Пушкин для меня — одно из главных свидетельств существования Бога.
К тому же Пушкин показывает, что Господь любит Россию, и в новейшей истории заранее указал нам все пути.
Идите, мол, не запутайтесь.
В «Капитанской дочке» и в «Дубровском» (и в «Песнях о Стеньке Разине») всё есть про Пригожина, в «Полтаве» (и в «Клеветниках России») — про украинский конфликт и европейские ценности (и антиценности), в «Евгении Онегине», в «Руслане и Людмиле», в «Повестях Белкина», в «Медном всаднике», в «Маленьких трагедиях» есть про всё остальное.
Пушкин — мироздание с беспримерной четкостью линий, его архитектура абсолютна и гармонична.
В Пушкине есть стихия освобождения и вольности и есть абсолютное государственное чувство.
Людей учат в школе Пушкину, но они до сих пор не могут взять в толк, что эти вещи могут совмещаться. Что можно болеть и за декабристов, и за государя и быть притом абсолютно честным.
Нет, вылупят глаза и повторяют, как обухом по голове ударенные: «…Они же мяте-е-е-ежники…»
Человеку Пушкиным даны ноты и струны, а он дергает за одну, извлекая всю жизнь однообразный звук.
Ну, почитай же Пушкина, ну, возносись над косностью своей!
В нескольких шутейных поэмах Пушкина есть описания того, до чего могут довести себя «служители культа» в своем иной раз слишком земном упрямстве, при всём том, что Пушкин — истинно христианский поэт и мыслитель.
Пушкин растворен в православии, он светится.
В рукописях тридцатилетнего Пушкина читаем: «Не допускать существования Бога — значит быть ещё более глупым, чем те народы, которые думают, что мир покоится на носороге».
Пушкин не просто «наше всё».
Пушкин за нас. Пушкин за наших. Пушкин — в Бахмуте и далее везде.
На фото — он действительно в Бахмуте.
Теперь Киев. Пушкину нужен Киев.