В. Ворсобин:
— Несмотря на праздник, Николай, здравствуйте!
Н. Стариков:
— Здравствуйте, с праздником всех, уважаемые радиослушатели.
В. Ворсобин:
— Что за праздник мы сегодня празднуем? Вы чувствуете праздник?
Н. Стариков:
— Чувство двойственное. С одной стороны, любой праздник – это хорошо. С другой стороны, думаю, что для наших детей день 4 ноября будет красным днем календаря. И они будут чувствовать то, что сегодня чувствуют, может, не все люди нашего поколения, которые привыкли праздновать 7 ноября.
В. Ворсобин:
— В эти минуты начинается «Русский марш» в столице в районе Люблино. Пойдут люди с самыми интересными флагами, они со временем стали не такими страшными. Вспоминаю, лет десять назад была и свастика. «Русский марш» и этот праздник. Это одно без другого быть не может?
Н. Стариков:
— 4 ноября «Русский марш» или в любой другой день надо проводить в Донецке или в Луганске. Потому что там люди жизнь свою отдают за то, чтобы быть русскими. Кто настолько русский, чувствует обостренно, надо туда ехать и помогать. Любой русский националист одновременно русский интернационалист, потому что прекрасно понимает, что в случае крушения русского государства Россия в рамках Садового кольца – это самое худшее из всего, что может быть.
Вы упомянули свастику. Мне кажется, что время все расставило по своим местам. И те, кто ходил со свастикой, они оказались на Донбассе в других окопах. Они оказались в запрещенной в России группировке «Азов», националистических украинских батальонах. И все стало понятно, кто фашист, а кто за Россию.
В. Ворсобин:
— Что такое сегодня русский националист? Звоните и высказывайте свою точку зрения. Николай, возьмем десять лет. Многим казалось, особенно в Москве, что все проблемы от мигрантов. Тогда была антикавказская и антиазиатская истерия. Даже были минипогромы на рынках и так далее. «Русский марш» собирал очень много народа. Сейчас что такое русский националист? Как он изменился со временем?
Н. Стариков:
— Лучше спросить русских националистов. Я русский интернационалист, поэтому мне на этот вопрос ответить очень сложно.
В. Ворсобин:
— А со стороны это как видится?
Н. Стариков:
— Мне кажется, что любые проблемы в миграционной политике будут неизбежны, если вы не будете заниматься миграционной политикой. Сегодня есть проблемы от того, что у нас миграция неконтролируемая. Если остановить и спросить человека на улице, есть ли у нас проблема с мигрантами, мне кажется, что 90% скажут, что проблема есть. Проблема существует. Но не все проблемы в нашей стране от мигрантов. Вот проблема низких зарплат, думаю, что в значительной степени подпитывается неконтролируемой миграции. Владимир, как вы сегодня встречаете День народного единства?
В. Ворсобин:
— Нет такой еще традиции. Новый год знаю, как. 7 ноября знал. Ходили на демонстрации. А вот к этому у меня двоякое чувство. Кстати, прошел социологический опрос ВЦИОМ. И более половины россиян считают, что народного единства в стране, скорее всего, нет. Так ответили 54% респондентов. Их количество с 2017 года увеличилось аж на 14%.
Н. Стариков:
— В этом ничего удивительного нет. Но я хотел обратить внимание, что вы не ответили…
В. Ворсобин:
— Я сказал: никак.
Н. Стариков:
— Хорошо. Тогда я скажу, как я буду встречать с моими коллегами. Пообщавшись с вами, встретившись с уважаемыми радиослушателями, мы пойдем играть в футбол в Санкт-Петербурге. А в других отделениях региональных общественного движения «Патриоты Великого Отечества» будут тоже всевозможные спортивные мероприятия. Долго думали, как в этот год отметить этот праздник. И решили, что на демонстрациях мы уже были, пикеты проводили, а в этот раз займемся спортом. Спорт – это тоже объединяющая история.
В. Ворсобин:
— Обычная программа выходного дня. Это не праздник.
