Доставка
Раскрыв большой конверт и достав из него книжку Альгирдаса Палецкиса «Наручники на мысль», охранница-почтальон укоризненно покачала головой и сказала: «А меня мама учила бережно обращаться с книгами».
Для такого заявления у нее были основания — у книжки были оторваны обе обложки. Потому как твердой обложкой книги в Таллинскую тюрьму можно только передавать, а вот посылать — нельзя. Поэтому человек, приславший мне книжку, по моему же совету обложки оборвал. Времена нынче отнюдь не буколистические, так что имени человека не называю. Но пусть знает, что я ему благодарен. А почтальону я ничего не ответил. Промолчал.
Про то, что у Альгирдаса вышла книжка, я узнал из его письма. Все время, что он был под стражей в тюрьме, «Политкорректор» и я, его автор, требовали свободу Палецкису. Еженедельно. Что потом стало одним из камешков, запущенных в меня прокурором — мол, он же готовы шпион, раз за шпионов вступается.
Чуть позже я получил письмо от человека, который книжку уже прочитал и высказался о Палецкисе так: «Яот него вовобще в полном восторге, бог мой, какой мудрый и прекрасный из него был бы президент Литвы! Да только у нее сейчас такие люди совсем не в чести, увы… »
Именно этого человека я тем более не называю, поскольку подобные заявления — явное вмешательство во внутренние дела Литвы. Тянет на статью. С точки зрения литовских особистов, разумеется.
Короче, книжку я ждал и дождался.
Читательская конференция
Прочитав книжку позвонил еще одному человеку, предложив обсуждать ее, вспомнив на время позабытый нынче жанр «читательская конференция». Обсуждение, на мой взгляд, было необходимым потому, что «Наручник на мысль» невольно задала стандарт для подобного рода литературы, в наших широтах доселе не распространенной.
Чего ждать от подобного рода книг, мемуаров, публичной полемики, философских эссе, предвыборных платформ, ковыряния в юридическихкрючках, попыток оправдаться или даже просто сведения счетов? Или акцент следует делать на передаче социальных навыков, вдруг ставших насущными — что можно, а что нельзя передавать в тюрьму, как записываться на свидания, как организоваться для поддержки политзхаключенных и т. п.
Оказалось, что «конференция» уже началась и вовсю идет. В IMHOCLUB. org. Всего-то делов — записаться на выступление.
Важно: заранее прошу прощения у тех авторов, что выступили со своими рецензиями до меня. На случай, если вдруг повторю их мысли. У меня еть уважительное обстоятельство — я в тюрьме.
Пандемия
Тема «Влияние пандемии на уголовный процесс и тюремное заключение» еще ждет своего исследователя, но один из аспеутов поднят АП (это Альгирдас Палецкий, а не Администрация Президента) совершенно справедливо. А именно: основанием для заключения под стражу во время следствия является то обстоятельство, что поодозреваемый может скрыться от следствия, уехав за границу. Но граница офицально на замке — пандемия. Как говориться в таких случаях, вы или плавки наденьте, или крестик снимите. Однако судья этот совершенно логичный вывод проигнорировал(а).
Подтверждаю: не только мой защитник Владимир Садеков, но и защитники всех воров и наркоторговцев, с которыми мне довелось общаться в отделении для «запретных»(запреты на звонки, свидания, переписку), поднимали во время пандемии этот вопрос. Безрезультатно. Пандемия — она где-то там, а уголовный процесс — здесь. Но маску не снимайте!
Очевидно, что этот вопрос требует законодательного регулирования. Я даже пытался связаться с депутатами Рийскогу(об этом потом).
Добавлю: пандемия в тюрьме резко ужесточает условия заключения. Например, отменяются подходы к холодильнику. Вообще «магазин» — 2 раза в месяц. Летом все скоропортящееся надо съесть за день. При этом нормы никто не пересматривал — печень как было два кило в месяц, так и осталось.
Война, кстати, тоже влияет на условия заключения. Портреты вот Путина и Ким Чен Ыра нельзя вывешивать. Приказ директора.
Закрытый процесс
АП и его защитник потратили много усилий на то, чтобы добиться открытого процесса. Безрезультатно. При этом закон четко регулирует, в каких случаях суд может объявить процесс закрытым. Как я понял, ни одного из обстоятельств позволявших суду «зарыть» процесс, в деле не было. В частности в деле не было никаких государственных тайн, раскрытие которых общественности могло бы навредить … чему-то там.
Свой случай в параллель приводить не буду, так как это займет много места, но суть та же: требовал открытого суда — без толку.
