом регионе?
— Нет, они везде живут печалями, хворями, хлебом насущным, заботой о своей земле. Интересно не то, чем они живут, а то, чем этот народ переносится из века в век. Из несчастья в радость, из ГУЛага в детский смех, или наоборот — из идеи независимости и свободы в ГУЛаг. Что это за такое русское начало, русское чувство, которое нас несёт по этим дорогам? Они же, эти дороги русской истории, нехоженые, неутоптанные, и мы их протаптываем своей жизнью. Вот это я и хочу здесь отыскать.
— Александр Андреевич, часто звучит такое понятие как «русский мир». На сегодняшний день, по Вашему мнению, это что, как его можно охарактеризовать, в каких границах он существует?
— Это очень важный метафизический и даже религиозно-философский вопрос, который, как ни странно, не сформулирован. Вброшена категория «русский мир», а что это — не сказано. А русский мир, по моему разумению и в результате исследований, которые проводили близкие мне по духу люди, русские мистики, — это явление, которое образовалось после крещения Руси в Херсонесе. Как только произошло это крещение князя Владимира, произошло сразу два сотворения.
Первое — возникла небесная, горняя Россия, Россия несоизмеримая, живущая в Царствие Небесном, являясь по существу его отражением. Это место, где Русь не подвержена тленью, поруганию, где она вечная и неподвижная, как неподвижен сам Господь Бог. А горняя Русь проецируется в земную реальность, и земная реальность является как бы тенью горней России, бессмертной и незыблемой. И эта земная Россия может менять границы, она может расширяться, сужаться. Бывают такие периоды русской истории, когда она вообще может сжиматься до нуля, исчезать, как, например, в период Смутного времени, когда оборвалась династия Рюриковичей, или когда оборвалась династия Романовых, или когда кончился Советский Союз. Были времена, годы, когда не было России, не было государства и по существу не было даже народа. Но потом из горнего мира падает какая-то капля — «дрожжи», как говорят ваши друзья, — и возникает опять новое государство Российское. Поэтому русский мир состоит из двух Россий: одна Россия верхняя, не подверженная тлению и истреблению, как такой космический русский божественный эталон, а другая — земная, которая может колебаться, дышать, менять свои границы, формы, устройство, но она всё равно находится под покровительством небесной России. Небесная Россия не даёт ей погибнуть и исчезнуть. Вот что такое русский мир. И в этот русский мир могут приходить народы, уходить народы, могут плавать границы, но это ничего не значит — важно, чтобы там (показывает на небо) сияли русские купола.
— Вы сказали, что наш народ периодически возрождается. Можно ли сказать, что сейчас, с возвращением Крыма, закончилось собирание земель, а с возвращением соотечественников из-за рубежа, тех же староверов, начинается собирание народа?
— Я не думаю, что можно было бы так сказать. Потому что собирание земель только началось. Мы потеряли гигантские пространства, и Крым — это всего лишь симптом или залог того, что мы будем возвращать наши утерянные пространства России, мы их не оставим. Мы не торопимся их вернуть, но история-матушка нас рассудит и в нужный момент вернёт всё, что когда-то отняла. А собирание народа — это, конечно, очень актуальный и важный вопрос. Мы приступаем к его собиранию, а он рассыпается иной раз. Люди уезжают из России, много талантливых ярких людей уже уехало.
Но я думаю о том, что приезд сюда староверов — это ещё не собирание народа, потому что их приехала пока маленькая горстка. Но это определённый символ. Как когда-то Ной трижды выпускал из ковчега голубей, и они в конце концов не вернулись, найдя землю. И если эти люди сюда прилетели и сели на землю, значит, в России всё будет хорошо. Ведь староверы — они очень чуткие, внутри у них какое-то тонкое чувствилище. Их отовсюду гнали, они знают, что такое беда, они знают, что такое выжить среди этих гонений. И то, что они сейчас приезжают в Россию — это только первые ласточки русской весны. К этому не нужно относиться так, что вот сейчас поднимутся хозяйства, вырастут агрогорода.
Нет, это просто знак того, что нам не нужно горевать, не нужно печалиться, что в России всё будет хорошо, здесь всё будет плодоносить.