Н. Стариков:
— Это вы так считаете. А мы вкладываем в это несколько другой смысл.
В. Ворсобин:
— Какой?
Н. Стариков:
— Возвращаемся к вопросу, который вы задали, точнее, который задали людям. А для того, чтобы народное единство было, нужна какая-то идея, вокруг которой народ будет сплачиваться. В 2014 году у нас всякие противоречия между национальностями ушли в сторону, классовые противоречия, если хотите, потому что появилась идея объединения, возвращения оторванной части нашего народа. Я имею в виду те события, которые начали происходить на Донбассе. Вот было это объединение. А дальше события приняли затяжной характер, там война уже идет больше, чем Великая Отечественная. И сегодня идеи, объединяющей народ, нет. Зато есть рост числа долларовых миллиардеров за счет того, что бедные становятся беднее, а богатые богаче. Конечно, в этой ситуации люди не чувствуют национального единства. Это, кстати, большая проблема.
В. Ворсобин:
— По-вашему национальное единство возможно только при общем враге?
Н. Стариков:
— Должно быть что-то общее. Внешний враг или враг внутренний, как мы знаем из нашей истории, это неплохая история, которая сплачивает народ. Это факт. Я не говорю, что мы должны эту идею эксплуатировать и выдумывать. Но это факт. Нужна идея не обязательно отрицательной борьбы с чем-то, а движение к чему-то. Например, движение воссоединения русского народа, о котором я говорил. На Украине живут люди различных национальностей, которые являются частью русского народа. И если мы не воссоединимся, нас будут постоянно сталкивать в попытках стравить друг с другом. И нам этого не нужно. Поэтому нам нужно союзное государство не только с Белоруссией, но и с Украиной. Форма, название, где будет столица – это отдельный вопрос. Уважаемые, необходимо выдать российское гражданство не только жителям Донбасса, не только ДНР и ЛНР, но и вообще всем жителям Донбасса, а потом всем жителям Украины, за исключением нацистов, Саакашвили, воров и Зеленского. Он тоже не заслужил.
В. Ворсобин:
— Больше всего в народном единстве сомневаются в городах-миллионниках. Например, в вашем родном Санкт-Петербурге 59% не думают, что народ един.
Н. Стариков:
— К Санкт-Петербургу есть большие вопросы насчет национального единства еще с февраля 1917 года. Петербург наиболее западный, не считая Калининграда, город России. Несмотря на то, что я его безумно люблю, это мой родной город, могу сказать, что Санкт-Петербург – это не русский город. Вот Киев – это русский город. Вот есть много городов. Владимир, например. Но Санкт-Петербург – это западный город России. Он не русский по своему духу, по своей архитектуре, по своему названию, по своей истории создания.
В. Ворсобин:
— Странно, что в этом списке нет Калининграда. Как прокомментируете тогда возрастной ценз? Меньше всего чувствуют себя едиными молодые люди – 25-34 года. И уже пожилые – до 59 лет.
Н. Стариков:
— Я думаю, что с пожилыми понятно. Здесь маленькая пенсия. Ситуация современного мира, где мы недостаточно мало времени уделяем своим пожилым родителям. Здесь вот это играет роль. А что касается молодых? Давайте вспомним себя в молодости. Большинство молодых людей, пока не устроится, не найдет свою половину, не создаст семью, они чувствуют себя не очень уверенно в этом мире.
В. Ворсобин:
— У нас звонок от Галины из Ижевска.
— Добрый день! Я бы хотела сказать, что этого единства не чувствую. Когда я в Москву приехала на заработки в 2010 году, я позвонила в одно из общежитий и спросила по поводу койко-мест. Меня спросили, кто я по национальности. Я сказала, что я удмуртка. Они мне сказали, что у них общежитие только для русских. И в нашей национальной республике ощущается дискриминация в отношении удмуртов. У нас процентный состав удмуртов на собственной земле меньше, чем взять тех же узбеков. Просто катастрофическая ситуация. Идет геноцид. Если условия не создают для развития национальностей… У нас же есть Конституция своя, где у нас написано, что мы имеем право общаться на родном языке. Вот смотрите, у нас нотариусов ни одного удмурта нет. У меня мама не понимала русский язык, я попросила, дайте мне удмурта.
