— Шамиль Загитович, прежде всего хочется спросить вашего мнения: с чем мы имеем дело в лице COVID-19? 1) С информационным фейком; 2) со сфабрикованной в недрах секретных лабораторий невиданной инфекцией; 3) или же с ОРВИ чуть страшнее гриппа, чья репутация незаслуженно раздута СМИ?
— На сегодняшний день влиятельные эксперты сформировали три подхода к вопросу об инфекции COVID-19 — вернее, три трактовки, в той или иной мере объясняющие ее загадочное происхождение. Первый заключается в том, что этот вирус является следствием общей деградации биоценоза. В этом смысле рационально мыслящие ученые, изучающие данный вопрос и проводящие параллели между ним и (к примеру) климатическими изменениями, констатируют: вирус COVID-19, его мутации и штаммы — это совсем не изолированный феномен, и реальной модели, позволяющей судить о том, как возникает коронавирус, просто нет. Зато существует предельно сложная система биоценоза (обыкновенно определяемая как исторически сложившаяся совокупность людей, животных, растений, грибов и микроорганизмов, населяющих относительно однородное жизненное пространство, — прим. ред.), и именно она в конечном счете формирует и направляет развитие инфекции.
Второй подход сводится к тому, что никакого фейка нет, все реально, но вопрос упирается в масштабы реальности. В рамках этого подхода допускается, что COVID-19 — это форма новейших разработок вирусно-биологического оружия. На этом делает акцент один из самых крупных исследователей и экспертов по биологическому оружию, американский профессор права Фрэнсис Бойль. Это очень важное замечание, особенно если учесть в 1940–1960-е и отчасти в 1970-е годы биологическое оружие (будем называть его в русле традиционной терминологии) почиталось как разновидность оружия массового поражения. И оно являлось сдерживающим фактором для любого потенциального противника. Но сейчас мы видим перед собой нечто другое: если люди, придерживающиеся второго подхода, правы, то мы являемся свидетелями перехода этого оружия в новую категорию — управляемого оружия. Генетические и прочие разработки, проведенные при изготовлении новейшего биологического оружия, позволяют ему поражать только определенные сегменты населения. К примеру, только голубоглазых, только правшей либо левшей или же, как нам демонстрирует COVID-19, прежде всего людей определенных возрастных категорий (преимущественно пожилых). Если брать во внимание концепцию большой системной гибридной войны, то в ее рамках данное оружие является достаточно эффективным. Почему? Потому что непонятно, как этот вирус возникает. Да, он где-то территориально появился, и мы более-менее способны угадать территорию возникновения вируса. Но нанести по этой территории, например, ядерный или просто бомбовый удар невозможно! Ведь кто из живущих там людей виноват в происходящем? Скорее всего, никто.
Еще одно обстоятельство: новейшее биологическое оружие создает совершенно иной уровень неопределенности для противника, поскольку воздействует не на его вооруженные силы, а на его общество, его социум. Вирус провоцирует появление масштабной паники, распространение неконтролируемой дезинформации, расширение форм неадекватного поведения, психозов, нервных срывов и т. п. Предположим, что пандемия COVID-19 продолжится целый год или более — это усилит ее непредсказуемое отрицательное воздействие на социум, и потребуется совершенно иной уровень управления (а не просто объявление домашнего карантина), чтобы обеспечить стабильность общества. Кроме того, вирус благодаря своим социальным «осложнениям» напрямую бьет по экономике.
Ведь в чем заключается суть большой системной гибридной войны? В том, что победа над противником достигается без применения обычного оружия и без открытого военного столкновения. Вирус COVID-19, или нечто аналогичное, позволяет ударить по противнику, даже не вступая с ним в контакт, и ударить в довольно глобальных масштабах.
И, наконец, третий подход свидетельствует: да, учеными ведутся генетические и биологические исследования — в одних Соединенных Штатах мы можем насчитать несколько тысяч подобных научных лабораторий. Однако утечка вируса, прорыв инфекции в мир не связан с каким-то негативным целеполаганием разработчиков — это чистая случайность.
(Для справки: согласно версии Фрэнсиса Бойля, вирус COVID-19 разрабатывался в специализированных лабораториях США и Австралии, в частности группой ученых университета Северной Каролины. Китайские специалисты, побывавшие в американских лабораториях, невольно заразились новейшим биологическим оружием. По другой точке зрения, они умышленно вывезли вирус в лаборатории Китая для собственных разработок — прежде всего в Институт вирусологии Китайской академии наук, расположенный в городе Ухань. Оттуда и произошла случайная утечка COVID-19, после чего инфекция вышла из-под контроля ее разработчиков — прим. ред.).
