Самые яркие события прошлой недели и как минимум первого полугодия, как ни странно, произошли не на линии боевого соприкосновения – хотя были с ней связаны самым прямым образом и вновь подтвердили нехитрую мысль «зона СВО – это вся Россия».

К противостоянию с Украиной, не являющему гражданской войной в строгом смысле, но имеющему определенные ее своеобразные черты, едва не добавилась гражданская война внутри формальных российских границ.

Могу сказать за себя, и так вместе со всей передовой живущего сейчас в режиме повышенной боевой тревоги. Мысль о перспективе проливать не просто русскую, а кровь товарищей по оружию была настоящим кошмаром на протяжении целых суток.

При этом еще один парадокс, гражданская война не стала бы следствием революции в самом прямом и строгом смысле слова. Революция, если она истинная, а не верхушечная и меняющая лишь декорации и набор верховных лиц, – явление крупномасштабное, общесоциальное, пронизывающее и раскалывающее всю структуру общества, напрямую касающееся десятков миллионов людей, выносящее на первые роли не просто жаждущих повышения статуса членов текущей элиты, а маргиналов, статусом обделенных вовсе.

Мятеж Евгения Пригожина в самом узком понимании – именно всплеск недовольства о статусе члена верхушечной прослойки, какими бы мотивами он ни руководствовался и как бы их не описывал. В более широком – это требование справедливости по отношению к себе ЧВК «Вагнер». Группы храбрых, пассионарных, доблестных людей, однако из нескольких десятков тысяч, а не миллионов людей.

И одновременно вагнеро-пригожинское выступление, не будучи настоящей революцией, обнажило и обнаружило великое множество настоящих признаков предреволюционной ситуации. Оно стало не их следствием, но их фонарем.

Многое из увиденного было понятно уже по предыдущим сериям конфликта «Вагнер»-Министерство обороны и по СВО в целом. Сейчас мы стали свидетелями всех проблем в концентрированном виде и на фоне не только Донбасса и линии фронта, а всей России.

Жители занятого «вагнеровцами» Ростова отнеслись к внезапным гостям по большей части нейтрально-доброжелательно, многие вообще восторженно.
Да, скорее из-за их сложившегося героического образа, удачно раскрученного в массовой культуре, а не из-за самого «марша справедливости», но все-таки.

Кстати, полицейским, покинувшим центр города на время «гастроли оркестра» и вернувшимся лишь после отъезда «гастролеров», достались куда более неприязненные эмоции граждан, вплоть до криков: «Предатели!».

Да, некоторые ростовчане, подходившие к «вагнеровцам», осуждали их, называли их предателями и мятежниками, идущими против президента.

Некоторые-немногие.

И ведь давно было понятно – если долго отучать народ от политики и активной гражданской позиции, чтобы он не выходил против власти, есть риск, что он затем не выйдет и за нее.

Налицо был если не паралич, то крайняя слабость и растерянность системы и государственного аппарата в деле отпора маршу на Москву (если оставить за скобками версию о «многоходовке», цели и состав участников которого наблюдателями-конспирологами описываются по-разному).

Те же решения, которые принимались, часто были неоднозначными. Чего стоит идея бросить на нейтрализацию «оркестра» чеченский «Ахмат», реализация которой могла превратить Ростов в Грозный-1995 наоборот, с понятными вынужденными симпатиями большинства горожан, даже недовольных предыдущих гостями.

Хвала Всевышнему, «ахматовцам» хватило если не такта, то чутья ехать очень размеренно и встретить известие о разрешении конфликта в дороге.

Сложно определить, как повел бы себя Е. Пригожин в случае успеха своего «марша», хотя, допустим, к единоличному захвату верховной власти он и не стремился.

Настораживали и его предыдущие заявления, вроде необходимости оборонять уже освобожденные в ходе СВО территории, а не идти вперед, и особенно последнее интервью перед «маршем», где адекватная критика хода спецоперации сопровождалась странными нападками на сам факт ее проведения: «Зеленский хотел договариваться», «Донбасс последние годы особо не обстреливали», «все началось из-за корыстности российских олигархов и честолюбия верховных лиц, решивших войти в историю».

Все это так и останется в сослагательном наклонении.

На поверхности советы, что необходимо сделать политикам, власть удержавшим. Какие нужно принять кадровые решения, давно назревшие и ожидаемые армией (мое тому свидетельство изнутри), экспертами, обществом.

И, конечно, точечными кадровыми шагами, пусть даже важнейшими, и одним военно-силовым блоком, пусть даже краеугольным для страны сейчас, дело далеко не ограничивается.

Нужны изменения такой глубины и ширины, к которым система, боюсь, не готова и после субботнего стресс-теста. Как бы, наоборот, не случилось еще большей заморозки, грозящей через год-другой испытаниями еще жарче.

Я меньше всего хочу слыть Кассандрой, глашатаем дурных вестей и предсказаний. Но еще лет семь-восемь назад, когда даже в Ростове, находящемся в паре сотен километров от Донбасса, многие считали, что происходящее в Донбассе «далеко и нас не шибко касается», я говорил: «С таким отношением рано или поздно Донбасс придет в Ростов, а затем и дальше».

Пришел. Пока что, по счастью, легким мимолетным мазком.

И если мы не хотим, чтобы мазок стал полноценной копией, и чтобы не мирный Донбасс жил и трудился в составе сильной благополучной России, а вся Россия стала продолжением кровоточащего бедствующего Донбасса, менять страну нам все-таки придется. Очень серьезно и вдумчиво. Иначе беды не избежать.

Станислав Смагин, политолог, публицист, замполит батальона имени Ильи Муромца