Важно: «закрытие» процессов по политическим делам можно и нужно прогнозировать. В интересах «государственной безопасности», разумеется. «Закрытием» процесса обвинение добивается минимум двух преимуществ. Первое: удается скрыть, что само обвинение высосано из пальца. Второе: обвинение общается с общественностью, ты — нет. И к моменту, когда, собственно, предъявлять доказательства, они уже не важны, ибо в глазах общественности ты уже виновен. Судебный процесс имеет свою информационную партитуру и, если ты опоздал со своим выступлением, то полугодом — годом позже оно уже никому не интересно.
Это, разумеется, не все преимущества, которые извлечет прокуратура из «закрытого» процесса, но эти два — главные.
Важно: в политических процессов нет и быть не может никакой «джентльменской игры игры»; «Ты сядешь!» — сказал мне при первом «свидании» Александр Теотс, второй по значимости человек в Охранной полиции Эстонии. Поэтому на «закрытость»надо отвечать «утечками», предпочтительно через журналистов. Те имеют право не разглашать источники.
Важно: книги, подобные «Наручникам на мысль» — отличная возможность выпрпвить информационный дисбаланс. То, что неинтересно СМИ, вполне может оказаться интересным вдумчивому читателю.
Цели обвинения
Тут речь пойдет не о действительных целях, опорочить, посадить, списать со счетов, ограбить, пустить по миру и т.д., а о соответствии действительных целей формальным. Это важно потому, тут у обвинения, как правило, проблемы.
Эстонский УК (буквально — «Кодекс о наказаниях») вообще не содержит статьи, под названием «Цели наказания». Зачем? Все наказывают, а мы чем хуже?
Какя-то попытка сделана в Законе о тюремном заключении, но вялая, поэтому обратимся к теории. Цели наказания, конечно, со временем менялись, но в последнее время бесспорными являются т. н. общая и частная превенции. Частная — это чтобы ты так больше не делал. Общая — чтобы другие, глядя на тебя, так не делали.
Присмечательно к казусу АП общая превенция выглядит, как инструкция для Иванушки-дурочка. Чего НЕ должен делать нормальный литовец, изучивший дело Палецкиса? Он не должен встречаться в неустановленное время в неустановленном месте с неустановленными лицами.
Словарь конфликта
Потенциально это самый важный раздел книг о политических процессах, потому что порлитические преступления ВЫДУМЫВАЮТСЯ, в связи с чем передача опыта о ВЫДУМКАХ крайне важна. Поэтому чуть подробнее. И о словаре, и об используемых приемах.
АП в каком то смысле повезло — его судили за классический шпионаж. Это — реально существующее преступление; за шпионаж можно и нужно карать. Содним уточнением — если это действительный шпионаж. И с подобного рода делом действительно может справиться адвокат по уголовным делам.
Сбор информации о здоровье Юрия Меля — это не шпионаж. («Политкорректор» и последовательно требовали ему свободы, так что при случае поздравьте, пожалуйста, мужика с выходом на волю!). Это, повторюсь, не шпионаж, а гуманизм. И это, разумеется, никакая не государственная тайна, в худшем случае — врачебная. Но, по версии обвинения, информация эта, переданная России, поспособствует последней в очернении Литвы. А это уже «гибридная» война. Чувствуете, как запахло «государственной безопасностью»?
Тем не менее, процес над АП обогатил словарь политических процессов одним бесспорным шедевром. Цитат из книги стараюсь избегать, но тут не удержусь: «Он нацелился на самое чувствительное место нашего общества!»
О как! Я не большой знаток извращений, но хватать общество за «чувствительные места», и даже просто прицеливаться к ним … Альгирдас, как ты мог?!
Понимание важности словаря конфликта у АП есть, и есть целая соответствующая глава — «Жемчужины», найденные в приговоре Шауляйского суда.
Важно не дать этому словарю легализоваться, ибо в чьих терминах проходит конфликт — тот, считай, и победил.
В моем случае это была реальная битва, и могу с гордостью сказать, что я ее не только выдюжил, но и выиграл. От большинства придумок обвинительного акта в решении суда остались только клочки. В частности обвинение тестировало на мне «дискредитацию», «высмеивание», «гибридную войну», «пропагандистские издания», «деятельность по влиянию», «агент влияния», «полезного идиота», «связность», «кремлевские нарративы»… Про дискредитацию пришлось прочитать суду целую лекцию, потому что тему знаю хорошо — разработал, когда писал монографию «Компенсация морального ущерба в Эстонской Республике». Так как тема актуальная (см. посадки за дискредитацию российской армии), то написал об этом здесь, в тюрьме, отдельное руководство и отослал на волю. Пользуйтесь.