В настоящее время трудно отрицать несколько очевидных фактов: то, что в Ухане находится Институт вирусологии, и то, что специалисты этого института посещали американские лаборатории. Я хочу сразу подчеркнуть, что авангардом создания вирусов бактериологического оружия являются Соединенные Штаты. Когда-то мы опережали американцев в этой сфере, но после событий 1970–1990-х годов и гибели СССР российские ученые здорово отстали от своих заокеанских коллег. Сейчас, помимо американцев, в секретных разработках преуспевают китайцы, австралийцы и в определенной степени британцы.
Суммируя, можно сказать, что все три варианта объяснения происходящего в чем-то близки друг другу и равноценны. Не исключено, что было бы логичным рассматривать их в совокупности — как сочетание целой суммы факторов, от усталости и деградации биоценоза до произвольных и безответственных действий властей и ученых. Но лично для меня это складывается в некую угрожающую мозаику. Помните русскую пословицу из народных сказок, когда царь велит: «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Это превосходная метафора развивающегося состояния неопределенности. С COVID-19 то же самое: мы не знаем, что это, мы не знаем, как это возникло и как будет мутировать и изменяться. Ведь в Китае коронавирус вроде бы уже победили (во всяком случае, в Ухане), приняв жесточайшие меры, и что же? Вслед за первой волной, судя по всему, началась вторичная эпидемия. Люди, которые вроде бы уже проболели новейшей инфекцией, снова начинают болеть. Мы видим, что классическая рациональная наука, которая заменила в обществе религию и привыкла все объяснять в понятных терминах вроде «иммунитета», «защитной реакции организма», в данном конкретном случае демонстрирует нам свою неадекватность. Почему у тех, кто уже перенес COVID-19, не выработалось никакой пресловутой защитной реакции? Следовательно, мы не знаем, что будет завтра и когда закончится пандемия.
Применительно к нашей стране я вынужден сказать: мы не готовы к сложнейшей ситуации с COVID-19. Южная Корея или Сингапур, к примеру (где нет ни одного летального случая и введены жесткие штрафы для нарушения карантина в размере 10 тыс. сингапурских долларов или же лишение свободы на срок до шести месяцев — прим. ред.), наряду с Китаем продемонстрировали высочайший уровень мобилизационной готовности и адекватности. С другой стороны, ни в Европе, ни в США люди не были заранее готовы к пандемии, хотя соответствующая информация имелась в распоряжении органов власти. К сожалению, мы по степени готовности оказались ближе к нашим западным, нежели евразийским партнерам.
— Специалисты прогнозируют, что коронавирусом может переболеть не менее 40–50 процентов населения Земли. Если в настоящий момент на планете проживают около 8 миллиардов человек, то нетрудно подсчитать, что около 3,5 миллиарда обречены переболеть COVID-19. Неужели это действительно так? Тогда этому явлению даже трудно подобрать исторические аналогии. Скажем, во время Юстиниановой чумы VI века умерло больше половины населения Византийской империи и едва ли не четверть людей, живших в тогдашней ойкумене. При этом чума не утихала два столетия и периодически возвращалась, собирая новую жатву. Другой страшный пример — «испанка», или испанский грипп, случившийся в 1918–1919 годах. «Испанкой», как уверяют источники, заразились около 550 миллионов человек, или около 30 процентов земного населения. Нетрудно, заметить, что обе чудовищные пандемии случились на переломе эпох: VI век ознаменовал собой окончание античности и переход к эре христианства и единобожия, а начало ХХ столетия — переход от «гуманистической цивилизации» к жестким и массовым авторитарным режимам, «новому средневековью» в терминологии Бердяева. Неужели и сейчас мы стоим на пороге новой эры?
— Надо учитывать, что мир во времена императора Юстиниана I был еще достаточно малолюдным по сравнению с сегодняшним днем — в 540 году, как бы ни была страшна болезнь, она не могла охватить сотни миллионов. Что касается «испанки», то смертность от нее составила, насколько я помню, как раз цифру ближе к 100 миллионам. Но проблема не в этом, а в том, что в обоих приведенных примерах речь тоже шла о биоценозе. Скажем, 540–541 годам тоже сопутствовали резкие климатические изменения, которые стимулировали начавшийся мор. А в ХХ столетии, как мне кажется, нарушение равновесия внутри биоценоза было связано с Первой мировой войной. Не стоит примешивать сюда политические режимы — авторитарные они или нет. До сих пор мы точно не знаем всех факторов, поскольку соответствующих исследовательских моделей на руках у человечества тогда не было, но использование отравляющих газов и вредных химических веществ, массовые убийства людей — все это оказало свое влияние. Во время химических атак гибло гораздо больше бойцов, чем во время атак штыковых. Смерть приходила как бы исподтишка. Так что же общего у вышеприведенных примеров? Это резкое, в огромных масштабах воздействие на биоценоз.
