— Влад, как объяснить то, что ВСУ вдруг начали теснить российскую армию: сначала на харьковском фронте, потом взяли Красный Лиман? В чем проблема российской армии: резервы, генералы, личный состав?
— У любой продолжительной проблемы есть только системное объяснение. Проблема в системной ошибке, которую мы изначально допустили, и которая просто начинала со временем сказываться все сильнее, и в итоге привела к сегодняшнему состоянию.
Ситуацию можно разложить на два момента.
Первый – была допущена огромная недооценка противника. Это системный просчет разведки, которая не смогла вскрыть реальное состояние украинских вооруженных сил, их моральное состояние и хотя бы приблизительно ту стратегию, которую украинцы изберут.
В результате мы начали проводить полицейскую освободительную операцию, а уже через две-три недели оказались в состоянии полномасштабной войны.
Второй момент, вытекающий из этой системной ошибки, была ошибка расчета сил и средств. Мы привлекли силы, которые подходили для полицейской операции. Такая операция могла продлиться месяц-два-три максимум, но они никак не годились для полномасштабной войны, в которой мы сейчас оказались.
В итоге, спецоперацию начинала высокомобильная профессиональная армию, которую мы все эти годы строили, которой мы гордились, и которой вполне хватало для решения задач локальных – таких как война в Сирии, война на Кавказе с Грузией или даже операция в Крыму весной 2014 года. Но эта армия никак не годилась для большой европейской войны, в которую мы втянулись. И началось медленное стачивание этой самой профессиональной армии, которое к сентябрю стало критическим.
Не помню, кто из наших политиков сказал, что у нас воюет всего 15% наших вооруженных сил. Это была абсолютная правда. Трагичность этой правды заключалась в том, что это были те 15%, которые мы реально могли на эту войну выставить. Остальные полки, дивизии, армии в это время находились в местах постоянной дислокации, но там служили срочники или те, кто не поехал на войну. Будучи большими по своей численности, они никак не могли быть использованными в силу тех ограничений, которые мы изначально наложили – не использовать срочников, а использовать только профессиональные добровольческие части.
Все это в итоге привело к тому, что примерно к концу июля наш фронт начал приобретать характер «тонкой красной линии», как было сказано в одном известном фильме. Ситуации, когда у нас практически нигде на фронте не было никакого второго эшелона.
И держалось все это только исключительно на артиллерийском превосходстве, которым мы как своим ноу-хау пытались компенсировать численное превосходство ВСУ. За счет этого мы держались, и даже где-то умудрялись наступать.
За это время Украина поняла нашу главную слабость, которая заключалась именно в этой системной недостаточности ресурсов, выделенных на войну, смогла набрать достаточно резервов, обучить их в западных областях страны и за границей.
Они смогли выпросить у Запада оружие, получили это оружие, и в начале сентября эти резервные силы – шесть – восемь бригад бросили в бой, и сразу получили то численное превосходство, которое позволило им прорвать фронты и дальше начинать нас отодвигать.
В этом случае обвинять генералов я вообще считаю абсолютно неприличным. Когда сейчас много пишут и упоминают фамилию Лапина, то это пишут люди, которые никакого отношения к этой истории не имели от слова вообще, потому что Лапин не командовал той группировкой, которая начала продавливаться и отступать.
Лапина кинули туда как пожарного, спасать ситуацию, и он уже что смог, то и сделал. Когда ты берешь прекрасного гонщика «Формулы-1», даешь ему «Запорожец» и отправляешь на «Формулу-1», то ты потом его можешь, конечно, ругать за то, что он не выиграл «Формулу». Но проблема в том, что ты ему дал «Запорожец». Здесь ситуация точно такая же.
Лапин имел в своем распоряжении всего одну батальонно-тактическую группу, которую он использовал для того, чтобы обеспечить недопущение окружения и создать «ворота» для отвода наших войск. Он это смог сделать, и он это сделал, и предъявлять ему претензии за то, что он силами, которые минимум в пять раз уступали украинским, не разгромил их – это просто, считаю, неприлично.
— Какая численность всех украинских бригад, которые были подготовлены?
— Я не являюсь человеком, допущенным к документам разведки, но украинские бригады сейчас практически все стопроцентно укомплектованы в отличие от наших. У нас же процент укомплектованности того, что называется «полками», не превышает 45%, если судить по тем сообщениям, которые идут с мест от блогеров и военкоров.
Если исходить из того, что украинская бригада в среднем 3 — 3,5 тысячи человек, то у них где-то от 25 до 30 тысяч в группировке.