В. Ворсобин:
— Спасибо. В Москве в объявлениях по съему жилья бывает написано: «только для русских».
Н. Стариков:
— Давайте быть точным. Уважаемая женщина позвонила в общежитие и спросили, кто она по национальности. Видимо, те, с кем она общалась, очень плохо знают, что удмурты – это не менее русские, чем этнические русские.
В. Ворсобин:
— Это финно-угорский народ.
Н. Стариков:
— Ижевск – столица. Автомат Калашникова. Ну, как говорится, что может быть более русского? Поэтому русские на сто процентов. И эти неграмотные люди, которые были на телефоне, ее обидели.
В. Ворсобин:
— Они совершили преступление! Сама фраза, по большому счету, может наказываться!
Н. Стариков:
— Я в День народного единства извинюсь за этих малограмотных и невоспитанных людей перед нашей уважаемой радиослушательницей. Простите их, пожалуйста. Не держите на них зла, ибо не ведают, что творят. Действительно, от серости это.
Второе. Я был в Ижевске. Не видел никаких проблем с изучением удмуртского языка. Находился в Удмуртии. И хочу сказать, что должен быть определенный баланс. То, что мы слышали на Украине в 91-м году, ведь говорили то же самое. Мы находимся на Украине, украинского языка нет, нет нотариусов, которые могут на украинском, так далее.
Прошло сколько лет. И мы видим, что за ситуация сложилась. Главное, чтобы не было насилия в изучении какого-то языка. Если человек хочет изучать удмуртский, у него должны быть все возможности для изучения, даже если он не этнический удмурт. Страна у нас многонациональная. Изучения национальных языков должно быть, но оно не должно быть навязываемым для всех жителей определенной области.
В. Ворсобин:
— Андрей, слушаем вас.
— Добрый вечер! У меня мнение, что это искусственный праздник. Решили 7-е ноября заменить на 4-е ноября. У меня по поводу народного единства ощущение такое, что с 1917 года наша страна живет в каком-то эксперименте. У нас какой-то экспериментальный народ. Вот был советский человек. Ему на смену пришел то ли русский, вроде бы и не русский, российский. Как-то у нас даже слово «русский» законодательно даже не закреплено. Нации такой нет.
В. Ворсобин:
— Наш слушатель написал в студию. «Я русский националист. Я за то, чтобы и у русских было свое государство внутри России, как у других народов. Я за возвращение титульной нации русских, за единство с другими народами России!». Это пишет Константин с Урала.
Н. Стариков:
— Не могу не прокомментировать. Константин, я русский интернационалист. И поэтому я категорически не хочу, чтобы у России было государство внутри России. Знаете, вы, может, из лучших побуждений хотите повторить судьбу Советского Союза. СССР – это было государство русских, как и узбеков, чеченцев и других национальностей. После чего Россия, именно Россия развалила СССР. И мы получили маленькую Россию по сравнению с тем, что она была в составе Советского Союза и размером как Советский Союз. Так вот, если еще раз сделать то же самое, это будет еще одна национальная катастрофа. И главное, что в итоге распада СССР русские оказываются в качестве национальных меньшинств в каких-то окраинах. Когда распалась Российская империя, создалась Польша. У поляков появилось государство. Появились Азербайджан, Грузия, Украина. А у русских государство исчезло. Поэтому давайте очень бережно относиться к нашему государству.
Не могу не сказать, что все праздники без исключения являются искусственными. Всех и х когда-то ввели, когда-то начали праздновать. Например, любимый Новый год. Знаете, когда 1 января стало выходным днем? Вам вопрос, товарищ Ворсобин?
В. Ворсобин:
— Мне кажется, это было в тридцатые.
