Человечество вступило в очередной календарный, 2019-й от Рождества Христова, год. Ещё никто не знает, что он принесёт миру в целом и нашей стране в частности. То ли продолжится дальнейшее нарастание кризисных и конфликтных процессов — с выходом на траекторию глобальной «гибридной» войны пятого поколения (включая уже информационно-финансовое пространство). То ли, несмотря ни на что, всё-таки произойдет разворот главных «центров силы» современности к общецивилизационному сотрудничеству.
Столь же неопределёнными выглядят и перспективы России, где на фоне внешнеполитических и внешнеэкономических успехов налицо нарастающий процесс дестабилизация всей системы социально-экономических, внутриполитических и ценностных связей, которые возникли в рамках «крымского консенсуса» 2014 года. При этом «новый формат» в отношениях между властью и обществом, между «верхами» и «низами», между регионами и федеральным Центром, между «западниками» и «патриотами» — не только не установлен, но даже не просматривается в своих самых фундаментальных параметрах.
Оглядываясь на ушедший 2018 год, можно обозначить «первую десятку» — вернее, две «первые пятёрки» — самых важных, на наш взгляд, событий, которые произошли как во всём мире, так и внутри нашей страны, и которые во многом будут определять дальнейшее развитие событий.
ГЛОБАЛЬНЫЙ «ТОП-5»
Главным итогом 2018 года следует признать крах либерал-глобалистской модели «однополярного мира» Pax Americana, которая была создана во второй половине 60-х годов ХХ столетия, и после уничтожения СССР более четверти века безраздельно доминировала на мировой арене.
Если подходить к ситуации формально, то пока ещё корректнее говорить не о «крахе», а о «кризисе». Но, по сути своей, данная модель уже находится в необратимом коматозном состоянии, она прошла «точку невозврата», и её «физическая смерть» с последующими похоронами — вопрос только времени. США уже не только не могут, но и не хотят выполнять функции «глобального лидера» — тем не менее, желая сохранить для себя все бенефиции, связанные с данным статусом.
Русские — идут, летят и плывут.
Ключевым для 2018 года «событием номер один», несомненно, является оглашенная Владимиром Путиным в ходе Федерального послания 1 марта информация о «великолепной шестёрке» новых систем отечественного оружия, впоследствии известных как межконтинентальная баллистическая ракета РС-28 «Сармат», гиперзвуковой ракетный комплекс «Кинжал», крылатая ракета с ядерной энергоустановкой «Буревестник», лазерная боевая установка «Пересвет», подводный беспилотник с ядерной энергетической установкой «Посейдон» и ракета с гиперзвуковым планирующим крылатым блоком «Авангард». Кроме того, российский президент дал понять, что названные им системы вооружения — далеко не весь инвентарный список отечественного арсенала, намекнув и на другие разработки, в том числе — с использованием новых для военного дела физических принципов (например, средства радиоэлектронной борьбы и направленные погодно-климатические изменения).
Сказать, что эта информация была неожиданной и шокирующей для всего мира — значит, ещё ничего не сказать. Путинскую заявку на Западе сначала даже не приняли всерьёз и подняли на смех, назвав «кремлёвской мультипликацией» и «фейком». Однако очень скоро появились доказательства того, что представленные системы — не просто военно-политический блеф с использованием компьютерной графики, что некоторые из названных российским президентом систем уже приняты на вооружение, а некоторые — существуют «в металле» и проходят испытания.
В конце концов, военно-промышленное лобби США и их союзников даже использовало «новую русскую угрозу» для серьёзного увеличения и переформатирования бюджетов своих оборонных ведомств, а также для нового ужесточения режима санкций против нашей страны — правда, под совершенно иными предлогами, типа «вмешательства в президентские выборы», «использования химоружия в «деле Скрипалей» и так далее.
Но «коллективный Запад» во главе с США был поставлен не только перед фактом утраты военно-технологического преимущества над остальным миром, которым он обладал на протяжении предыдущих пяти с лишним веков и которое было главным фактором его геостратегического могущества. Речь шла ещё и о том, что Россия в действительности не только сохранила весь комплекс возможностей: финансовых, технологических, организационных, кадровых и т. д., — для осуществления столь масштабной программы перевооружения своей армии, но активно и целенаправленно занималась реализацией этой программы на протяжении минимум нескольких десятилетий (поскольку за более короткие сроки достичь результатов подобного уровня невозможно). Кроме того, вся эта деятельность оказалась в значительной мере «невидимой» для внешнего мира, что вообще находится за пределами понимания в рамках стандартной «глобалистской» картины мира. А само существование такой программы перевооружения свидетельствовало о том, что Россия изначально не «вписывалась» в неолиберальный глобалистский проект для всего человечества, а лишь имитировала такое вписывание, параллельно реализуя некий собственный, альтернативный проект. Отсюда — уже «по умолчанию» — вытекало наличие в современном мире мощного «центра силы», для которого государство под названием Российская Федерация является лишь одним из системных элементов и которое условно можно назвать «Большой Россией».