Пару слов о приемах и обвинени, и защиты. Государственный прокурор Иенна Омблер в моем деле составил обвинение в чисто пропагандистском стиле. А именно — на 38 страницах текста основные СЛОВА повторялись в среднем по сто раз. «Российская Федерация» — около четырехсот раз! Я подсчитал и предоставил расчеты адвокату. Тот перепроверил «поиском» и эта цифра вошла в акт защиты. РЕАЛЬНЫЙ обвинительный акт в пропаганде не нуждается.
Многого я добился, апеллируя к презумпции невиновности, требованию соблюдения моего достоинства и обвинению прокурора в дискриминации. Действительно, почему телепередачам(приложил список) можно высмеивать государственные учреждения Эстонии, а мне нельзя? Почему уважаемый прокурор называет мои гонорары за статьи в российских СМИ «так называемые гонорары»? И так далее.
Благодарности
АП выделил их в отдельную главу. Я бы не стал, хотя к своим помощникам, сочувствующим, спонсорам благодарность испытываю не меньшую. Не говоря уже о родственниках. Но в политических процессах таких людей, как оказывается, очень много. И кто-то из них в главу «благодарности» не попадет. И будет обидно. Но даже не это главное. Времена нынче… Зачем поставлять враг (а нарушитель прав человека — это враг!) список «шпионской сети»? У меня на процессе прокурор Тайви Перн четко дал понять, кто пойдет за мной следующим.
Что не вошло в рецензию?
Понимая, что время выступления в рамках «читательской конференции» ограничено, не вошедшее в текст прочерчу тезисно.
- Спасибо АП за то, что напомнил про «принцип Гейзенберга». Будет время, напишу научную работу «Спецслужбы Прибалтики, как объект исследования»;
- чем «тюремное заключение» отличается от «лишение свободы»?
- режим «под стражей» реально тяжелее, чем просто «тюремное заключение», особенно под «запретами»;
- компьютер в тюрьме. Например есть доступ на сайт парламента Эстонии, но вот доступа к стенограммам заседаний нет. Также нельзя отправить письмо члену Рийскогу — а хотелось!;
- отличия от российских тюрем;
- отношения адвокат — подзащитный. Роль адвоката в «закрытых» процессах;
- неочевидное: книг о политических процессах следует ожидать только от тех, кто не пошел на сделку с прокуратурой;
- на самом деле обвинению репутация государства — по фиг. Это показывает на конкретном примере(фото госсекретаря США Майка Помпео для опознания как члена «российской шпионской сети») АП, в том деле тоже есть несколько примеров;
- проблематика «исключенной противоправности» и гротескное «законодательство» от АП. Если непонятно, то я не виноват — проблема на самом деле научная;
- медицина в тюрьме. Не могу удержаться: в семе тоже есть «семейный врач». Мы, зеки — одна большая дружная семья;
- вести дневники — обязательно. АП, например, образцовый политический заключенный. Прочитал философа — записал в дневник думы о прочитанном — взял следующего философа;
- какой точности следует ожидать от подобного рода книг? Вопрос не праздный, потому как сами книги могут при необходимости быть использованы, как доказательство определенных гипотез, в суде;
- символика преступлений против государства. В частности, может ли приговор по преступлению против Эстонской Республики выноситься… именем Эстонской Республики? Государство тут и потерпевший, и обвинитель, и судья, и еще решение выносится именем себя…
Заключение
В книге АП есть глава «Заключение перед заключением», но написана она не им, а издателем. Почему — понятно из названия.
Вместе с тем я имею предложить именно стандарт заключения для подобного рода книг. Я долго думал над тем, как же сравнять кармический счет с преследователями («преследование», как преступление). Угрозы исключены — засадят. Оскорбления исключены — засудят. И вот меня осенило: проклятия! Проклятия в наших широтах неподсудны. В случае судей проклинать надо не просто «судью N», а … «уважаемого судью N» — чтобы не привлекли за неуважение к суду.
Проклятие может быть как абстрактное, так и конкретное. Например, — «Чтоб тебе всю жизнь из окна сквозило, как мне в СИЗО Лукишкас!»
Судьи ведь пожизненно назначаются…
Введение/предисловие
А вот предисловие, ИМХО, должен писать специалист по стигматизации, газлейтингу, буллингу, перепектициду и еще 100500 новомодным терминам, в которых я совершенно не разбираюсь. Чтобы сразу было понятно, что автор — герой. У меня есть такой знакомый специалист, могу черкнуть адресок Галине Саподниковой, если она решит продолжить серию. Вот Юрий Мель из тюрьмы вышел.
Сергей Середенко, правозащитник, член Прибалтийского отделения Изборского клуба. Таллинская тюрьма.