Н. Стариков:
— Это произошло в тот день, когда товарищ Сталин понял, что помимо денежной реформы, которая была достаточно горьким лекарством, нужно дать народу и пряник. И поэтому с 1 января 1948 года это выходной. И приобрело какое-то празднование. 23 февраля. Он у нас после полтавской виктории появился? Нет. Он появился в 1918 году, но праздновать его стали значительно позже.
В. Ворсобин:
— Там был повод сомнительный еще.
Н. Стариков:
— Речь не об этом. Сейчас нет сомнения по поводу этого праздника ни у кого, кроме украинских националистов, которые выдумывают день, связанный с нацистскими преступниками. Любой праздник является искусственным. А вот когда ты рождаешься в стране, где этот праздник естественный, где он десятилетия и столетия, тогда у тебя вопросов не возникает. Да 8 марта, слушайте! Для жителей царской России что за праздник?
В. Ворсобин:
— Это святое! Не трожьте.
Н. Стариков:
— Поэтому не трожьте все остальные праздники. Вы в них еще не погрузились, а ваши дети обязательно погрузятся.
В. Ворсобин:
— «С кем единение? С олигархами? С зажравшимися чиновниками?». «За единение воров и жуликов, за очищение земли русской!». Это нам сообщения.
Н. Стариков:
— Прекрасно! Возвращаемся в 1941 год. Сталин говорит: «Братья и сестры, мы объединимся и только тогда победим!». С кем объединяться? С кровавыми комиссарами? Залившими страну кровью! С этой сталинской кликой? И дальше можно еще про национальность комиссаров еще сказать. И это что такое перед вами было? Образцы нацистской пропаганды. Вот кто сейчас выступает за то, чтобы российский народ был разъединен, тот хочет повторить, что делала нацистская пропаганда. Даже если вы этого не понимаете.
1014 год. Выступает Николай Второй. «Давайте объединимся и победим в той страшной войне, которая началась!». Это с кем объединяться? С капиталистами и эксплуататорами? И дальше начинается гражданская война. Вам гражданская война милее? Мне нет.
Давайте, говоря о реальных и существующих проблемах, критикуя, требуя изменений, не сталкиваться в гражданскую войну. Особенно в День национального единства, который и создан как напоминание того, что случается с нашей страной, если мы ее не ценим.
В. Ворсобин:
— Как вы думаете, долго проживет этот праздник?
Н. Стариков:
— Я надеюсь, что он нас с вами точно переживет. Я хотел бы прочитать несколько писем. Это к тому, какое разное мнение есть у наших радиослушателей. «Это коммунисты лишили русских своей территории!» Ну, вполне можно так говорить. «Может, Сталин был слишком добрый. Скучаю по вашей передаче!».
В. Ворсобин:
— Это бальзам на ваше сердце!
У нас звонок от Петра из Раменского.
— Здравствуйте! Единства никакого нет. Национальности – это без разницы. У нас в России живет, по-моему, 195 национальностей. Или 185. Но должно быть объединение народа! Люди все раздроблены.
Н. Стариков:
— Потому что цели нет.
— Почему-то у нас всегда так. Если кто-то на нас напал, вот тогда мы все дружно встали и пошли!
В. Ворсобин:
— Спасибо!
Н. Стариков:
— Цель нужна, к которой бы шло все общество и вся страна.
— Выступал какой-то с Думы. Он с журналистом разговаривал. По поводу Аргентины. Когда, говорит, захотели сделать в Аргентине пенсионную реформу, на следующий день в городе вышло миллион людей! А у нас эту пенсию жевали, жевали, так и сжевали, впихнул, что захотелось.
В. Ворсобин:
— Спасибо. Ну, да. Съели пенсию без особого сопротивления.