Если же говорить об угрожающих цифрах, которые вы назвали применительно к COVID-19, — это просто один из наихудших сценариев. Вот начинается пандемия, но люди продолжают жить как ни в чем не бывало и ничего не предпринимать, и в результате мы получаем такие апокалиптические прогнозы. Но оказалось, что даже самые элементарные вещи вроде добровольной самоизоляции населения, прекращения глобального транспортного сообщения способны резко сократить масштабы пандемии. Поэтому вряд ли целесообразно говорить о миллиардах или даже сотнях миллионов жертв. Модели, которые показывают возможные сценарии развития пандемии COVID-19, демонстрируют нам эффективность простейших мер — периодически мыть руки с мылом, надевать перчатки и др. Все это работает. Следовательно, даже если рассуждать о пике пандемии, он будет максимум в состоянии охватить 15–20 миллионов человек по всему миру.
Однако, повторюсь, сейчас мы находимся в условиях большой неопределенности и ничего гарантировать нельзя. Самые апокалиптические сценарии, разрабатывавшиеся в январе – феврале, уже не работают. Они исходили из того, как эпидемия развивалась в Китае. А главная проблема этого периода заключалась в том, что возникли противоречия между официальными властями Уханя и правительством Пекина. Говоря простым языком: местные власти Уханя, даже имея информацию о коронавирусе, тем не менее побоялись создавать проблему для пекинского начальства, тем более перед китайским Новым годом. Между тем некоторые эксперты свидетельствуют: если бы еще в декабре в КНР были приняты меры, которые спешно начали внедрять в январе, эта пандемия не вышла бы за границы Китая. То есть не обернулась бы пандемией. Но случилось противоположное: болезнь уже начала гулять по Уханю, а этот город с населением 12 миллионов человек в течение недели не был изолирован от остальной страны. В результате из Уханя сбежали миллионы людей, бо́льшая часть из которых уже являлись носителями вируса (хотя бы в скрытой форме). Из этого мы все должны извлечь уроки, ведь управление пандемией — это рефлексивная модель, которая формируется и меняется на ходу сложного процесса. Впрочем, одно могу сказать точно: апокалипсиса на этот раз не будет. Это еще не армагеддон, но это предупреждение об армагеддоне.
— Случайно ли, что одни из самых страшных пандемий прошлого тоже зарождались на Востоке — преимущественно в Китае, Индии или Египте? К примеру, в Италию эпохи Треченто — Раннего Ренессанса — «черная смерть» пришла опять-таки из Поднебесной (городка Гуанчжоу). Неужели с тех пор ничего не изменилось и тот же Восток «мстит» самодовольной западной цивилизации?
— Понятно, почему многие эпидемии зарождались в Китае или Индии — уже в те века в этих странах наблюдалась особая скученность населения плюс определенные природные условия. Но при этом в Китае устрашающих эпидемий чумы не было — по крайней мере, сравнимых по масштабу с Европой. Почему? Дело не в азиатской «мести». Если мы посмотрим на Европу позднего средневековья и Ренессанса, то мы увидим в бытовом отношении огромное бескультурье, отсутствие санитарии и такие ужасные условия жизни, по сравнению с которыми даже обыденность в каком-нибудь нынешнем Мумбаи покажется высокой, грациозной и прекрасной. Все те критерии чистоплотности и санитарии, которые были развиты в Древнем Риме и вообще в эллинистической цивилизации, даже начиная с создания общественных туалетов и централизованного водопровода — все это было утрачено в средневековой Европе. Никаких общественных туалетов там не было — зачастую ими становились сами улицы, в отличие от того же средневекового Китая, где традиции общественной чистоты тысячелетиями культивировались в социуме и являлись одними из главных критериев культуры. Поэтому не стоит пенять на Китай, коли рожа крива, как можно сказать, перефразируя еще одну русскую пословицу.
Что касается сегодняшней Азии, то мы видим тот же коллективистский дух социума — и в Корее, и на Тайване, и в Сингапуре, и в Японии. Во время больших катастроф и кризисов этот коллективистский дух позволяет быстро мобилизоваться и выглядит гораздо более эффективным, чем индивидуализм. А если мы посмотрим на США? Когда началась пандемия COVID-19, куда бросились американцы? В магазины за медицинскими масками, влажными салфетками, но — самое главное — за оружием! Они стали активно скупать огнестрельное и прочее оружие (продажи винтовок, ружей, пистолетов, револьверов и боеприпасов к ним в начале марта взлетели в Соединенных Штатах в пять раз — прим. ред.)! О чем это свидетельствует? О психологической готовности общества распасться! Не помогать друг другу, а отстреливаться друг от друга. Между тем во время кризисов и эпидемий нужны солидарность и взаимопомощь. И вдруг оказывается, что на Западе с его вроде бы высокоразвитой политической культурой этого как раз нет или же западные страны испытывают острый дефицит солидарности. В этом разница между коллективизмом Востока и «креативным» индивидуализмом Запада.
— То есть мы видим не только деградацию биоценоза, но и деградацию социума.
