Среди многих проблем, сопутствующих нашей спецоперации на Украине, экономика не самая болезненная – да, рост цен и прочее неприятны, но катастрофы пока не наблюдается. С грустными ощущениями от денежной цены на хлеб сопоставимы довольно странные ощущения от моральной цены на зрелища. Слишком многие мастера культуры заняли позицию, отличную от занимаемой большинством граждан.

Вот известный актёр, много раз игравший мужественных разведчиков, милиционеров, героев Великой Отечественной и войны в Афганистане, хотя в своей среде давно имевший репутацию гниловатого, рассказывает: ему стыдно за тех, кому не стыдно за Россию, в издевательства Украины  над Донбассом он не верит, зато в «массовые убийства русскими солдатами мирных жителей Бучи» верит, и вообще «не понимает, что такое сейчас русский народ».

Вот двое русскоязычных, хотя и не русскоподданных ребят (а как их назвать, не мужиками же, если они в пятьдесят с гаком Лева и Шура), за четверть века ставшие со своим творчеством частью повседневной жизни и стандартного застольного репертуара: они сначала увольняют проработавшего с ними много лет сотрудника за поддержку СВО, а затем на концерте требуют завесить траурным покрывалом висящий в зале баннер со словами поддержки в адрес главкома. Не снять: о, это не интересно и не креативно, а именно завесить.

Вот классик русского рока, начавший петь своим неподражаемым дребезжаще-козлиным голосом ещё до твоего рождения. Умело подобранная маска буддийского мудреца, вознесшегося на тибетские высоты и отрешённого от земной суеты, позволяла его поклонникам находить объяснения, когда кумир фотографировался с Саакашвили и создателем сайта «Миротворец» Антоном Геращенко – равный небесам полубог не различает людей, не его ранг разбираться в сортах. Но оказалось, что очень разбирается, и как раз в геращенко-саакашвилевскую сторону. Мудрец, спустившись с вершин, пожертвовал 12 миллионов евро Украине: не украинским сиротам и нуждающимся, а именно государству Украина. Когда же российский журналист на чужбине задал просветлённому простой вежливый вопрос, собирается ли он возвращаться на формальную Отчизну, Будда №2 и гарсон той же нумерации отреагировал со злобой, лишённой намёка на восточную просветленность.

Или вот широколицый, неплохой и, главное, тоже привычный исполнитель, давший вторую жизнь слезоточивой песне из «Генералов песчаных карьеров» к эстетическому удовольствию всей страны и собственному материальному удовлетворению, недаром он эту песню ласково называет «кормилицей». Нынче, такой вот «несчастный случай», исполнитель обвиняет Россию в агрессии, лжи и возведении глухой стены меж собой и «цивилизованным миром».

Тут волей-неволей кто-то может на секунду задуматься – вдруг такое количество талантливых и почти родных людей, так смело выражающих позицию, хотя бы отчасти правы? А если и не поддастся червю сомнения, то затоскует по рухнувшей системе культурных привычек, перешедших уже в инстинкты. Что же вы? Куда же вы? Кто ж теперь вместо вас?

На первый вопрос отвечу – сейчас явно не тот случай, когда массовость, кстати, весьма относительная, равна правоте. И актёрско-певческий талант, точно так же у многих «правдорубцев» довольно относительный, отнюдь не предполагает обязательного патриотизма, высоких умственных и морально-этических качеств. Часто попросту наоборот.

Что же до «смелости»… в государстве, где подавляющее большинство материальных и статусных активов, возможностей и рычагов находятся в руках единомышленников наших «правдорубцев», настоящей смелостью является патриотическая позиция.