Н. Стариков:
— Нет, не согласен. Не знаю, как пенсионная реформа проводилась в Аргентине, мне не интересно. Но в российском народе пенсионная реформа оставила глубокий след. И она нанесла серьезный урон той атмосфере доверия, которое установилось на тот момент между высшим руководством государства и народом. Я не понимаю причин проведения этой пенсионной реформы. Она нанесла огромный вред. Она выражается не в миллионных демонстрациях, а в разрыве связи между руководителем государства, царем и народом. А вот эту связь всегда хотели разорвать, мечтали об этом революционеры всех времен и народов.
В. Ворсобин:
— Интересно, Дмитрий Медведев поздравил с праздником в твиттере и проиллюстрировал свое короткое поздравление фотографиями. Первая – вид из иллюминатора, видимо, на Россию. И фотография самолета с надписью «Россия». Это я так, для единения. Мне кажется, будет единство тогда, когда верхи не будут отрываться слишком далеко от низов. Они должны понимать, что внизу происходит. Иногда кажется, что отрыв слишком большой.
Переходим на другую тему. Тема, связанная с детьми. Триллер такой. Российская семья, поехали жить в Швецию. Супруга оформила гражданство шведское. Супруг только оформлял, еще не успел. И тут мама трех детей – двух девочек и одного мальчика – попала в больницу. А отец потерял родительские права. И шведские власти поместили детей в замещающую семью мигрантов из Ливана. Отец попытался вернуть право воспитывать собственных дочерей. Ему их не отдавали. Тогда он их просто выкрал и сбежал с ними в Польшу. А там началась целая история с преследованием. Поляки, надо отдать им должное, помогли российским правозащитникам отбить детей у шведских ювенальщиков. И недавно семья вернулась в Россию. Что это было? Оскал ювенальной юстиции?
Н. Стариков:
— Здесь нужно дать небольшое пояснение. Из этой истории несколько уроков вытекает. Первый – действительно, российская семья отправляется в Швецию в поисках хорошей жизни. У них один ребенок, дочка. Проживая в Швеции и не натурализовавшись, то есть не получив гражданства на тот момент, у них рождаются еще два ребенка. Девочки имеют российское гражданство. То есть все члены семьи имеют российское гражданство. То, что мама получила шведское гражданство, я сейчас от вас узнал. Из-за сложности жизни в Швеции муж работает, ничего такого уж сахарного с кисельными берегами не получается. А у жены начинаются определенные психологические проблемы. Ей не с кем общаться, она чувствует себя крайне неуютно. И в результате ее даже помещают в больницу, у нее начинаются серьезные психологические, если не сказать другие – проблемы.
На фоне этой истории социальные службы Швеции, то есть ювенальная юстиция принимает решение изъять детей и передать их в некую приемную семью. Этой семьей оказываются два беженца из Ливана, двоюродные брат и сестра, которые проходят специальные курсы для таких приемных семей. Это фактически бизнес. Пройдя эти курсы, они принимают детей и получают очень большие пособия от шведского государства. Сегодня такие изъятия детей становятся в Финляндии, в Швеции, в других скандинавских странах просто бизнесом.
Отец оказывается в странной ситуации. Он понимает, что с таким диагнозом, который у него жены, детей не вернут. Они вроде даже разводятся. В конце концов он понимает, что до совершеннолетия детей он их, по сути, не увидит, ему их не вернут. И тогда он действует решительно. В этом смысле – молодец. Он берет детей у этой приемной семьи, садится на паром, приезжает в Польшу. Польские власти начинают реагировать на запросы шведской стороны, где возбуждается уголовное дело против него. Но в конце концов здравый смысл и консерватизм, свойственный Польше, играет свою роль. И муж с тремя детьми приезжают на территорию России. При этом уголовное дело в Швеции открыто, до четырех лет ему грозит. Но я думаю, что ничего страшного с ним не будет. И вообще это неважно. Потому что он воссоединился со своими детьми, это самое главное.