— В моем представлении в понятие «биоценоз» входит и человеческое общество. Если в логике биосферы человек и природа противостоят друг другу, то в биоценозе как в явлении планетарного масштаба они сливаются. Здесь уместно вспомнить и русского ученого Владимира Вернадского с его определением ноосферы и теорией разумной Вселенной. Так что социум является компонентом биоценоза, причем не самым хорошим.
— Вспышка COVID-19 связана с минувшей аномально теплой зимой — как с одним из косвенных свидетельств деградации биоценоза?
— Общей модели, описывающей деградацию биоценоза, не существует. Конечно, теплые зимы и, конечно же, климатические изменения, а также подспудные непонятные мутации, которые происходят среди вирусов и бактерий, — все это надо принимать во внимание. Но на то они и подспудные, что мы о них не знаем. Следует откровенно сказать: «Ребята, мы очень многого не знаем!» В первую очередь следует отбросить в сторону старый миф под названием «Человек — царь природы». Какой же он царь, если малейший штамм гриппа способен повергнуть в панику всю цивилизацию. Человек не царь — корона сейчас не на нем, а на коронавирусе!
Я всегда исходил из того, что наша Земля — это живое существо, хотя бы по одной простой причине: не может мертвое рождать живых. Есть фауна, флора, люди, микробы, клетки, бактерии. Вся Земля — это огромная площадка, где жизнь зарождается и развивается. Следовательно, планета — тоже предельно сложное живое существо, и в этом качестве она требует отношения к себе именно как к живому существу. Но этого нет. При всем развитии науки и философских систем отношение к Земле как к живому существу потеряно. И оно начало утрачиваться, забываться где-то 400–450 лет назад, а сейчас достигло своего апогея.
— Добавим немного конспирологии: на обложке ротшильдовского журнала The Economist, где обычно публикуются пророческие «головоломки», еще в декабре 2018 года был запечатлен панголин (млекопитающий ящер, которого считают одним из возможных виновников COVID-19). Что это — совпадение? Или Ротшильды, давно мечтающие сократить население Земли, наконец-то нашли способ реализовать свою мечту?
— Я видел это, но не стал углубляться в «ротшильдовскую версию» происхождения коронавируса. Я исхожу из убеждения, что человек скорее многого не знает, нежели знает. Всеведение — не наша черта. Да, конспирология существует, и есть закрытые структуры, которые борются и конкурируют между собой, но все они, какими бы закрытыми и могущественными ни были, в конце концов оказываются неэффективными. Вспомним один простой пример из советского прошлого. Когда-то все считали КГБ суперэффективной организацией. «Родина слышит, Родина знает», — как шутил Сергей Довлатов. И Политбюро СССР мы тоже считали могущественной и всеведущей структурой. А потом вдруг в 1983 году в журнале «Коммунист» появляется статья генсека ЦК КПСС Юрия Андропова со словами: «Мы не знаем общества, в котором мы живем». А как же Комитет госбезопасности? А как же чувство локтя и разлитый по всей стране коллективизм? Нет, оказывается, все это уже не работает.
Заметим, что общество современной России гораздо сложнее советского общества образца 1983 года. И если мы тогда мало что знали о своей стране, то теперь мы тем более не знаем. То же — и в масштабах планеты. Какие бы конспирологические структуры, претендующие на роль «мирового правительства», ни создавались людьми — ЦРУ или Римские клубы, — они все равно толком ни в чем не ориентируются. Как говорил поэт: «Есть Бог, есть мир; Они живут вовек; А жизнь людей мгновенна и убога…»
Мы могли бы говорить о руке условного Ротшильда или кого-либо еще из представителей закулисья, если бы вирус COVID-19 уничтожал только определенные социальные или этнические группы, например только пожилых китайцев или же только бедняков. Но ведь этого не происходит. Даже если мы допустим, что инфекция произведена в секретных лабораториях и Бойль прав, называя ее тактическим биологическим оружием. Но, если это тактическое оружие, — значит, им можно и нужно управлять? А они пока на это не способны.
— Да, следует признать, что вирус бьет не только по бедным и незащищенным слоям населения, но и по самой что ни на есть элите. Заразился 71-летний принц Чарльз, болен пресс-секретарь президента Бразилии Жаира Болсонару и, как говорят, болен сам президент Бразилии. Заразился и уже умер Лоренцо Санс, бывший президент футбольного клуба «Реал Мадрид», заболели актер Том Хэнкс и его жена Рита Уилсон и др. В России в реанимацию с коронавирусом попал певец Лев Лещенко. Совсем недавно стало известно, что заболел и Борис Джонсон. Все это, пожалуй, не те люди, кого Ротшильд мечтал бы видеть своей мишенью по сокращению населения планеты.
— Дело даже не в принце Чарльзе. Вопрос, повторюсь, заключается в другом: можете ли вы контролировать и управлять тем бактериологическим оружием, которое вы используете? Ответ очевиден: не можете. Вирус случайно выскочил на улицу? Но вы же разрабатывали его 15–20 лет? Почему же вы не научились им манипулировать?
