В чудесном московском дворце, в Доме Пашкова, состоялся XVII съезд Союза писателей России. Он выбрал своим председателем Мединского Владимира Ростиславовича, избрал правление, заглядывал в будущее.
Случилось небывалое чудо. Государство впервые за тридцать лет обратило внимание на писателей, представляющих огромный массив художников – любящих, страдающих, льющих слёзы, проклинающих, обожающих.
Было время, когда государство интересовали только банкиры. Потом государство обратило внимание на ракетчиков. Затем государство обратило внимание на аграриев. Потом на артистов, режиссёров, музыкантов.
И вот наконец — на писателей. И простёрло свою длань. Этой дланью стал Владимир Ростиславович Мединский — писатель, историк, опытный управленец.
Сегодня Союз писателей нищ. Писатель беден, зачастую плохо одет, у него нет личных автомобилей, он сводит концы с концами. Его положение не сравнить с тем, что было в советские времена, когда писатель был барином, его узнавали на улице, гаишники отдавали ему честь и прощали нарушения. У писателей была своя собственность: были Дома творчества, детские сады, санатории.
Но мало вернуть писателям украденную у них собственность, мало обеспечить писателям хорошие книжные издательства. Хотя это огромная, почти неисполнимая задача, которая поставлена Мединским.
Самое сложное сегодня – это восстановить литературный процесс, возродить те энергии, которые побуждают художника чувствовать себя частью огромной русской культуры, частью писательского сообщества, дают возможность видеть друг друга, видеть свои произведения в зеркале критики, в зеркале общественного сознания. Это тонкие и мучительные процессы. Ведь литературный процесс похож на мартен, который должен работать круглосуточно. Останови мартен — и всё его содержимое застынет, надо будет из него выкалывать омертвелые слитки.
Годами литературная жизнь у Союза писателей отсутствовала. Нет рецепта, как её восстановить, как запустить процесс, какое это должно быть колдовство. Станет ли кудесником новый секретариат Союза писателей, или у кудесника не будет имени?
Всегда отношения государства и писателя складываются сложно. Отношения власти и художника — это основная проблема, которая стояла и в советское время, и она встанет сегодня. Как взаимодействовать художнику и государству, которое сегодня протягивает писателям свои даяния?
Есть периоды в жизни художника и государства, когда они совпадают в своих ощущениях мира. Как правило, это происходит в периоды испытаний, войн. И сегодня, когда идёт война, русские художники самых разных направлений солидарны с государством, поддерживают государство. Художник не смеет сказать в адрес государства скверное слово, потому что оно будет воспринято народом как предательство, как измена.
Но бывают и другие времена. Когда интересы и взгляды художника и государства не совпадают, когда они прямо противоположны. Это трагические времена. Это времена, когда несогласный, нигилистично настроенный художник получает от государства такие удары, что пропадает, его уничтожают. А государство, которое не имеет поддержки художника, писателя, начинает медленно истлевать, чахнуть, угнетаться.
Как сложатся отношения художника с властью? Как сложатся эти отношения, когда закончится война, когда прекратят грохотать орудия, когда перестанет проливаться славянская кровь, когда наступит мирная тишина? Грохот развития, грохот перестройки мира будет оглушительней, чем сегодняшний грохот орудий. Писателям нужно предвидеть эти сложные времена.
Сегодняшний Союз писателей начинает своё движение не от предшествующего очень важного съезда и даже не от того времени, когда стал распадаться большой Союз, и образовалось множество мелких. Он начинает своё движение от события, которое не следует забывать.
Это событие произошло в августе 1991 года, в те проклятые дни, когда армия Язова убежала из Москвы, оставив Москву пустынной. И на улицы защищать государство не вышел ни один коммунист из миллионной армии коммунистов, не вышел ни один солдат из своих казарм, ни один комитетчик. Окна в здании на Лубянке горели, и на глазах комитетчиков уничтожали их кумира Дзержинского, который качался в стальной петле.
И только русские писатели в ту августовскую ночь заперлись в своём дворце, в своём храме на Комсомольском проспекте, забаррикадировав окна и двери, потому что Евтушенко, который говорил «поэт в России — больше, чем поэт», видимо, решил продемонстрировать это, захватив Союз писателей России, и выкурить из этого дома русских писателей, которых тогда называли русскими фашистами.
В эту ночь, забаррикадировавшись в своём дворце, мы ждали нашествия. Мы пели песни, читали стихи, молились, пили водку, сквернословили. И отстояли свой дом. Но мы отстояли не только свой дом. Мы отстояли честь Государства Российского, отстояли честь русской художественной литературы.
Впереди интереснейшее, мучительное, грозное и, может быть, трагическое время. Потому что Россия, у которой отняли территорию, отняли народы, уничтожили русскую индустрию, оболгали советскую победную идеологию, потеряла четыреста лет своей истории. Нам придётся всё это компенсировать в кратчайшее время. Это потребует огромного напряжения народа. Это будет схватка. Не все в этой схватке будут на стороне русского ренессанса. Будут противники, будут сомневающиеся. Но это будет удивительная пора: у художника, у писателя возникнет целая панорама героев. Это герои-мученики, подвижники, ренегаты, изменники; появятся свои Чичиковы, свои Обломовы.
Мы находимся на удивительном этапе. Впереди нас ждут не розы. Нас ждут духовные снаряды, духовные атаки, духовные наступления.
Русское государство нуждается в грандиозном очищении. Мы должны очиститься от тысяч самых разных скверн и двигаться вперёд. Это очищение и будет нашей духовной войной, в которой писателям есть место и есть пространство.