Вывод из этой истории. Первое – приезжая на Запад, мы оказываемся в совершенно иной не только социальной реальности, в которой нашему человеку сложно адаптироваться, но в ином законодательном поле. И как это вывернется, куда это развернется, — это очень сложно предположить. Огромное количество случаев изъятия детей, в том числе российских граждан, в семьях в Скандинавии. Такое впечатление, что там происходит некий социальный полигон, где все эти ювенальные антисемейные бесчеловечные технологии просто обкатываются. Давайте мы меньше будем думать об эмиграции и больше думать о своей семье.
В. Ворсобин:
— Ювенальная юстиция в зачаточном положении сейчас появляется и в России. Тоже отбирают детей у не совсем благополучных родителей. И возникает много шума. Мамы начинают кричать: допустим, я выпила чуть-чуть, ударила немного…
П. Лунгин:
— Я вам расскажу реальную историю из жизни российской ювенальной юстиции. К сожалению, ювенальная юстиция уже не в зачаточном состоянии в России. Она полностью уже работоспособна. Обкатали эту технологию, она есть. И мы ей стараемся противостоять. Вот реальная история. Абсолютно нормальная семь. Муж, жена, дети, работа, машина, квартира, достаток. Все нормально. Сын приходит домой, рассказывает, что маму вызывают в школу. Учительница рассказывает, что сын себя плохо ведет. Обычная история. Мама приходит домой и дает сыну по заднице. На следующий день сын приходит в школу и говорит: а вот вы рассказали моей маме, что я плохо себя веду, а вот мама мне дала по заднице. Директор школы, недолго думая, вызывает работников из соответствующей службы. И они прямо из школы мальчика отправляют в детский дом. Мама приходит, сына нет. Начинает искать. Узнает косвенным способом, что его передали в детский дом. И дальше она бросает работу, начинает ходить к этому детскому дому и требовать, чтобы отдали ребенка. Никто не пил.
В. Ворсобин:
— С сколько убийств детей происходит.
Н. Стариков:
— Убийства происходят не только в семьях. Но и на улицах. Это не значит, что на улицу нельзя ходить. Так вот, в итоге все-таки удалось вернуть этого ребенка в семью. Но директор школы так и не признала свою неправоту, говорит: да, я поступила так, правильно, если будет еще, я опять так сделаю. Сегодня ювенальная юстиция грозит абсолютно нормальным семьям.
В. Ворсобин:
— А где эта тонкая грань, когда нужно отделить нормальную семью, где иногда поколачивают детей, и ту деклассированную семью, где поколачивают очень жестоко и с угрозой для жизни? Как может социальный работник определить, если и там, и там – удар?
Н. Стариков:
— Вы когда-нибудь ребенком были? Или сразу родились взрослым русским либералом – законченным и отпетым? Можем предположить, что были. Во времена нашего с вами детства, а у нас оно было примерно в одно время, в Советском Союзе детям по заднице давали? Давали. Это была проблема? Из этой проблемы катастрофы не делали.
В. Ворсобин:
— Вас часто били?
Н. Стариков:
— Мне иногда давали по делу по заднице, поэтому я вырос таким хорошим гражданином. А вас, видимо, пальцем не трогали. Поэтому вы выросли либералом.
В. Ворсобин:
— Дело оценочное.
Н. Стариков:
— Эти проблемы, внутрисемейные дела – это дела, которые тысячелетия государство, общество и семья как-то разрешали. Не нужно думать, что мы сейчас с вами присутствуем при взрыве сверхновой. Знаете, никогда не было проблемы, и вдруг опять, как говорил один из наших бывших премьер-министров. Давайте пусть семья сама разбирается со своими проблемами. Если есть реальная проблема, в Советском Союзе органы милиции, социальные службы решали этот вопрос. Но они каждый раз не старались ребенка изымать, на что направлено действие ювенальной юстиции, а старались сделать так, чтобы в семье все наладилось. Ювенальная юстиция – это не решение проблем семьи, а изъятие ребенка под предлогом защиты его прав. Вот в чем дело. Разрушение семьи.