Специалисты причисляют COVID-19 к разряду «хитрых» вирусов. Не тех сильнопатогенных вирусов, которые, проникая в организм человека, практически сразу уничтожают его, такие вирусы — «глупые». А «умный» вирус проникает в человека, ослабляет его, а потом вроде как исчезает, наступает видимое выздоровление. Но при этом человек становится объектом воздействия других заболеваний — а в результате COVID-19 он настолько ослаб и потерял иммунитет, что в течение нескольких недель или месяцев после этого умирает (от диабета, гипертонии и др.). Однако в статистику смертей от коронавируса он не попадет. При этом COVID-19 здесь вроде бы и не при чем — он воздействует даже не на человека, а на его иммунную систему.
Так что вирус хитрый, умный, но неуправляемый. Нам он по меньшей мере демонстрирует, в каком направлении работают «мистеры Иксы». Я не хочу называть их Ротшильдами или Рокфеллерами — мы их не знаем.
— Так что же такое COVID-19 — неуправляемая утечка неуправляемого вируса?
— Я бы назвал это управляемой утечкой неуправляемого вируса. Ведь, помимо «сокращения населения», коронавирус может иметь и другие задачи. К примеру, начинается пандемия, и в этих условиях хорошо бы проверить мобилизационную готовность той или иной нации. И как быстро отреагирует данная страна? Вот в Китае инфекция начала проявлять себя в конце ноября-начале декабря 2019 года, а решающие шаги были предприняты в середине января 2020 года. Полтора месяца потребовалось на принятие чрезвычайных решений. А теперь давайте предположим, что все это происходит в условиях войны, когда структура управления разрушена. Тогда последствия для Китая были бы совершенно фатальными. Вопрос заключается лишь в том, на какой стадии большой системной гибридной войны может быть использовано похожее тактическое вирусно-биологическое оружие? Одно дело — как сейчас и совсем другое — в условиях мощного экономического кризиса, который, кстати, на нас тоже надвигается.
Кроме мобилизационной готовности государств вирус дает возможность протестировать воздействие на те или иные социальные группы. Отметим, что в этом плане Китай показал себя замечательно — он подтвердил свой огромный мобилизационный потенциал, очень высокую управляемость и способность использовать новейшие технологические достижения. Было инициировано массовое распространение программ для гаджетов, позволяющих каждому человеку определить, заражен он или нет. Собранная информация собиралась централизованной системой контроля, призванной следить за этим.
— А как вы можете оценить стратегию Дональда Трампа по отношению к пандемии? Общенациональный режим ЧС там ввели только к середине марта.
— То, что сейчас происходит в США, — это, как мне думается, конец Дональда Трампа. Да, американский президент пошел на чрезвычайные меры, но еще в середине февраля он громогласно заявлял, что коронавирус — туфта, фейк-ньюс и что его выдумали лживые демократы. В этом смысле американцы потеряли время.
Если мы обратимся вновь к Китаю, то там, напомню, принятие мер замедлила проблема взаимоотношений между Пекином как центральной властью и региональными властями. Это классическая проблема для вертикальной бюрократической системы, какой она была, кстати, и в Советском Союзе. Но в Соединенных Штатах другая проблема — невероятная по размаху борьба в высшем политическом истеблишменте, а также неэффективность центральной власти, на фоне которой многие региональные элиты штатов показали себя гораздо эффективнее. И это, разумеется, скажется на ноябрьских президентских выборах 2020 года. Нынешние соцопросы показывают, что Джо Байден значительно опережает своего действующего конкурента, хотя еще три месяца назад Байден значительно от него отставал. А с учетом того, что надвигаются экономические потрясения, да и выйти из ситуации с COVID-19 Америке быстро не удастся, Трампу стоит очень сильно понервничать.
— А не может ли коронавирус быть оружием определенных политических кругов — скажем, демократов США вкупе с китайскими «комсомольцами», как иногда называют фракцию высокопоставленных партийных функционеров КНР, выросших из низов, поднявшихся наверх из комсомольских активистов и ведущих свою игру против Си Цзиньпина?
— Я бы согласился с этим, если бы мы задались вопросом: а кому выгодно распространение вируса? Да, этим группировкам выгодно. Но, если ты ввязываешься в войну, ты, прежде всего, должен задать себе вопрос: а как я буду из этой войны выходить? Если запускаешь в мир новейшее бактериологическое оружие, спроси себя: а как я буду им управлять? Когда в 1979 году СССР входил в Афганистан, никто не обсуждал, как мы оттуда выйдем. Впрочем, войдя в Афганистан, одну ошибку мы тут же исправили: мы захватили с собой туда ядерное оружие, но уже буквально через пару месяцев мы его оттуда вывели.
Возвращаясь к своему первоначальному тезису, повторюсь: я все равно не считаю COVID-19 долгосрочной и стратегической рефлексивной игрой. Потому что за пультом управления этой игры никого не просматривается. Да и есть ли он, этот пульт? Ни у американских демократов, ни у китайских комсомольцев, ни у ЦРУ, ни у Кремля никакие рычаги не просматриваются. Биоценоз как высшая сила играет по своим, установленным Всевышним, правилам.