В последнее время я несколько раз встречал сравнения России и тех, кто поддерживает спецоперацию, с панками и неформалами – как раз за смелость, оригинальность и стремление плыть прочти течения. Ни капли не претендуя на авторские права, могу сказать, что я ещё лет шесть-семь назад именовал покойного Иосифа Давидовича Кобзона панком за его постоянную помощь Донбассу поездками, концертами, деньгами, гуманитарной помощью. Да, свою роль играли донбасские корни, но это ведь не абсолютная панацея и всеподавляющий фактор, у нынешних стыдящих Россию и стыдящихся за неё тоже обычно российское происхождение. И вот эта прямая и смелая позиция Кобзона была намного важнее его суровой официозности, историй про криминальные знакомства, его кажущейся немодности… хотя почему кажущейся? Кобзон действительно был вне моды, ибо моды приходили и уходили, а «День Победы» с «Мгновениями» оставались и остаются. Но если бы и не оставались – Козбон был и остаётся нашим, панком, нашим панком куда в большей степени, чем претендующие на это «смельчаки».

И Никита Сергеевич Михалков, слава Богу, живой – он тоже панк. Со всей потомственной барственностью и личной царственностью, многократно всеми осмеянной, с любовью к мигалкам и с веером разных неблаговидных поступков, вроде избиения скрученных охранниками нацболов. Мало кто за последние восемь лет сравнится с этим благообразным пожилым человеком, который записывает программы, одетый в красивый костюм, сидя в красивом кожаном кресле и на фоне икон («иконы! Дикость! XXI век на дворе!»). Мало кто столь же откровенно прохаживается по сильным мира сего, вроде Грефа, напоминая им их неблаговидное прошлое и ещё более неблаговидное настоящее.

А на днях моё уважение к Никите Сергеевичу достигло зашкаливающих величин. Обращаясь заочно к стыдливому «генералу песчаных карьеров», он рассказал (хронометраж 41:44 — 43:09) про письмо, написанное ему одним священником. К священнику этому обратилась женщина, чей сын, попавший в украинский плен, вернулся домой с отрубленной рукой и кастрированный, после чего вскоре повесился. Женщина спрашивала, как молиться за сына и проводить поминальные обряды по христианским канонам, ведь самоубийство – это грех… Великий режиссёр открыто сказал то, о чём и раньше знала вся страна и писали военкоры, например, Юрий Котенок. А то довелось, к изумлению, увидеть диковатую суету вроде бы благонамеренных людей на тему «ведь военкоры ничего такого не говорят», каковая суета фактически адвокатирует изуверов.

Почему факты нечеловеческого садизма стремятся умолчать? Чтобы не мешали российской «элите» пытаться договориться с Киевом и считать украинский режим легитимным. Михалков бросил вызов всему могущественному аппарату кощунственного умолчания – попробуйте объявить фейком сказанное обладателем Оскара на государственном телеканале! Да, именно авторитет и вес Никиты Бесогона дают ему определённую защиту от преследования. Но, видя всю мощь сословия, для которого эта правда болезненна, смелость всё равно необходима.

Теперь что касается, «как же мы без несчастного случая с Шурой и Левой в городе золотом с прозрачными воротами и яркою звездой». Нормально мы без них. Недавно К.Cобчак, интервьюируя режиссёра патриотических взглядов Эдуарда Боякова, пафосно воскликнула «на нашей стороне БГ, Земфира и Оксимирон, а на вашей Газманов, Расторгуев и Полина Гагарина». Мне эта восхитительная наглость – «определяем иерархию творцов культурного продукта и затем объявляем неправильными взгляды, которых придерживается низ нашей иерархии» – напомнила заявление главы Международного олимпийского комитета, сделанное в те же дни. Господин Бах, отвечая на вопрос, почему к России из-за спецоперации применяют санкции, которых после военно-геополитических акций Запада не было и близко, сказал: ну ведь тогда мировое сообщество (читай, сам Запад) реагировало по-другому. Да нет, не напомнило – просто полностью одни и те же шаблоны.