— Ты лично веришь в то, что те 300 тысяч человек, которые были призваны во время частичной мобилизации, сумеют переломить ситуацию в нашу пользу или нет?
— Я думаю, что в ближайшие два-три месяца Украина сможет подготовить еще один такой корпус. По крайней мере, сейчас они закончили его формирование, теперь носятся по всему миру и ищут для него технику и вооружение.
Думаю, что они его найдут, по крайней мере, не очень новое, но найдут. Они получили порядка 150 орудий старых французских и натовских, уже другого — 105 калибра, получают какие-то танки, стаскивают все, что можно.
К декабрю они этот корпус смогут отправить на фронт. Но третий корпус им уже будет сформировать достаточно сложно. По людям они его вытянут, в этом я не сомневаюсь, но, опять же, тяжёлая техника и вооружение является для них огромной проблемой. Слабостью системной, потому что ВПК нет, воюют они, как говорят, в ресторанном деле — из-под ножа. Все, что им дадут, они сразу кидают в бой.
Конечно, если мы хорошо подготовим наши резервы, если мы нормально сколотим их в полноценные дивизии и бригады, то они смогут очень серьезно изменить ситуацию, потому что триста тысяч – это минимум 8-9 корпусов, а не два, как подготовит Украина.
Украинское командование очень хорошо это понимает, поэтому они как раз не пытаются рассказывать, что мы там всех забьем, наоборот, они говорят, что у них впереди трудное время.
Более того, я не сомневаюсь, что вслед за этими трехстами тысячами у нас пойдет еще как минимум одна волна. Я не знаю, какой численностью, но она пойдет. Скорее это будет связано с работой нашего ВПК, который должен будет обеспечивать уже третью волну техникой и вооружением.
Сейчас мы находимся в ситуации, когда первоначальная формула, с которой мы начинали войну — мы успешно сражаемся против превосходящего нас по численности, но уступающего нам технически и по уровню подготовки противника — изменилась. Теперь мы сражаемся против все так же против превосходящего нас по численности противника, но уже неплохо вооруженного и хорошо обученного.
Конечно, в такой ситуации мы победить не можем, и потому ее надо менять. Война становится народной, война становится Отечественной, и соответственно, мы в этом случае должны сдюжить, потому что другого выхода у нас нет.
— Не может ли получиться так, что пока мы подготовим наши резервы, вооружим их и проведем боевое слаживание, украинцы возьмут и отвоюют все территории – Херсон, Луганск, Донецк и Запорожье?
— Они же тоже тратят ресурсы, несут потери. Сейчас они примерно делают то же самое, что мы делали где-то в июне-июле. То есть, они всеми своими имеющимися силами, накопленными, пытаются добиться максимума. Соответственно, они где-то продвигаются, где-то нет, но они постоянно несут потери, они постоянно теряют технику, теряют людей, как говорят на военном сленге – стачиваются.
Безусловно, если они людские потери могут пополнять за счет своих резервистов, то потери в технике и вооружении для них чувствительны. Поэтому я не думаю, что они смогут сохранять такие же темпы продвижения, как это было месяц назад. Если месяц назад они мощно ударили и прогнули нас под Изюмом, то сейчас они в лучшем случае атакуют на некоторых направлениях и продвигаются только локально.
Красный Лиман, они, если не ошибаюсь, штурмовали почти 2,5 недели, прежде чем смогли его взять. А мы туда толком не смогли перебросить ничего, потому что ничего не было кроме небольших подразделений.
Поэтому я считаю, что главной задачей сейчас является укомплектование до полного состава тех полков, бригад и дивизий, которые воюют сейчас. То есть, самых опытных наших резервистов, кто недавно служил, кто имеет боевой опыт, кого не надо долго готовить – их нужно сейчас перебрасывать под Донецк, под Луганск, там на полигонах быстро дообучить и отправлять в боевые подразделения.
Во-первых, они быстро вольются, быстро получат боевой опыт и самое главное — подразделения из полков на бумаге, когда полк под Изюмом занимал оборону десять километров, потому что он на бумаге имел численность 2000 человек, а в реальности в этом полку воюющих было 400-450 человек, развернутся в полностью укомплектованные подразделения.
ВСУ, собственно говоря, и смогли нас прогнуть, поэтому их натовская тактика постоянного давления, когда мобильные разведывательные ударные группы постоянно ищут бреши и заходят в них, режут коммуникации, заводят туда войска и пытаются произвести окружение, была «заточена» именно под нашу малочисленность. Просто мы сидели опорными пунктами как ежи в лесу — тут еж, там еж, а между ними гуляй-тропинка.