— Насколько готова Россия к пандемии? Владимир Путин только 25 марта выступил с набором чрезвычайных мер — перенес голосование по поправкам в Конституцию, объявил недельные каникулы для всей страны, пообещал выплаты, льготы и др.
— Конечно, Владимиру Путину следовало бы предпринять эти меры несколько раньше, тем более что мы имеем перед собой некий негативный опыт других стран: задержались с принятием мер китайцы — за ними итальянцы, американцы, испанцы и т. д. Понятно, что ключевым моментом для Путина и Кремля в принятии решения о введения ЧС был вопрос о референдуме 22 апреля и о голосовании по конституционным поправкам. Поэтому в головах у этих бюрократов-атеистов была одна молитва: быстрее бы провести референдум, не допустить нагнетания паники, а там уж все будет отлично. Но не удалось дотянуть даже до апреля. Это первое.
Второе: я не уверен, что мы имеем адекватную информацию о реальном положении дел с коронавирусом в России. Косвенно это подтвердил мэр Москвы Сергей Собянин, который на совещании у Путина прямо заявил: реальной картины ни по столице, ни по регионам мы не знаем (буквально: «Дело в том, что объем тестирования очень низкий и реальной картины и в мире никто не знает», — прим. ред.). Я бы посоветовал российским чиновникам исходить из опыта Китая — с того момента, когда после 15 января китайцы стали принимать у себя супержесткие меры, полностью изолировав Ухань, прекратив транспортное сообщение, усадив людей на домашний карантин и введя тотальный мониторинг. Правозащитники по этому поводу плачутся: китайские коммунисты превратили страну в концлагерь! Знаете, лучше на какое-то время в концлагерь, чем навечно — на кладбище! Так что надо не запаздывать, а реально представлять себе картину происходящего.
Но, к сожалению, за последние годы качество российской медицины резко снизилось, да и тестов, позволяющих определить коронавирус, у нас практически нет. А если и появятся, сколько времени уйдет на их внедрение?
— Однако у нашего запаздывания, как я понимаю, есть политические причины?
— Не только. Есть и обычная безалаберность, нежелание принимать меры и давать деньги в регионы — те деньги, которые завтра потребуются для закупки самого необходимого. Сейчас надо срочно открывать одну из наших «стабилизационных» кубышек, но этого не делается. Раздают деньги, но понемногу — пенсионерам, семьям с маленькими детьми.
— Так получилось, что первые новости о коронавирусе, поступающие из Китая, синхронно совпали со сменой правительства в России и вообще с запуском операции «Транзит». Сможет ли теперь Путин довести до логического завершения свои реформы или же COVID-19 внесет коррективы даже в планы прежде «фартового» российского президента?
— Безусловно, возможность таких корректив существует. Поэтому ключевая задача Кремля — не допустить паники. С другой стороны, мы, как и во времена Андропова, не знаем собственную страну. Мир в шоке от количества смертей от коронавируса (к моменту написания материала их было около 23 тыс. — прим. ред.). Как бы это цинично не прозвучало, но проблема сейчас не в том, сколько людей умрет от коронавируса, а в том, что будет после. Как будет развиваться сценарий? Не исключено, что кто-то уже продумывает стратегическую многоходовку, в которой COVID-19 — лишь одно из первых звеньев на фоне развивающегося глобального экономического кризиса. Ведь вот в Китае, наряду с COVID-19, появилась новая инфекция — хантавирус, и от него уже тоже гибнут люди. Взаимосвязаны ли два этих вируса — никто не знает.
— Россия на протяжении своей истории переживала несколько пандемий — от чумы и оспы в средние века до сыпного тифа и холеры в период революций и гражданской войны. И почти каждый раз пандемия накладывалась на внутреннюю социальную смуту. Так удержит ли Путин ситуацию под контролем? Или нам ждать «коронавирусных» бунтов по типу «холерных бунтов», которые уже бывали в России и тоже провоцировались паническими слухами, отсутствием достоверной информации и др.? (Кстати, во время холерного карантина 1830 года Александр Пушкин сидел в Болдино и писал свой «Пир во время чумы».)
— С моей точки зрения (хотя я могу ошибаться), никаких «коронавирусных» бунтов не будет. COVID-19 распространяется по миру, иногда самым катастрофическим образом, как в Италии, но ведь нигде бунтов нет. Почему? Потому что в такие периоды времени возникает, как бы это цинично не выглядело, страх за свою шкуру. Страх за свою семью. И он начинает доминировать над другими страхами. Люди в такой ситуации не побегут бастовать и строить баррикады. Что до холерных бунтов 1830 года, то они наложились на голод в стране и поэтому срезонировали. Чего-то подобного я боюсь и сейчас.