Тем более, что на пленарном заседании Валдайского форума 18 октября российский президент заявил буквально следующее: «Агрессор должен знать: возмездие неизбежно, все равно он будет уничтожен. А мы как жертва агрессии, мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут. Потому что даже раскаяться не успеют».
Всё это, вместе взятое, лишало смысла принятую «либерал-глобалистами» стратегическую «антикризисную» концепцию, включая гибридную агрессию против РФ под угрозой «превентивного обезоруживающего удара». Что, в свою очередь, потребовало существенной корректировки или даже полного пересмотра данной концепции.
Битва орла с драконом
Самым важным элементом в этом процессе и, соответственно, «событием номер два» 2018 года следует признать резкое обострение американо-китайских отношений, переходящих в фазу прямой финансово-экономической конфронтации. И эта конфронтация не ограничивается объявленной Трампом «торговой войной» против Китая, с введением импортных пошлин на товары и услуги made in China — она затрагивает весь комплекс системной конкуренции, включая и сферу научно-технологического прогресса. Точно так же, как это было в конце 50-х—начале 60-х годов прошлого века, когда США и СССР соперничали между собой за право определять будущий путь человечества.
Сегодня Китай, в отличие от Советского Союза, не претендует на то, чтобы стать «могильщиком мирового империализма». Но Китай претендует на то, чтобы «всего-навсего» лишить империализм «мирового», глобального статуса, создав свободную от него зону собственного влияния, частично известную как проект «Одного пояса и одного пути» и дополненную в 2018 году (на Восточном форуме во Владивостоке) проектом «Экономического кольца Северо-Восточной Азии» с выходом на Арктический регион. Интересно, что готовность стать участниками данного проекта была высказана как японскими, так и южнокорейскими властями, стремящимися к объединению с ядерной КНДР и восстановлению единого корейского государства. При этом с японской стороны даже были названы конкретные условия: как по срокам (после трансфера императорской власти в мае 2019 года), так и по содержанию (создание главного логистического хаба проекта на Южных Курилах под полным операционным — но не суверенным! — контролем Страны Восходящего Солнца).
Можно также указать на растущую сферу китайского влияния в Африке, Юго-Восточной Азии, включая Австралию, а также в Латинской Америке; на ускоренный рост золотых запасах в государствах, активно развивающих экономическое сотрудничество с КНР, и на активное перевооружение НОАК и военно-морского флота. Всё это в нынешней ситуации создаёт для глобальной «империи доллара» куда большие угрозы, чем создавал в своё время послесталинский советский проект, — поскольку в «мирном» варианте отразить их не представляется возможным, а военная атака на Китай в настоящее время невозможна вследствие действующего не на словах, а на деле российско-китайского стратегического союза — что было продемонстрировано в ходе апрельского кризиса вокруг КНДР.
Китай в 2018 году впервые стал мировым лидером и по числу патентных заявок, и по числу зарегистрированных патентов, на что США «зеркально» ответили введением блокады на научно-техническое сотрудничество американских организаций с китайскими.
В сфере информатики США 8 июня заявили о вводе в действие самого мощного суперкомпьютера Summit (Национальная лаборатория Ок-Ридж) — совместного детища MTI и IBM производительностью до 200 петафлопс, то есть 200 квадриллионов (миллионов миллиардов) операций в секунду, тем самым вернув утерянное ими в 2013 году лидерство. Но, судя по всему, китайский ответ не заставит себя ждать — проект СК Tianhe-3 должен быть реализован к 2020 году с запланированной мощностью 1 эксафлопс (квадриллион операций в секунду). Впрочем, о возможности выхода к этому знаковому уровню на базе СК Summit говорят и американские источники.
При этом и США, и Китай активно разрабатывают и используют технологии Big Data, а также искусственного интеллекта на основе «самообучающихся» нейросетей, причем в КНР при помощи и с участием компании Alibaba уже тестируется национальная Система социального кредита, которая, как планируется, полностью охватит территорию и население страны в 2020 году. Аналогичные проекты «мировой цитадели демократии» активно секретятся, но, поскольку глобальный интернет подконтролен подразделениям правительства (Министерства обороны и Министерства внутренней безопасности) США и «прозрачен» для них, то логично предположить, что такие проекты касаются не только американских граждан, но и сотен миллионов или даже миллиардов пользователей «мировой паутины» по всей планете.
Не случайно самым знаковым моментом «битвы орла с драконом», т.е. американо-китайского конфликта, помимо «торговой войны», стал арест в Канаде (по запросу министерства юстиции США) Мэн Ваньчжоу, финансового директора компании Huawei — главного глобального конкурента американской Apple.