— А как ты оцениваешь наш генералитет? Генералы наши соответствуют уровню боевых задач или не соответствуют? Они умеют воевать, понимают, как ведется современная война?
— На генералов вешать ответственность сейчас легче всего. Но это самое простое. И это совершенно не решает проблему! У нас отбор генералов достаточно жесткий, мы за время операции, за 8 месяцев, уже сменили два комплекта командующих округов. Те, кто воюет сейчас – Лапин, Суровикин и еще целая группа генералов, это люди, которые воюют здесь уже полгода и себя прекрасно проявили. В условиях того, что украинцы сейчас имеют полное численное превосходство над нами, и технически у них тоже все неплохо, они, тем не менее, их сдерживают, ведут достаточно успешную оборонительную операцию.
Я не адвокат. И не стану утверждать, что все у нас начальники хорошие. Саша Сладков написал, я с ним полностью согласен – у нас не хватает сейчас нормального военного положения, там, где мы воюем, с соответствующими военными прокурорами, военными расследованиями и самое главное – военными трибуналами, которые могли бы не играть в какую-то судебно-правовую систему с адвокатами, с разборками, а которые жестко по-военному расследовали бы и выносили приговоры.
Оставил позицию без разрешения – езжай на 15 лет, копай руду, или штрафником, в штрафные части. Не смог ты справиться с командованием – слетай с должности с разжалованием и понижением.
Я, кстати, интересный факт напомню, если в начале Великой Отечественной войны за полный развал фронта, было расстреляно несколько генералов, то потом в ходе войны расстрелы генералов были очень редкой практикой, потому что все отлично понимали, и Сталин прекрасно понимал, что подготовка генерала – это штучная работа. На подготовку генерала тратятся многие годы. Если у него что-то не получилось, и если даже он не справился, то это не значит, что его сразу надо ставить к стенке.
У нас куча историй была, когда командующих армиями и корпусами снимали за ошибки и неспособность эффективно командовать и отправляли в итоге командовать дивизиями.
Поэтому снимать генералов надо, но не обязательно их за это сажать. Отправляйте их туда, где нужны люди, где нужно управление на том уровне, на котором они справятся.
Меня очень беспокоит, что в последние дни эта тема стала очень модной – найти виноватых генералов. Мне кажется, сейчас возник очень нездоровый ажиотаж вокруг того, что вполне возможно будут перемены в высшем военном руководстве. За это кресло начинаются уже драки среди тех, кто туда тоже метит. И вот это меня беспокоит, потому что все это вынесено в публичное поле, и это может послужить расколу общества. Это самая опасная вещь, которую нельзя допустить. Замечу, что у украинцев все наоборот – у них все закрыто, у них только официальная точка зрения, у них никто не позволяет даже «мяу» сказать.
— Некоторые горячие головы говорят, что сейчас резервов не хватает. Идет украинское наступление, мы можем все потерять. Поэтому, нужно врезать по ВСУ тактическим ядерным оружием…
— Я думаю, что это бред сивой кобылы, по одной простой причине — ядерное оружие ничего особо не решит сейчас, просто потому, что ядерным оружием уничтожают особо важные цели – командные центры, районы сосредоточения, где находятся не пятьсот человек в засаде, а где компактно сидит какая-нибудь дивизия, или где находятся важные склады.
Во-вторых, Россия в своей ядерной доктрине, и президент об этом тоже заявлял, на себя взяла односторонние обязательства, никогда не применять ядерное оружие против стран, у которых ядерного оружия нет.
Но я для себя не исключаю вариант большой ракетно-ядерной войны. По мере того, как США и НАТО будут все сильнее влезать в эту войну, и если дела пойдут на фронте не самым надлежащим образом, мы рано или поздно предъявим ультиматум США и НАТО. Он будет таким: либо вы вылезаете из этой войны, мы все вместе заканчиваем ее и садимся за стол переговоров, либо мы просто по вам, как по участникам конфликта, наносим полноценный ракетно-ядерный удар, потому что нам все равно нечего больше терять.
— То, что говорил американский сенатор, что Россия может врезать ядерным оружием по польским аэродромам, это не маниакальная паранойя, а вполне может стать реальностью?
— Это частичная реальность, потому что один удар по польским аэродромам в этом случае автоматически будет стартом полноценной ядерной войны.
