Пелевина иногда упрекают в том, что он берет сюжеты классических произведений и облекает их в новую фактуру модернизированным русским языком. Упрек в этой части надуман. Сюжетные построения мировой культуры — литературы, живописи, театра — кочуют из века в век. Что такое весь Ренессанс, как не новое прочтение древнегреческой мифологии и библейских сюжетов? Театр вообще тестирует, часто эпатажно, границы осовременивания. Вспомним и недавнюю дискуссию о ремейках классических советских фильмов. Независимо от споров, новые поколения литераторов, режиссеров, живописцев будут вновь и вновь обращаться к фундаментальным мифам, архетипам, синдромам и комплексам. Иногда это будет наивно, как в том наблюдении, что он не знал, что всю жизнь говорил прозой. Но так будет всегда. И всегда будет приковывать внимание читателя и зрителя та история, которая таит нечто всеобщее, вечную трагедию. Будь то Ромео и Джульетта, Отелло, Макбет, Король Лир, или подвиги Геракла, Троя, Карфаген, Фауст, Прометей, Дон-Кихот… Упоминаю то, что и сегодня на афишах или обращается в текущей аналитике. И вовсе не имею в виду, что эпатаж нового прочтения имеет право на любую дичь под флагом «свободы творчества». Закон, этические нормы, вкусы диктуют свои границы, не всегда сбалансированно.
Но вернемся к Пелевину и Шекспиру. Точнее — защитим современного писателя авторитетом самого Уильяма Шекспира. В качестве примера возьмем его трагедию «Король Лир».
Мало кто знает сегодня, что легенда о короле Лире и его дочерях возникла еще до нашествия англосаксов в Британию в V-VI веках. Не исключается, что она появилась и раньше, до завоевания Британии римлянами в I веке до н.э. В любом случае, изначально это была сага британских кельтов. Ее не раз пересказывали, и до Шекспира даже поставили нравоучительную пьесу — в 90-х годах XVI века. Именно она послужила исходным материалом для Шекспира. Получился шедевр на века. Одна из самых пронзительных его трагедий.
Но сказать, что Шекспир сплагиатил было бы кощунством. Что сделал Шекспир, переписав заново древний сюжет?
Во-первых, он не ограничился темой неблагодарности дочерей, слитой с недальновидностью самого отца, не различившего лицемерие Гонерильи и Реганы и искренность Корделии. Параллельно им развернуты сюжеты ожесточенной и коварной борьбы за власть, несколько судеб. Особо — Глостер. Кстати, линия Глостера была заимствована Шекспиром из романа Ф. Сиднея «Аркадия». Словом, из семейной драмы Шекспир сделал эпическое произведение, где один из нервных узлов — человек и власть. Этот сюжет неустанно разрабатывается и поныне. Пушкин А.С. его специально исследовал в «Медном всаднике», «Истории Пугачевского бунта», «Руслане и Людмиле».
Во-вторых, Лир у Шекспира переживает феноменальную эволюцию. От взбалмошного властителя, устроившего состязание излияния добрых чувств к себе, до сошедшего с ума горемыки. Шекспир до сих пор управляет чувствами читателя, сначала негодующего, а в финале сострадающего до слез несчастливому старику. Прошли века, а чувства те же. Даже если публика иная. Это замечал ведь и профессор белой и черной магии Воланд, характеризуя москвичей, которых лишь немного испортил «квартирный вопрос».
В-третьих, Шекспир ввел в повествование шута. Одной его фразы достаточно, чтобы снова перечитать пьесу: «Если бы я взял монополию на глупость». О чем речь? Во времена Шекспира все отрасли экономики монополизировали придворные фавориты. Шут и острит — даже глупость монополизировали. Когда Лир вроде бессвязно говорит «нет, они не могут запретить мне чеканить деньги», он акцентирует главное право короля — на денежную эмиссию, без которой и войско не нанять.
Сегодня бы можно сказать, что Шекспир ввел «наблюдателя» в квантовом пространстве, «рефлексивного агента» в перипетии трагедии. «Знатные люди любят потешить себя правдой». Шут — особый тип верности, оттеняющий верность Лиру в качестве короля, человека, сумасшедшего, самообманывающегося. Галерея «верных» — особый слой трагедии. Это не только Корделия, Кент и Глостер. Им противостоят «неверные», готовые на любой обман, подлость, преступление.
В-четвертых, Шекспир радикально перерабатывает все содержание легенды. Для примера — эпизод, где Корделия говорит о своей преданности супругу, что вызывает гнев отца. В одном из первоисточников Корделия была готова сказать о своей любви к отцу, но решила промолчать, когда услышала такие же, но лживые, лицемерные по смыслу слова сестер. И таких моментов — много. Настолько, чтобы даже мысли упрекнуть в «заимствовании» не возникло. Напротив, изучение этих «нюансов» — крайне познавательное занятие. Строго говоря, культура и представляет собой накопление и непрестанное осмысление и переосмысление некоторого набора вечных сюжетов. На это имеет право и современный писатель, оставляя документ своего времени.
P.S.: Не удержусь от пары цитат из «Короля Лира», в переводе Б.Пастернака.
Глостер: «Вот они, эти недавние затмения, солнечное и лунное! Они не предвещают ничего хорошего…Любовь остывает, слабеет дружба, везде братоубийственная рознь. В городах мятежи, в деревнях раздоры, во дворцах измены, и рушится семейная связь между родителями и детьми. Либо это случай…, когда сын восстает на отца. Либо как с королем…Тут отец идет против родного детища. Наше лучшее время миновало. Ожесточение, предательство, гибельные беспорядки будут сопровождать нас до могилы…Или вот еще пример. Благородный Кент изгнан. За что? Только за то, что он честен. Удивительно!»
Кент: «Я вам доверю существенную тайну. Мира нет
Меж герцогом Корнуэльским и Альбанским,
Как это не скрывают до сих пор.
У них, как и у всех владык, есть слуги,
Привязанные к ним на первый взгляд,
Но в сущности — французские шпионы.
Они доносят своему двору
Все сведенья о нашем королевстве.
Там знают все: о герцогах, об их
Раздорах, о суровом обращенье
Со старым вашим добрым королем.
Да и том еще, пред чем все это —
Одни цветочки. Верно лишь одно:
В истерзанный наш край явилось войско
Из Франции. Наш недосмотр помог
Им высадиться. Не сегодня завтра
Они, подняв знамена, вступят в бой».
Однако не буду более утомлять читателя «лонгридами». Не времена Шекспира в конце концов.