Дело в том, что на нас надвигается период долгосрочной экономической депрессии. По этому поводу аналитики спорят лишь по одному пункту: мы уже вступили в глобальный экономический кризис или только вступаем в него? Абсолютное большинство экспертов согласно: рецессия уже неизбежна. Следующий вопрос: эта рецессия перерастет в большой кризис по типу 1929 года (Великая депрессия), или за счет постоянного вбрасывания денежных средств все рассосется? Я исхожу из того, что не рассосется и впереди полноценный экономический кризис. Неясны только его масштабы — будут ли они напоминать кризис 2008–2009 годов или же все мы почувствуем на губах горький привкус «американского голодомора» 1929–1933 годов? Американцы еще при Бараке Обаме начали готовиться к провалу в новую депрессию: первой фазой для них стал 2008 год, второй — 2013–2014-й. Третья фаза, согласно прогнозу, должна была наступить либо в 2020-м, либо в 2021 году.
В этом контексте коронавирус не является причиной экономического кризиса, он всего лишь триггер. Накопившиеся противоречия и без него привели бы к экономическому обвалу. Но обвал начался сейчас, потому что COVID-19 расшевелил застоявшуюся над пропастью лавину. И теперь мы должны готовиться к долгосрочной негативной ситуации. А с планированием в РФ дела обстоят не блестяще, хотя принят целый закон «О стратегическом планировании». Но он не работает, поскольку нет стратегического прогнозирования. Как можно вообще планировать, если отсутствует достаточный набор сценариев, моделей, необходимых баз данных и др.?
Тем не менее, как я уже сказал, никаких коронавирусных бунтов в России не будет, но в среднесрочной перспективе (полгода-год) страна столкнется с огромными проблемами: экономика будет в тяжелейшем положении, рухнет во множестве мелкий и средний бизнес, а само государство опять может оказаться в полномасштабных долгах. Не забудем, что в период 2008–2009 годов Россия заняла второе место по глубине падения ВВП, при том что тогда еще сохранялись высокие цены на нефть. А сейчас этого нет и не будет.
Полноценная рецессия в мире уже началась, в Германии, в США, в Японии. И в России — тоже. Но наш бюджет, в отличие от германского или японского, по-прежнему в основном опирается на нефтяные доходы, баррель которой сейчас колеблется в рамках 25–30 долларов. В долгосрочной (20-летней) перспективе нефть может вообще уйти из нашей жизни, уступив место заменителям. Баррель может опуститься до 10–15 долларов. Мы готовы к этой ситуации? Или мы вообще о ней не думаем? Если же Кремль будет по-прежнему торопиться с принятием конституционных поправок и заниматься политикой вместо экономики, это может стать дополнительным триггером раздражения для народа.
Что меня пугает в нынешнем положении? Накануне того, как Советский Союз развалился, мы вовсю ругались с американцами и саудовцами. В 1989 году принц Турки ибн Фейсал Аль Сауд, который тогда возглавлял службу безопасности Саудовской Аравии, приехал в Москву. На него очень давили американцы, но принц Турки был умным человеком и не хотел полностью ложиться под США. И он приехал в СССР договориться и найти новую модель игры. Однако в Москве с ним на соответствующем уровне даже никто не встретился.
Сейчас мы снова ссоримся с саудитами. При этом на Эр-Рияд начинает очень жестко давить Вашингтон, чтобы они продолжали выбивать стул из-под России. Так что история повторяется. Новое в ней — только эпидемия коронавируса.
— Все же Россия корректирует планы. Собственно, и 75-летие Великой Победы в связи с коронавирусом оказывается под большим вопросом — праздник планировался как всероссийский и массовый, с грандиозным парадом на Красной площади, а в нынешних условиях это вряд ли возможно.
— Стране нужны какие-то успехи, и в этом ряду задумывалось такое грандиозное мероприятие, как 75-летие. Между тем, как я и сам помню, до 1965 года День Победы не отмечали. Почему? Потому что помнили о цене победы. Я рос на улице, где в каждом из четырех близлежащих домов жили люди, которые воевали, были ранены, но никто из них не любил вспоминать об этом. Мой отец на фронте тоже был ранен трижды. Но ни он, ни его друзья не рассказывали о своем военном прошлом, потому что было им это почему-то горько и неприятно. А потом при Леониде Брежневе был создан культ Победы, и сейчас мы являемся его добровольными наследниками и продолжателями.
Хочу замолвить слово за одну интересную книгу, которая была издана в Китае в конце 1990-х годов: «Почему развалился Советский Союз?» Это большой труд, насчитывающий четыре тома, где китайские ученые анализировали причины «крупнейшей геополитической катастрофы века». Между тем в России такой книги до сих пор не появилось — никто ее не написал. Я говорил об этом с одним большим начальником: «Если вы не хотите создать свой аналогичный труд, то хотя бы переведите его с китайского!» Китайские эксперты ведь постарались подойти объективно, непредвзято, чтобы самим не повторять ошибок России. «Если же вам что-то покажется спорным, снабдите китайские фолианты своими комментариями», — предложил тогда я. Нет, никто ничего не сделал!