В 2018 году КНР впервые в истории вышла на первое место по числу успешных космических запусков — 38 из 111 мировых (у США — 31, у России — 16, у ЕС — 11). Значительным достижением китайской космонавтики стал успех миссии Chang’e-4 — её спускаемый аппарат (правда, уже 3 января 2019 года) впервые в истории человечества осуществил мягкую посадку на обратной стороне Луны. США же продолжают лидировать в исследовании «дальнего космоса»: их миссия InSight 26 ноября совершила мягкую посадку на марсианскую равнину Элизий. Что же касается запредельной (свыше 30 лет) функциональности двух аппаратов проекта Voyager, запущенных ещё в 1977 году и ныне покидающих Солнечную систему; успешного сближения зонда OSIRIS-REx (запуск 2016 года) с астероидом Бенну, а автоматической межпланетной станции New Horizons (запуск 2006 года) — с малым телом пояса Койпера, получившим имя Ultima Tule, то всё это — лишь подтверждение «задела прочности», который имеется здесь у американской космической отрасли.
В сфере биотехнологий китайским учёным — также впервые в истории — удалось клонировать приматов и направленно отредактировать человеческий геном.
Наконец, важнейшим достижением можно считать успешный эксперимент Института физических наук в Хэфэе, где на токамаке EAST удалось продержать разогретую до 50 млн. Со водородную плазму в течение 102 секунд, что является важнейшим шагом в освоении термоядерной энергии.
Иными словами, на всех прорывных направлениях современного технологического прогресса КНР ускоренно приближается к уровню США, а на некоторых направлениях уже достигла существенного преимущества. При этом чрезвычайно важно, что китайский научно-технологический рывок основан на прочной собственной финансово-экономической и кадровой базе. В частности, несмотря на дополнительные импортные пошлины, введенные официальным Вашингтоном, китайский профицит в двусторонней торговле по итогам января-ноября 2018 года составил рекордные 293,6 млрд. долл. (в 2017 году было «всего» 275,9 млрд. долл.).
Возможно, что неизбежное сокращение населения КНР и, особенно, трудоспособной его части, наряду с перекредитованностью китайской экономики, санкциями США и новой волной глобального системного кризиса ощутимо снизят темпы роста ВВП «красного дракона», но даже при этом Америка практически «в одни ворота» проигрывает Китаю схватку за «глобальное лидерство». Что, в свою очередь, дополнительно усиливает политический конфликт внутри США и степень агрессивности заокеанского истеблишмента.
Дом, разделенный в основании своём
Указанный выше конфликт, который можно назвать «событием номер три» 2018 года, не сводится к противостоянию между «трампистами» и «антитрампистами» (главной, но далеко не единственной частью которых является пресловутое «глубинное государство», между «националистами» и «глобалистами», между «изоляционистами» и «империалистами», между «промышленниками» и «финансистами», между «рокфеллерами» и «ротшильдами» и т. д. Все эти линии раздела являются весьма подвижными и, можно сказать, условными, недавние союзники становятся врагами и наоборот — так практически всегда бывает в ходе гражданских войн: хоть «горячих», хоть «холодных», как нынешняя гражданская война в Америке.
Основными вехами этой войны, которая за два года президентства Дональда Трампа ничуть не прекратилась, а, напротив, становится всё глубже и ожесточённее, стали а) четырежды (21 марта, 13 июня, 26 сентября и 19 декабря) проведенное повышение учётной ставки ФРС; б) промежуточные выборы 6 ноября; в) начавшийся 21 декабря из-за спора о цене строительства стены на американо-мексиканской границе «шатдаун» правительства США.
Что касается кредитной политики ФРС, то она явно противодействует социально-экономической концепции 45-го президента США, известной как MAGA («Make America Great Again!») и направленной на восстановление реального сектора американской экономики. За два года своего президентства Трампу как «лучшему антикризисному менеджеру» разными путями удалось «выжать» из союзников США дополнительно больше триллиона долларов (сам он говорит о возврате 10 трлн.) — вне всякого сомнения, действительно выдающийся результат. Но прошедшее за то же время повышение учётной ставки ФРС с 0,5-0,75% до нынешних 2,25-2,5% означает (при совокупном долге государства, корпораций и домохозяйств Соединённых Штатов в 71,9 трлн. долл.) базовое увеличение суммы ежегодного обслуживания кредитов в среднем примерно на 1,5 трлн. долл. Это катастрофический баланс.