Конечно, разрушение искусственного, но устоявшегося стандарта вызывает некоторый болезненный дискомфорт. Однако болезненность эта из числа предшествующих выздоровлению. И – формированию новых, более естественных и здоровых стандартов. Да, с нами Расторгуев и Гагарина, хотя с чего бы их стыдиться. А ещё Григорий Лепс, никак не менее авторитетный и харизматичный, чем БГ, пусть и в другой нише, а главное – более земной и человечный. С нами Александр Михайлов, Николай Бурляев и Татьяна Васильева, Александр Маршал, Александр Розенбаум, Вадим Самойлов, Александр Ф.Скляр, Иван Демьян, Чичерина, Юта. Конечно, с нами одобрительно смотрящий с небес Егор Летов. Которого «Миша» Козырев (болезнь, что ли, у этих либерокеров-рокерусофобов, до старости не выговаривать полное имя?) запрещал на «Нашем», то есть своём личном радио за песню «Общество Память», чтобы спустя много лет истерично визжать противникам отправки Манижи на Евровидение: «Кто угодно может петь про что угодно и представлять кого угодно где угодно». Манижа и Козырев нынче в первых рядах стыдливцев за Россию, что, опять-таки, нимало не удивляет.

И это я ещё приберег напоследок другой важнейший аргумент – пляски на костях русских солдат и брезгливое равнодушие к гибели сотен русских детей, в один февральский миг обернувшиеся рьяным пацифизмом и печалью о слезе ребёнка, обесценивают даже многие реальные заслуги. Вменяемая же гражданская позиция если и не перемещает героя чужого романа в число твоих любимцев, то хотя бы делает в твоих глазах достойным человеком. Ещё резче и справедливее, чем Михалков, тысячу раз всеми, включая меня, вышученный и раскритикованный Евгений Петросян после его выступления перед ранеными бойцами мне куда роднее, чем козлобородый и козлоголосый отправитель миллионов евро на деревню Зелюшке.

Кстати, гражданская позиция может и творческую составляющую заставить окинуть свежим взглядом. Я давно видел, что участник многих петросяновских и околопетросяновских проектов Юрий Гальцев и на сцене не так безнадёжен, как привыкли считать, а за пределами «аншлагов» и «кривых зеркал» так просто душка, интеллигент и скромняга. Сейчас, после того как он тоже выступил перед ранеными бойцами и особенно после его проникновенного интервью изданию «Петербургский дневник», я решил как-нибудь сходить на его выступление. Спасибо, Юрий Николаевич.

Любая плоская «аншлаговская» шутейка и любая тонкая ироничная постмодернистская строчка имеют самостоятельную культурную ценность. Хотя чем гребенщиковская «Трамонтана», начинающаяся со слов «один китаец был мастером подземного пенья, он пел только частушки каждый четверг он ходил в чайный дом, где его поджидали две сестры-хохотушки», ценнее номеров Петросяна – вопрос. Важен, однако, и контекст. Не только политический, и строго творческий тоже. Например, степень искренности этого самого надмирного постмодернизма.

С БГ мы уже выяснили, оставим в покое. Вот вам ещё один свежий пример – Олег Куваев со всеми нами когда-то любимой Масяней. Художник и его рисованная дщерь с группой рисованных единомышленников теперь заукраинствуют на уровне Гордона-Арестовича, приправленного Невзоровым и Билецким, показывая, что весь либеральный иронично-стебный постмодернизм имеет очень чёткие границы. Достаточно нарушить систему жестких табу, сказав, что Крым – это не Украина, Россия имеет право на национальные интересы, а русские дети – на защиту русским солдатом, как глаза наливаются кровью, а безвкусно-аляповатая и бессмысленно-безобидная татуха на щуплой хипстерской руке (сом в панамке на скутере или там надпись на хеттском шрифтом Arial 14 калибра) превращается в свастон или символику одного из запрещённых в РФ нацбатальонов.