В. Ворсобин:
— Очень хочется сейчас услышать социального работника. Позвоните, выскажите свою точку зрения. Николай, вы не ответили на вопрос: грань есть или нет? Я частенько езжу по стране и вижу в деревнях выпивающих родителей. Часто они это делают вместе. И у них дети-школьники. Они видели все. У них можно изымать детей или нет?
Н. Стариков:
— Проблема алкоголя тоже не вчера появилась. Но проблема алкоголя бывает разного уровня. Если родители выпили алкоголь, это не повод забрать детей и разрушить семью, отдать их в детский дом. Есть очень много абсолютно антисоциальных примеров. Это единичные случаи. Но не надо на основе них создавать определенные законы, чтобы ставить на конвейер разрушение семьи. Иначе будет как в Швеции, как в Финляндии. Один шлепок ребенку – и все, его изъяли. И до 18 лет вы его вообще не увидите.
Валерий из Ивановской области:
— «Любящие своего отрока не жалеет розги». В Библии сказано. Мое детство прошло так же. И шлепали. Если закурил, сосед поймает, за ухо так нашлепает, да еще и домой приведет. И дома добавят. И вырос вроде нормальный. Я вас поддерживаю, Николай Викторович. А некоторые зарабатывают на этом деле – берут детей из детдомов. Такое время у нас пошло.
В. Ворсобин:
— Еще одну поговорку вспомнил: уши мальчика на его спине. Вы говорите, что ювенальная юстиция начинает крепнуть в России, происходят очень неправильные изъятия детей у родителей. А почему наши власти позволяют это делать российским ювенальщикам?
Н. Стариков:
— Это ответ в той же плоскости, почему у нас та же самая либеральная экономика, как и на Западе. Почему у нас в конституции приоритет международного законодательства. И так далее. Потому что мы в 1991 году вошли в либеральный Запад, причем не на ролях равных партнеров, а на ролях подчиненных. Вот нам и диктуют, что мы должны делать.
В. Ворсобин:
— Мы делаем ракеты. У нас холодная война с НАТО. Мы по уши в санкциях. По сути, уже нечего терять. А по ювенальной юстиции мы идем за Западом. У нас великий президент Путин, а мы идем за Западом с 90-х годов.
Н. Стариков:
— Нам пишут: «Странная логика, а точнее, отсутствие логики у Ворсобина. Не можем определить, где грань между избиванием и назиданием. Значит, однозначно виноват. То есть доказательства вины нет, тем более, признает, что не знает, где эта грань. Поэтому виноваты родители. Где презумпция невиновности?» Владимир, вы подтасовали несколько раз. Мы с вами обсуждаем, не можно ли или нельзя бить детей. У нас иная тема. Однозначно понятно, что никого бить нельзя. Но в каждой семье бывают ситуации, когда подзатыльник или поджопник благо творит потом с человеком, и вырастает из него очень приличный гражданин.
В. Ворсобин:
— Вы в этом уверены?
Н. Стариков:
— Я вижу, что ваш затылок был девственно чист.
В. Ворсобин:
— Я бы не сказал.
Н. Стариков:
— А мне так кажется. И думаю, что большинство радиослушателей со мной согласится. Так вот, каждый, кому дали когда-то по заднице, он вырастает взрослым и понимает, что не надо давать по заднице. Но иногда история семейных отношений требует этого.
В. Ворсобин:
— Мы с вами говорим о ювенальной юстиции.
Н. Стариков:
— Мы говорим о том, что это происходит в Швеции. Там происходит какой-то бред. С мамой возникли психологические проблемы, поэтому надо у папы отнять троих детей. Это же бред. Согласно законам ювенальной юстиции, так и надо поступать. Так вот, проблема не в том, что вмешиваются в жизнь или еще что-то. Проблема в том, что существует специальная отрасль права, специальные законы, которые призваны регулировать вмешательство государства в жизнь семьи. А этого вообще не должно быть. Есть уголовный кодекс. Какая разница – вы бьете человека, который является вам родственником, или человека который не является вашим родственником? Уголовный кодекс квалифицирует это. Как только вы пытаетесь внутрисемейные отношения еще как-то оценивать помимо того, что оценивается вообще в целом в правовой системе, тогда вы начинаете влезать в жизнь семьи и разрушать ее. Это невозможно. Это недопустимо. Нельзя довести дело до того, чтобы у нас был такой ужас, который творится в Швеции.