Не случайно после декабрьского повышения учётной ставки за неделю 19-25 декабря с американского фондового рынка «испарилось» почти 7 трлн. долл. («проседание» составило примерно 20%). Обвал был достаточно быстро купирован — видимо, экстренным вливанием «кэша», но исходный уровень так и не был восстановлен, то есть налицо типичная «кризисная пила», при которой глубокие падения будут чередоваться с более мелкими «отскоками в зелёную зону» при общем понижательном тренде.
В подобных условиях рост американской экономики, наблюдавшийся вследствие «налоговой паузы» имени Трампа в 2017-2018 гг., становится более чем проблематичным, что потребует от 45-го президента США или отказа от реализации MAGA (вплоть до отставки), или дальнейшего обострения конфликта с «глубинным государством» и Федрезервом.
Судя по итогам промежуточных выборов 6 ноября (потеря республиканцами большинства в нижней палате конгресса, но сохранение контроля над сенатом и победа на уровне губернаторов штатов), намного более вероятен второй вариант. О том же свидетельствует и ситуация вокруг «шатдауна»: действующий президент Соединённых Штатов показал, что не намерен идти на компромиссы со своими оппонентами, и твердо отказался от предложенных демократическим большинством конгресса 1,3 млрд. долл. вместо необходимых, по его мнению, 5,7 млрд., заявив, что в таком случае правительство не будет работать «столько, сколько окажется необходимым», и пригрозив введением на всей территории США режима чрезвычайного положения для решения данной проблемы.
То же самое касается внезапной отставки министра обороны США Джеймса Мэттиса, заявленного Трампом вывода американских войск из Афганистана и Сирии, а также его визита в Ирак — «Большой Дональд» открыто давит на финансовые потоки своих оппонентов, связанные с наркотиками и ближневосточной нефтью.
Шкура неубитого медведя
Разумеется, мартовский демарш российского президента был воспринят «коллективным Западом» как вызов и угроза его доминирующему положению. Вместо того, чтобы «заткнуться, отойти в сторону и делать, что говорят» (по словам «правильно ориентированного» министра обороны Великобритании Гэвина Уильямсона), «Большая Россия» позволила себе не только демонстрацию оружия, но и вывод своих активов из-под американской (и, видимо британско-оффшорной) юрисдикции.
Поскольку немедленный военно-политический ответ на подобные действия был, по ряду причин, исключен, наши западные партнёры «по максимуму» включили финансово-экономические и информационные инструменты давления на Кремль. И эта «перегрузка», спроецированная на Россию, была «событием номер четыре» ушедшего года.
Как известно, «словом года-2017» было признано слово «fake» («фейк») в словосочетании «fake news», то есть «ложные, фальшивые новости». Вероятно, это же слово может повторить свой успех и в 2018 году — пусть даже в варианте «highly likely» («хайли-лайкли», т.е. «весьма вероятно»).
Выше уже отмечалось, что заявление Путина о новых видах российского оружия на Западе сначала тоже восприняли (или сделали вид, что восприняли) как «фейк». Поэтому, возможно, решили, что «кремлёвский тиран» наконец-то «явился на войну» — пусть даже информационную. И ответили на него «суперфейком» в виде пресловутого «дела Скрипалей», в котором настоящими были только фамилии главных фигурантов и ряда других действующих лиц, да и то не факт.
Пресловутое «отравление» экс-сотрудника ГРУ полковника Сергея Скрипаля и его дочери Юлии, которое произошло уже 4 марта, буквально через три дня после выступления Путина с Федеральным посланием, сопровождалось таким множеством «черных дыр» и «белых пятен» в официальной версии британской стороны (начиная с того, что абсолютно смертельный фосфорорганический яд типа «Новичок», который был якобы использован для отравления, оставил обе «жертвы» в живых, и заканчивая анекдотом с «солсберецкими приключениями Петрова и Боширова»), что объяснить их наличие можно было только крайней спешкой со стороны политиков и спецслужб Туманного Альбиона.
Впрочем, ставший знаменитым после выступления премьер-министра Терезы Мэй «принцип хайли-лайкли» и до «дела Скрипалей» активно применялся нашими англосаксонскими «партнерами» и в «допинговом скандале», кульминацией которого стала беспрецедентная дискриминация российских спортсменов на Зимних Олимпийских играх 2018 года в Пхёнчхане (9-25 февраля), и в «деле русских хакеров», якобы взломавших серверы демократической партии США и повлиявших на исход президентских выборов 2016 года в «цитадели мировой демократии», и в более раннем деле малайзийского «боинга», который был сбит в небе над Донбассом 17 июля 2014 года.
На этом фоне «дело Скрипалей» выделяется своей демонстративной и нарочитой алогичностью, сопоставимой разве что с официальным докладом по обрушению «башен-близнецов» ВТЦ в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года и рядом других «эпохальных мистификаций», главный функционал которых заключается не в соответствии действительности, а в позиционировании «свой—чужой». После презентации соответствующего меморандума МИД Великобритании 28 государств выслали российских дипломатов, а США и Евросоюз использовали его как повод для дальнейшего ужесточения антироссийских санкций.
