Почему Петр Первый отменил в России патриаршество? Потому что ему надоели патриархи. Точнее – их претензия, подчас имевшая разные основания и мотивы, на верховенство церкви над государем.
В принципе, православие тем, в частности, отличается от католицизма, что последний исходит из принципа верховенства папы и церкви над светской властью «мирских правителей». Правда, когда-то в Европе, в 11-14 веках, затяжной конфликт пап и императоров, с одной стороны, помешал сформироваться в полноценном виде новой Римской «Империи Запада», с другой – морально дискредитировал и пап, и тех же императоров, ослабив их и открыв дорогу усилению и возвышению национальных государств во главе с королями, по факту устанавливавшими свои «национальные», хотя и христианские, церкви. В результате национальные правители подчас переставали отдавать в Рим десятину, а подчас – делали самих пап либо своими пленниками, либо заложниками своего политического влияния.
Это, впрочем, отдельная история, хотя важно и интересно в ней то, что становление национального государства по природе своей предполагает в той или иной форме выход из-под влияния наднациональной, «вселенской» церкви.
Россия в своей истории проходила разные этапы отношений светской и церковной власти, государей и митрополитов (патриархов). Патриархат в России был учрежден во времена Федора Иоанновича и Бориса Годунова, имел свою историю и свое назначение, в основном изначлаьно предполагавшее укрепление независимости Москвы от Константинопольского патриархата, но в итоге перепетий Смуты и после возвращения в Россию из польского плена отца царя Михаила Федора Романова – патриарха Филарета – титул патриарха был соединен с титулом «государя».
В России тогда было два государя: царь-государь и патриарх-государь. Что тогда оказалось достаточно удачно, поскольку Филарет, когда-то постриженный в монахи насильно абсолютно светский аристократ и первый московский щеголь, стал по сути «русским кардиналом Ришелье» и, в этом отношении, возможно, не вполне дооценен. Позже на статус государя претендовал патриарх Никон – почему, в частности, и был смещен царем Алексеем, успев устроить раскол в русском православии – тоже, впрочем, отдельная тема.
После этого патриархи от попыток присвоить себе титул «государя» отказались, но испытав, скажем так, соблазн светской власти, на приоритет над царями, в известном смысле претендовали.
Петру Первому пришлось царствовать во времена трех глав русского православия.
Царем он стал при правлении патриарха Иоакима, власть обрел при патриархе Адриане, расцвета своего правлении достиг при местоблюстителе патриаршего престола Стефане Яворском.
Иоаким патриаршествовал с 1684 по 1690 гг., и, во многом благодаря ему, Петр одержал победу в борьбе за власть с правительницей Софьей в 1689 году. Соратник и последователь Никона, Иоаким, с одной стороны, предельно активизировал борьбу со старообрядцами (раскольниками), с другой, хотя и защищал новшества реформы Никона, оставался твердым сторонником старины и всячески возражал и против любого «иноземного влияния», как католического вообще, так и иезуитского в частности, и протестантского и вообще любого: старина и традиция возводятся им в абсолют.
И так уж получилось, что свои надежды на будущее «царство по старине» возложил ни на кого-нибудь, а на Петра: Софья была окружена сторонниками «партии латинян», симпатизировавших и иезуитам, и униатам, а брат Петра Иван Алексеевич для надежд, похоже, просто не годился.
Противостояние с «латинянами» Софьи толкнула его к поддержке Петра, а победа последнего дала основание рассчитывать в благодарность и на полную ответную поддержку его борьбы с иноземным влиянием. Что такое Петр Первый и как он мог к этим идеям отнестись — в общем-то, всем понятно. Правда, иезуитов Петр по просьбе Иоакима все-таки из страны выгнал. А на следующий год после победы Петра над Софьей, после нескольких месяцев (с августа 1689 по февраль 1690) наставлений в духе «не сближаться с латинянами, лютеранами, кальвинистами и прочими иноверцами, … не назначать их на высшие должности ни в армии, ни в суде» – Иоаким из жизни ушел.
Занявший его место Адриан был его правой рукой и последователем, поклонником старины и борьбы с иноземным влиянием – но с Петром оказалось общим стремление и к исправлению накопленных нелепиц в обрядах и установлениях, и стремление к развитию образования и просвещения: то есть в культурно-образовательной сфере они с Петром, в отличие от Иоакима, сходились, но в политическом Адриан Петра поддерживать часто отказывался: и отказался постричь в монахини первую жену Петра Евдокию Лопухину, и заступался за стрельцов, выступая против их казни. В общем, раздражал Петра все больше и больше.