Уважаемый радиослушатель сказал, что это бизнес. Да, это становится бизнесом. Это становится бизнесом и у нас. Если это не остановить, будут изымать детей под любым предлогом, чтобы передавать их в семьи, где государство будет платить огромные деньги. В Скандинавии точно изымают стариков по той же самой причине. Чтобы деньги на этом зарабатывать.
В. Ворсобин:
— Вы так и не ответили на вопрос, почему Россия идет за ювенальщиками, несмотря на то, что мы суверенная и независимая страна?
Н. Стариков:
— Несмотря на то, что мы суверенная страна на 70 процентов, на 30 процентов мы продолжаем идти либеральным курсом, который мне совершенно не нравится.
Валерий из Москвы:
— У меня ребенку 10 лет. Никогда не бил и бить не буду. Потому что в раннем возрасте я получал тумаки от отца. Детей изымают из семей, а кто контролирует, как они дальше живут? Лучше они стали жить? Мы знаем приемы, когда эти дети попадают в однополые семьи. И потом эти дети годами насилуются. Это было уже неоднократно.
В. Ворсобин:
— В России это вряд ли возможно.
Н. Стариков:
— Если ваша логика, Владимир, победит, в России тоже это станет возможно.
В. Ворсобин:
— Какая у меня логика? Я всего лишь задаю вам вопросы. Я знаю, что есть плюсы и минусы у ювенальной юстиции. И у того положения вещей, за которое ратуете вы. Потому что есть случаи, когда дети гибнут в трудных семьях. Если мы будем следовать вашей логике, то надо определенный процент убитых сразу закладывать. Потому что дети реально гибнут у алкашей и так далее.
Н. Стариков:
— Если ребенок погиб, возбуждается уголовное дело.
В. Ворсобин:
— А ребенка уже не вернешь. Если бы его до этого ювенальщики увели из этой страшной семьи, он был бы жив.
Н. Стариков:
— Это вы спекулируете. Это вы сейчас говорите.
В. Ворсобин:
— Нет, это логика всей ювенальной юстиции, с которой я до конца тоже не согласен.
Н. Стариков:
— Тогда перестаньте ездить на автомобилях, потому что, если бы вы не поехали на этом автомобиле, не поставили бы его в гараж, кто-то остался бы жив.
В. Ворсобин:
— Ага, значит, процентик все-таки заложили детской смертности.
Н. Стариков:
— Да никто ничего никуда не закладывает. Вы, как обычно, передергиваете.
Игорь из Белгорода:
— У меня трое детей. Бывает, они начинают драться между собой. Я жикну, чтобы потом друг на друга не обижались. У них сначала идет игра, начинают бороться, потом драка, а потом они расходятся в разные углы и друг на друга обижаются. Чтобы это остановить, я всегда их останавливаю. Россию разъединяют, и в это вина СМИ. На радио «Комсомольская правда» идет только английская музыка. Мои дети хотели бы слушать русскую, идет только английская. Мы же не в Англии живем.
В. Ворсобин:
— Режиссер нам подсказывает, что это неправда. Мы только сегодня дали русскую музыку. Николай, давайте делать выводы.
Н. Стариков:
— Не надо думать, что за рубежом кисельные берега и молочные реки. Там все более странная и бесчеловечная законодательная система. Нужно сделать все, чтобы эта бесчеловечная система никак не перешагнула через границы и к нам сюда не попала. А детей, конечно же, бить не нужно. С Днем народного единства!
В. Ворсобин:
— Я тоже поздравляю нашу многонациональную страну, которая думает по-разному, чтобы все-таки главное было одно – это Россия. Мы – одно государство и одна нация, мы должны быть сильны. С Днем единства, господа и товарищи!