Что бы ни стояло в реальности за «делом Скрипалей» (а это отдельная и весьма нетривиальная тема), оно проводило жёсткую границу между «цивилизованным миром» и современной Россией. Тем самым «коллективный Запад» во главе с США и Великобританией давал понять всей российской элите, что ни она в целом, ни отдельные представители её в частности НИКОГДА и ни при каких обстоятельствах не смогут в глазах «истинных повелителей мира» претендовать ни на проектность, ни даже на полноправную субъектность»; что наилучший для них удел — беспрекословно служить «коллективному Западу».
Тем не менее, в условиях современного баланса сил у такого рода политики неизбежно присутствует некий «предел безопасности», за которым начинаются нелинейные процессы, наносящие больший ущерб не той системе, против которой направлены санкции, а той, которое эти санкции вводит. Для «континентальной» Европы антироссийские санкции выходили за «предел безопасности» уже изначально, и согласие Евросоюза их ввести было вызвано, во-первых, надеждами на то, что Россия капитулирует под совместным давлением «коллективного Запада», и полученные в результате этой капитуляции «трофеи» с лихвой компенсируют понесенные убытки; а во-вторых — страхом перед США, которые в случае «бунта на корабле» могут «устроить тёмную» не только европейским политикам (как они сделали это «после Ирака» Шираку и Шрёдеру), но и европейским финансово-экономическим структурам.
Для США аналогичный «момент истины» наступил при попытке «накрыть» структуры Олега Дерипаски, контролирующие первичное производство алюминия. Односторонние санкции официальному Вашингтону пришлось срочно снимать и начинать переговоры о новом формате связанных с группой En+ финансовых и прочих потоков. Оценивать итоговые результаты, не зная корпоративной «внутренней кухни», достаточно сложно, но, в принципе, ясно, что некий компромисс между «Большой Россией» и англосаксонским (американо-британским) блоком здесь установлен.
И это — прецедент, создание которого было специально подчёркнуто состоявшимся 31 декабря в московской гостинице «Метрополь» задержанием гражданина США, Великобритании, Канады и Ирландии Пола Уилана по обвинению в шпионаже. Таким «новогодним подарком» Кремль ещё раз, наряду с успехами в урегулировании сирийского конфликта, а также продолжением строительства «Северного потока-2» и «Турецкого потока», продемонстрировал всему миру, что «русский медведь» вовсе не собирается становиться охотничьим трофеем: ни американского Белого дома, ни английского Виндзорского замка.
«Брекзит» и марлезонский евробалет
Впрочем, у Туманного Альбиона — свои, практически нерешаемые, проблемы. Ситуация с выходом Великобритании из Евросоюза, согласно результатам референдума 23 июня 2016 года и соответствующего решения парламента от 1 февраля 2017 года, несмотря на утверждённую дату «окончательного расставания» — 31 марта 2019 года (кстати, совпадение — в один день с президентскими выборами на Украине), выглядит более чем неопределённой. И шансов на то, что правительству Терезы Мэй удастся на предстоящем 12 января голосовании утвердить согласованный с ЕС документ, регламентирующий условия «евроразвода», чрезвычайно мало. А это, в свою очередь, ведёт к дополнительным проблемам в отношениях Лондона, как минимум, с Шотландией и Северной Ирландией, где голосовали, в основном, против выхода из «единой Европы».
«Брекзит» изначально выглядел очень странным решением, истинные причины которого до сих пор остаются неясными. Ясно лишь то, что оно, во-первых, каким-то образом было связано с интересами королевской семьи и высшего британского истеблишмента, а, во-вторых, принималось «на перспективу», под некий определённый вариант развития событий, который два с половиной года назад казался неизбежным, но который, тем не менее, остался нереализованным. То есть «что-то пошло не так», и «Акела промахнулся».
Учитывая наличие «мигрантской бомбы» в Германии при ослаблении позиций бундесканцлерин Ангелы Меркель и блока ХДС/ХСС, а также ситуацию с Эммануэлем Макроном (которого не без оснований называют «человеком Ротшильдов»), чьё внезапное возвышение до президента Франции теперь подвергается испытанию протестами «жёлтых жилетов», причём эти протесты в 2019 году могут приобрести общеевропейский характер.