Когда в октябре 1700 года Адриан умер, Петр почти демонстративно отказался приехать на его отпевание. И решил с новым патриархом повременить, подумать, нужен ли он вообще, местоблюстителем назначив Стефана Яворского, ближайшего помощника киевского митрополита, почти случайно оказавшегося по его поручению в Москве и также случайно получившего поручение произнести в январе 1700 г. проповедь на похоронах боярина и генералиссимуса Шеина.
Выходец из Киево-Могилянской коллегии, принявший униатство, учившийся в католических монастырях и университетах в 1680-е годе, в 1687 он вернулся в Киев, принес покаяние за униатство и вернулся в православие. Проповедь была красивой, Петру понравилась, как понравился и в западном стиле образованный Стефан, контрастировавший с носителями «московской старины», и Петр поручил Адриану назначить Стефана иерархом какой-нибудь великорусской епархии недалеко от Москвы. Стефану меньше всего хотелось переезжать из Киева в Москву, но в апреле его назначили митрополитом Рязанским и Муромским, а через полгода как раз умер и Адриан, и Петр объявил Стефана местоблюстителем святейшего престола – назло «московским».
Потом, правда, оказалось, что хотя сторонников «церковной старины» Стефан своим западным образованием и «латинянской ученостью» и распугал – на уровень сподвижника Петра в модернизаторстве не подходил: западное образование давало определенную склонность к новому, но «латинянская» схоластичность для смелости места не оставляла.
С Петром его, как и Адриана, сближало стремление к распространению образования и просвещения в России, более того – он был един с ним в вопросам общеполитического внешнего плана, представлениях иб укреплении государства и в военной политике, но установки католичества на верховенство церкви и ее самозначимость вели к пусть и не ярому, но стремлению оппонировать Петру.
Даже более – Стефан в какой-то момент стал говорить, что единственной надеждой России считает царевича Алексея и пытался заступиться за него в роковом для того процессе. Петру это стало надоедать все больше, и уже лет через десять после назначения Стефана он ввел в церковных судах должности государственных контролеров, а в примерно с 1715 года стал демонстративно высмеивать церковную обрядность и симпатии к протестантству.
Возможности и полномочия Стефана шаг за шагом сужались, а в 1721 году Петр подумал и решил избавиться от патриаршества как такового, лично возглавив русскую церковь, для текущих церковных дел учредив Синод и сделав Стефана его формальным президентом. На практике от дел отстранив и передав их Феофану Прокоповичу, однозначному стороннику верховенства императорской власти над церковной.
Петру надоели и претензии церкви на власть, и патриархи, каждый из которых имел свои достоинства – но и свои политические недостатки.
Иоаким был противником Софьи и окружавшей ее католической партии, но защитником старины и противником иноземного просвещения и участия иностранцев в модернизации России – как, впрочем, и самой модернизации России. А главное – в духе Никона претендовал на власть над царем.
Адриан принимал идеи необходимости расширения и реформы образования, которые в итоге, через двадцать лет, привели к созданию Академии Наук – но пытался противодействовать Петру в строительстве сильного государства и борьбе с политическими врагами.
Стефан был образован и европейски обучен, открыт просветительским замыслам, поддерживал меры по укреплению государства и петровские войны – но следовал католической традиции принципа верховенства церкви и даже в публичных проповедях, используя схоластические построения, высказывал неодобрение практическим действиям и поведению Петра.
Каждый из патриархов (включая и местоблюстителя) как человек имел и плюсы, и минусы, с которыми можно было бы мириться, но каждый имел главный уже институциональный статусный минус – они представляли церковь и в том или ином виде – и как явный противник всего нового Иоаким, и как умеренный просветитель Андриан, и как западно-образованный просветитель Стефан – хотели утвердить власть церкви над царем и государством.
Петр испробовал три варианта церковного начала: от предельной православной ортодоксальности до католической схоластичности – и понял, что ни с какой церковностью ему не по пути. Ему мешали не Иоаким, не Адриан, не Стефан – ему мешала претензия церкви на обладание истиной, представление о религиозной детерминированности мира. Это представление встало на его пути к времени и веку рациональности – и он ее сокрушил. Он еще не мог церковь и религию отменить – и сделал более изощренно и жестоко: он их превратил в своих служащих, чиновником по поручениям, направив созданную им империю по пути нового времени, рационализма и модернизации.
Сказав: «У мира нет внешнего господина. И лишь люди могут решать, каким быть их миру – и какой быть России».