Несколько лет назад на литературном семинаре столкнулся с колоритной парочкой: известная в узких кругах поэтка (крымская, что характерно, родом из Херсона) и её верная оруженосица, известная в ещё более узких кругах писателка, написавшая какой-то роман из гуцульской жизни в духе «Теней забытых предков», то ли «Озеро Василя», то ли «Река Тодора» (там одного из героев в молодости рубанули по башке топориком, и он так и ходил всю жизнь с этим топориком, вросшим в голову). Парочка из серии «девушка и её альтернативно симпатичная подруга» (вру – обе как атомная спецоперация). Та, что поэтка, учила через губу «нельзя писать о войне торжественно, можно только как в “Валенках” у Дегена», а писателка сообщила «мы живём в эпоху постмодернизма и значит ОБЯЗАНЫ творить в этой парадигме». Именно так, ОБЯЗАНЫ, капслок чувствовался даже в устной речи. Сейчас, не сомневаюсь, обе заукраинствуют, совсем не в рамках указанной парадигмы. Во всяком случае, творческий учитель поэтки, Александр Кабанов из Киева (используем обратный маскулатив от «поэтки» и назовём его «поэтк») сейчас в первых рядах борцов с «российской агрессией».

Казалось бы, какая вам разница, чей Крым, Донецк или Херсон, если никто там по-прежнему не мешает есть печеньки с лёгкими наркотиками (или мешает ровно в той же степени, что при старой власти), носить дреды и писать невыразимо нелепые бессмыслицы a la «рыбкой пускай плывёт маленький Данте околоплодных вод» или «переводи меня на слух из школы в школу, так водят маленьких старух за корвалолом» (я тоже так могу – «порви меня, роняя тень, частей на пару / как рвёт пьянчугу целый день после бояры», сочинил меньше чем за минуту). Но разница, оказывается, капитальная.

Наверное, я где-то перегибаю палку, где-то упрощаю, а где-то, наоборот, усложняю. Что-то в моих словах порождено эмоциональным фоном спецоперации. Наверное, каждую историю нужно рассматривать индивидуально, причём в обе стороны, как отдельно взятого создателя культурного продукта, так и конкретного его потребителя. Какова объективная значимость певца или актёра и значимость его лично в твоей жизни, какова концентрация несимпатичного содержания в его высказываниях, как часто, с какой охотой и какой безапелляционностью он их делает, что говорил в других политических ситуациях, особенно схожих и с теми же действующими лицами, но другой их расстановкой.

Пожалуй, не надо выталкивать кого-то из лодки огульно и без права на помилование при определённых обстоятельствах. Вот только выталкивают в основном нас самих. У всех, думаю, в памяти недавнее высказывание Макаревича: «Вижу тявканье по поводу уехавших – Аллы, Максима, Чулпан, Земфиры… Это Россия уехала от вас, #удачьё. Потому что Россия – они, а не вы».

Раз нас вытолкнули из лодки, с какого-то перепугу решившей, что она «настоящая Россия», мы поплывём в другой. Против течения, по Вашим же заветам, Андрей Вадимович, пока Вы, словно известно какая субстанция, плывёте по нему. И выплывем, хотя будет очень и очень тяжело.

А Вы, кстати, сами чудак на букву между «л» и «н».

Постскриптум

Стало известно, что лидер группы «СерьГа» Сергей Галанин положил на гитару замечательные стихи поэта Дмитрия Мельникова, посвящённые русским солдатам, сражавшимся за Мариуполь, и вообще всем героям спецоперации:

Напиши мне потом, как живому, письмо,
но про счастье пиши, не про горе.
Напиши мне о том, что ты видишь в окно
бесконечное синее море,

что по морю по синему лодка плывёт
серебристым уловом богата,
что над ним распростёрся космический флот –
снежно-белая русская вата.

Я ломал это время руками, как сталь,
целовал его в чёрные губы,
напиши про любовь, не пиши про печаль,
напиши, что я взял Мариуполь.

Напиши – я тебя никому не отдам,
милый мой, мы увидимся вскоре.
Я не умер, я сплю, и к моим сапогам
подступает Азовское море.