Если сопоставить даты событий, то главным «фактором Х», сломавшим изначальный замысел, частью которого являлся «брекзит», скорее всего, стала сенсационная победа Дональда Трампа на президентских выборах 2016 года в США. И позиция официального Вашингтона по многим вопросам оказалась совершенно иной, чем предполагалось в случае победы Хиллари Клинтон. Но, судя по всему, от своих планов по использованию Европы в качестве «жертвенной коровы» глобальное «глубинное государство» не отказалось, рассчитывая на нейтрализацию как «фактора Трампа», так и «фактора Путина», подконтрольность евробюрократии и неэффективность «традиционных элит» континентальной Европы, «прихваченных», к тому же, украинской проблематикой. Поэтому «марлезонский евробалет» продолжается — в других декорациях и несколько иным составом исполнителей, что мы имели возможность наблюдать в ушедшем году и, скорее всего, будем наблюдать в нынешнем.
Критическое ослабление «единой Европы» как одного из глобальных «центров силы» достаточно значимо для того, чтобы считать его «событием номер пять» прошедшего года.
РОССИЙСКИЙ «ТОП-5»
Как известно, самым популярным и кассовым российским фильмом 2018 года стала лента «Движение вверх», которая, не претендуя на полное соответствие исторической правде, рассказывает о знаменитой победе советских баскетболистов над сборной США в финале Олимпийских игр 1972 года. И ситуация в России в первой половине прошлого года явно была таким «Движением вверх». Всё изменилось после того, как в день открытия чемпионата мира по футболу правительство Дмитрия Медведева выдвинуло законопроект об «оптимизации» пенсионного обеспечения, а также ряд других инициатив, предусматривающих повышение финансово-экономической нагрузки на население нашей страны.
Владимир Путин на «большой» пресс-конференции 20 декабря назвал главными для себя вехами 2018 года президентские выборы и чемпионат мира по футболу, но личные приоритеты национального лидера в данном случае не коррелируют (да и не обязаны коррелировать) с приоритетами общественными. И результаты выборов 18 марта (почти 56,5 миллионов или 76,69% из принявших участие в голосовании избирателей сказали «да» Владимиру Путину), и итоги домашнего для нас футбольного мундиаля (выход российской сборной в четвертьфинал плюс идеальное обеспечение комфорта и безопасности) — это несомненные «плюсы» ушедшего года. Такие же, как отмеченное выше создание новых систем оружия или военно-политические успехи на Ближнем Востоке в целом и в Сирии в частности. Но вот внутри страны в целом очевидны симптомы «движения вниз», которые нельзя игнорировать и которые во многом определяют ближайшие и среднесрочные перспективы России.
Окончание «крымского консенсуса»
«Пенсионная реформа», повышение НДС и ряда других налогов, введение новых налоговых нагрузок (например, на «самозанятых»), увеличение размера МРОТ, от которого «считаются» все штрафы и пени, в конечном итоге, привели к фактическому окончанию «крымского консенсуса» образца весны 2014 года между властями РФ и российским обществом, что является несомненным «событием номер один» для нашей страны по итогам 2018 года.
При этом главным источником данных правовых новелл неизменно выступал финансово-экономический блок кабинета Дмитрия Медведева во главе с первым вице-премьером и министром финансов Антоном Силуановым, по чьим расчётам без этих «манёвров» исполнение «суперуказа» Путина от 7 мая 2018 года и обеспечение пенсионных выплат в условиях сверхволатильной предкризисной внешнеэкономической конъюнктуры будет затруднительным, если вообще возможным.
Относительно смысла повышения пенсионного возраста в России за прошедшее с июня прошлого года время сказано всё возможное, доводы «за» и «против» разобраны, можно сказать, до уровня атомов. Но главная суть заключается всего в трёх основных тезисах:
— российский уровень соотношения заработной платы к производимому ВВП недопустимо низок даже по среднемировым стандартам, при этом ситуация усугубляется чрезвычайным дисбалансом в сфере оплаты труда, поэтому ещё «пять лет до пенсии» воспринимаются подавляющим большинством населения России не в качестве возможности гарантированного дополнительного заработка, а как лишнее время выжимания из людей их сил и здоровья;
— наличие разного рода «пенсионных льгот» для богатых, включая отчисления в Пенсионный фонд по сниженной до 10% вместо 22% ставке ежегодно изымают из системы пенсионного обеспечения гигантские суммы, минимум вдвое превышающие текущий дефицит ПФ, покрываемый за счёт бюджетных средств;
— статус индивидуального пенсионного счёта, на размер которого его формальному владельцу не начисляются проценты, выплаты пенсий откуда рассчитываются по формуле, предусматривающей 19 лет «дожития», т.е. минимум в полтора раза больше средней продолжительности жизни граждан РФ (а мужчин — более чем вдвое), а остаток средств не передаётся наследникам, но списывается в доход государства.