Современный капитализм — это гораздо более сложная система, чем прежний социализм. Возьмем тот же Китай: чтобы перейти от достаточно примитивной индустриальной формы социализма, китайцы не стыдятся учиться. Вы знаете, сколько в современной Америке китайских студентов, приехавших учиться современному капитализму? 370 тысяч человек! Они именно учатся, а не твердят о том, что они такие великие, что у них за плечами тысячелетняя цивилизация и т. д. Они понимают, что тайны капитализма внутри, в глубине, и их надо знать, чтобы взять на вооружение, уметь постигнуть с близкого расстояния. А не объявить, как это сделал в свое время Анатолий Чубайс, «эпоху первоначального накопления капитала» знаменем российского капитализма, и на этом успокоиться.
Есть знаменитая цитата Кеннета Боулдинга, одного из создателей общей теории систем: «Единственный совет, который можно дать человеку, думающему о будущем, заключается в следующем: будь всегда готов удивиться!» И в этом смысле мы должны быть готовы удивиться, и, возможно, неприятно удивиться. Коронавирус — это, скорее всего, лишь начало.
— Что стоит предпринять российским регионам в условиях пандемии? Я понимаю, что большинство регионов подчинено диктату федерального центра и обладают очень небольшой долей самостоятельности. Но хоть на какие-то меры самозащиты от инфекции они способны?
— Российским регионам надо сейчас делать то, что уже сделал внутри своих провинций Китай. Надо максимально самоизолироваться. Задача Татарстана в настоящих условиях — проверить свою мобилизационную готовность вне зависимости от сигналов, которые идут от центра.
— Пандемии и кризисы для человека религиозного, верующего всегда имеют провиденциальный, очищающий смысл. Для вас как для мусульманина в коронавирусе есть хоть какая-то провиденциальность?
— То, что происходит сейчас, — это проверка, у кого есть иман, а у кого веры нет. Испытания, которые нам дает Всевышний, подталкивают к ответу на вопрос: «Ты веруешь или нет? В чем ценность твоей веры?» Я говорю «веруешь» в глубинном смысле слова, а не только в контексте чисто религиозных символов и обрядов. Помните знаменитый случай, случившийся с нобелевским лауреатом, доктором Робертом Кохом, открывшим бациллу сибирской язвы и туберкулезную палочку? Как-то на встречу со студентами, журналистами и профессорами доктор Кох принес свои колбочки, в которых содержались бациллы. При помощи этих бацилл можно было заразить туберкулезом тысячи человек. Но на эту же встречу пришел и многолетний оппонент ученого, врач Макс фон Петтенкофер, утверждавший, что все это домыслы и фейки, а сам Кох мошенник, который хочет обмануть нормальных бюргеров. В доказательство Петтенкофер бестрепетно выпил содержимое колбы, где содержались холерные эмбрионы. И не только не умер после этого, но даже не заболел (очевидцы рассказывают лишь о легком недомогании). Почему Макс фон Петтенкофер остался жив? Потому что он был абсолютно уверен в том, что прав, и что на его стороне высшие силы.
Еще один сегодняшний пример: в Индии, где скученность населения практически выше, чем в Китае, коронавирусом, тем не менее заразилось сравнительно небольшое количество человек (около 650 из полуторамиллиардного населения — прим. ред.). Почему? Сами индийцы уверяют, что в их распоряжении имеется собственная кола, которая укрепляет их иммунитет. Правда, выглядит эта кола не слишком презентабельно — я говорю о моче священных коров. Поскольку это сакральные животные, индийцы не употребляют в пищу коровье мясо и молоко. Единственное, что им доступно, особенно в острые эпидемиологические ситуации, — это коровья или бычья моча. Что же их на самом деле спасает от заражения? Я думаю, спасает именно уверенность в целебных и сверхъестественных свойствах этой своеобразной индийской «колы».
В период пандемий не стоит сосредотачивать свои надежды исключительно на скупке запасов гречки и рулонов туалетной бумаги. Если ты так делаешь, ты веришь в гречку и туалетную бумагу. Быть может, в водку и влажные салфетки. Но ты не веришь в Бога. Верить — это означает постоянно думать и осознавать Его. Если же все мысли крутятся вокруг гречки, тогда Бог обязательно исчезнет. Ты становишься полностью беззащитным. И никакая туалетная бумага тебя не спасет.
Американцы считаются, несмотря ни на что, истово верующей нацией, все Штаты пронизаны сетью всевозможных церквей и молельных домов. Но в критический момент американец бежит в магазин и покупает огнестрельное оружие. Значит, на самом деле он неверующий — он надеется не на Бога, а только на кольты и револьверы. Но иман (араб. «вера») не терпит лицемерия!