Всё это и привело к тому, что «пенсионная реформа», даже в смягчённом путинскими поправками варианте, стала «камнем преткновения» для «крымского консенсуса», а рейтинги общественной поддержки президента и правительства, по данным социологических опросов, пошли вниз — с понятным ростом протестных настроений. Пока этот протест не является активным, но он же приобрёл массовый характер, и данная тенденция продолжает нарастать, и когда она преодолеет критический порог, пока неизвестно, однако без каких-то движений «властной вертикали» навстречу интересам российского общества и в условиях «игры в четыре руки» со стороны наших западных «партнёров» (их «агентура влияния» во власти делает всё для начала «раскачки» общества, а затем в дело вступают информационные и организационные инструменты «цветной революции») ситуация приобретает потенциально взрывоопасный характер, особенно — в экономически депрессивных и/или имеющих особый этноконфессиональный характер субъектах Федерации.
Экономическая стагнация и социальное неравенство
Не удивительно, что финансово-экономическая политика правительства даже в условиях значительного роста мировых цен на энергоносители не привела к существенному росту ВВП. Если бы одновременно с этим происходила системная технологическая модернизация реального сектора российской экономики, отсутствие экстенсивного роста можно было бы счесть временным и несущественным фактором, однако значительная часть национального и государственного дохода направляется на вывоз капиталов из России — в том числе путём неукоснительного соблюдения «бюджетного правила». В результате при росте потребительских цен, значительно опережающем официальные статистические данные по инфляции (на уровне 10-12% при заявленных 3,7%, «рост реальных доходов» россиян в 0,4%, заявленный главой Счётной Палаты РФ Алексеем Кудриным, оборачивается весьма ощутимым их снижением, а с учётом резкого дисбаланса между богатейшим меньшинством и большинством населения страны стоит предполагать, что это снижение для рядовых россиян ещё более значительно.
Повышение налоговой нагрузки на юридические и физические лица неизбежно приведёт не только к повышению потребительских цен и к снижению экономической активности — особенно в «белом», налогооблагаемом секторе отечественной экономики.
Ситуация дополнительно осложняется спонтанными высказываниями чиновников разного уровня о том, что можно пропитаться на три с половиной тысячи рублей в месяц, поскольку «макарошки стоят одинаково», «государство не просило вас рожать» и прочими «перлами», которые в случае нормального развития страны не воспринимались бы обществом столь болезненно и не получали бы общенациональный резонанс — особенно на фоне многомиллионных доходов, льгот и отдыха на экзотических островах различных «слуг народа», включая наличие у них иностранного гражданства. «И эти люди учат нас Родину любить?» — такой вопрос естественно возникает у человека работоспособного возраста, получающего зарплату на уровне 15-20 тысяч рублей в месяц, которому необходимо и родителей лечить, и детей учить, и самому быть в силах работать по 10-12 часов в сутки…
Подобный уровень социальной несправедливости и «безнадёги», разумеется, не способствует росту или хотя бы сохранению уровня патриотических настроений в российском обществе на «крымских» отметках. Стоит ли удивляться тому, что в подобных социально-экономических условиях прекратился естественный прирост населения нашей страны, который наблюдался в 2015-2017 гг., и количество родившихся вновь стало меньше количества умерших — на фоне снижения уровня смертности. Этот перелом нельзя объяснять только малочисленностью поколения «лихих девяностых», ныне вступающего в продуктивный (фертильный) возраст. Уровень доходов населения, особенно — молодёжи, и уровень социальной поддержки со стороны государства остаются чрезвычайно низкими, поэтому граждане РФ в возрасте до 30-35 лет просто не торопятся не то, что рожать, но даже вступать в брак, создавая традиционные семьи.
Инфраструктура пленных не берёт
Резонансные трагедии, начиная с пожара в кемеровском торгово-развлекательном центре «Зимняя вишня» (25 марта) и завершая обрушением жилого панельного дома в Магнитогорске (31 декабря) стали ещё одним отличительным знаком ушедшего года в России. Состояние социальной инфраструктуры в нашей стране давно характеризуется запредельным и продолжающим нарастать уровнем износа, а различного рода амортизационные отчисления мало того, что являются недостаточными, но и расходуются, как правило, нецелевым образом. Конечно, реализация таких проектов, как Крымский мост или чемпионат мира по футболу, не говоря уже о международно значимых трубопроводах, типа «Силы Сибири», «Северного потока-2» и «Турецкого потока», несут в себе гигантскую инфраструктурную составляющую, но вряд ли она способна заместить собой своевременный капитальный ремонт жилья, водопровода, канализации, электричества, газовых сетей и т. д. Особенно это касается российской «провинции».
Конечно, времена, когда новые отопительные трубы и батареи для размороженных на «северах» домов доставлялись самолётами МЧС, кажется, полностью ушли в прошлое, как и непрерывные теракты в российских градах и весях, но по меткому замечанию Руслана Карманова, всё равно «инфраструктура пленных не берёт», а заложенный в неё еще при советской власти запас прочности продолжает сжиматься, словно шагреневая кожа.
И здесь тоже понятно, что если не изменить сам подход к поддержанию социальной и производственной инфраструктуры, не обеспечить хотя бы поддержание оной в функциональном состоянии, расплачиваться за это придётся не дважды и не трижды, а постоянно и непрерывно, причём — не только деньгами, но и человеческими жизнями, что ещё более недопустимо, особенно — в условиях отмеченной выше естественной убыли населения.
«Помощников у нас никогда не было и не будет»
Нарастание конфликтного потенциала внутри российского общества, а также текущая практика отношений с Украиной и Беларусью привели к критическому «выгоранию» концепции «Русского мира», совместно выдвинутой государством и Русской православной церковью (Московским патриархатом). Окончательно это стало понятным после переговоров Путина с Лукашенко в последнюю неделю 2018 года и томоса Константинопольского патриархата о создании автокефальной «Православной церкви Украины» накануне празднования старостильного Рождества Христова.
Как признание этого печального факта, в новогоднем обращении президента России прозвучали слова о том, что «помощников у нас никогда не было и не будет». А, следовательно, наша страна в этом мире может рассчитывать исключительно на собственные силы и возможности, что значительно сужает её потенциал и выдвигает повышенные требования к эффективности использования данного потенциала. То есть, «кто не с нами — тот против нас». Следовательно, этноцивилизационный приоритет «русскости» должен уступить своё место политическому приоритету «российскости», поскольку количество этнических русских, настроенных антироссийски, и внутри нашей страны и за её пределами, не становится меньше, а выдвинутый Путиным ещё в 2014 году лозунг: «Мы, русские, своих в беде не бросаем», — после четырех с лишним лет трагедии Донбасса можно считать достоянием прошлого. В беде, конечно, не бросили, но и саму беду не устранили.
Политика — это, как часто говорится, «искусство возможного». Реализация концепции Русского мира, увы, в текущих условиях антироссийских санкций и «гибридной агрессии» против нашей страны со стороны «коллективного Запада» оказалась принципиально невозможной, однако её замена, неизбежная де-факто, до сих пор не произошла де-юре, и в результате Россия оказалась в опасной атмосфере «идеологического вакуума», которая может привести к внезапной остановке дыхания даже при малейшей «разгерметизации защитного контура». А ведь именно на такую «разгерметизацию» сейчас направлены усилия наших западных, да и ряда незападных, включая Японию, «партнёров», не говоря уже об их «агентуре влияния» внутри РФ — как во властных, так и в медиа-структурах.
С кем вы, мастера масс-культуры?
И «большая» пресс-конференция президента России, и ситуация с его новогодним обращением к гражданам нашей страны показали, что отечественная медиа-сфера продолжает находиться, как минимум, под «двойным управлением», причем механизмы такого управления, его «приводные ремни» в любой момент могут быть перехвачены у официально властных структур структурами альтернативными и подконтрольными внешним «центрам силы».
«Оппозиционные» масс-медиа всех сортов, включая «Эхо Москвы», «Новую газету», «Дождь» и так далее продолжают активно финансироваться за счет государственного бюджета и «естественных монополий» со значительной долей государственного участия. То же самое касается телевидения, охотно предоставляющего трибуну для различных критиков «властной вертикали», особенно — с либерально-прозападных позиций.
С этой целью используются как проверенные «звёзды» шоу-бизнеса, так и «новые лица», особенно из популярных молодёжных субкультур, включая «рэп-среду», в которую вкладываются гигантские средства, а попытки как-то отрегулировать эту сферу, как правило, носят дискредитирующий власть характер и немедленно «отыгрываются назад».
Самой показательной с этой точки зрения ситуацией стало снятие Первым каналом с площадки Youtube без всякого объяснения записи новогоднего обращения президента РФ — якобы из-за чрезвычайно большого количества «дизлайков», то есть откликов негативного характера, которые, как известно, могут генерироваться соответствующими компьютерными программами без всякого участия реальных людей.
Подобного рода информационная политика ещё раз подчеркивает тот «идеологический вакуум» в котором сегодня находится наша страна и который невозможно ни преодолеть, ни даже поставить такую задачу без изменения позиции всего государственного аппарата, который «наверху» действует в тесном контакте со структурами глобального управления, наподобие МВФ и Давосского форума, а на региональном уровне — с иностранными дипломатическими, коммерческими и «общественными» структурами.
Таким образом, на внешнеполитическом фронте события развивались в весьма выгодном для России русле, и эта тенденция, скорее всего, сохранится в 2019 году. Но насколько готова наша страна использовать эту благоприятную для неё конъюнктуру?
Каким окажется итоговый результат подобного «конфликта интересов» — главная интрига наступившего 2019 года.
